Карточный домик (Сборник рассказов) - Сирил Корнблат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До свиданья… и спасибо.
Сначала она поехала домой, чтобы собрать свои вещи. Мать и отец ждали ее в кухне.
— Грязная шлюха! — сказала мать.
— Подумать только, и это моя дочь, — добавил отец.
Не говоря ни слова, она проехала через комнату и поднялась вверх по аппарели к себе в спальню. Собралась она быстро: кроме книг, у нее почти ничего не было. На обратном пути через кухню она задержалась ровно настолько, чтобы сказать "до свиданья". Лица родителей вытянулись.
— Погоди, — сказал отец.
— Погоди! — закричала мать.
Арабелла выехала на улицу, даже не взглянув в смотровое зеркало.
Оставив позади Макадам-плейс, она направилась в городской сад. Несмотря на поздний час, там еще были люди. Сначала она сняла шляпку-шлем. Потом-автоплатье. Арабелла, освещенная мигающим светом рекламы Большого Джима, стояла в центре собравшейся толпы и ждала, когда приедет кто-нибудь из полиции нравов и арестует ее.
Утром ее препроводили в резервацию. Над входом висела надпись:
ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН
Надпись была перечеркнута свежей черной краской, и над ней наскоро выведена другая:
НОШЕНИЕ МЕХАНИЧЕСКИХ ФИГОВЫХ ЛИСТКОВ ЗАПРЕЩАЕТСЯ
Страж, который ехал слева от Арабеллы, свирепо выглядывал из-за своего ветрового стекла.
— Опять забавляются, нахалы, — пробурчал он.
Говард встретил Арабеллу у ворот. По его глазам она поняла, что все в порядке, и тотчас оказалась в его объятиях. Забыв о наготе, она плакала, уткнувшись лицом в лацкан его пиджака. Он крепко прижимал ее к себе, она ощущала его руки сквозь ткань пальто. Глухо доносился его голос:
— Я знал, что они следят за нами, и дал им возможность поймать нас в надежде, что они сошлют тебя сюда. Поскольку они не сделали этого, я надеялся… я молил бога, чтобы ты пришла сама. Дорогая, я так рад, что ты здесь. Тебе здесь понравится. У меня коттедж с большим садом. В общине есть плавательный бассейн, женский клуб, любительская труппа…
— А священник? — спросила она сквозь слезы.
Он поцеловал ее.
— Священник тоже есть. Если поторопимся, то застанем его, пока он не ушел на утреннюю прогулку. Они вместе пошли по тропинке.
К.О'Доннел
Как я их обследую
"… если так будет продолжаться и дальше, то, на мой взгляд, к 2000 году все население страны разделится на тех, кто получает пособие по безработице, и тех, кто его выдает. Середины, по-моему, быть не может. Достаточно ознакомиться со статистическими данными…"
Окружной инспектор департамента социального обеспечения города
Нью-Йорка. Январь 1964 года
Чтобы добраться до этого типа, мне пришлось влезть на пятый этаж. Черт знает что, можете мне поверить. Невеселенькое место — эти старомодные трущобы. А уж дорожки на ступеньках! Вековой давности и скользкие, как черт знает что. Но я не жалуюсь. У каждой работы есть свои минусы.
Я несколько раз постучал в дверь и услышал, как он там ворчит и покряхтывает. Старая история — они не любят, когда их подымают с постели. Я подождал, а потом забарабанил в дверь кулаком и раза два выругался. Никогда не надо позволять им думать, будто они что-то значат.
Это помогло. Дверь приотворилась, и в щель высунулась голова и плечи. Он был небольшого роста, подтянутый, с ясными глазами. И выглядел моложе, чем мне казалось, когда я читал его заявление.
— Что вам надо? — спросил он. Угрюмо. Опасливо. Обычная история.
Я показал ему черную тетрадь, которую держал в одной руке, и мою служебную карточку, которую держал в другой.
— Государственная инспекция. Обследование в связи с вашим заявлением.
— Но я же подал его только вчера. Я думал, что на предварительное рассмотрение требуется не меньше недели.
— Это новый метод. Мы стараемся не задерживать рассмотрения новых заявлений, а потому собираем данные заранее.
Тут я несколько отклонился от истины: просто его заявление заинтересовало меня сразу же, как только его положили на мой стол. Хотя каждый год через мои руки проходят сотни, этот обещал что-то новенькое.
— Ну хорошо, войдите, — сказал он и открыл дверь.
Я вошел. Комната была гнусная, неописуемо гнусная. Эти люди живут как свиньи, просто трудно поверить. Мусор по всем углам, смятая газета, объедки. Ну и прочее в том же роде. Этому невозможно найти оправдание. Он заметил мой взгляд и сказал:
— Я совем деморализован. Ну и внутреннему хаосу начинает соответствовать внешний беспорядок.
Интеллигент. Я кивнул, открыл тетрадь и, осторожно ступая, вышел на середину комнаты, чтобы начать опрос. Мы никогда не садимся там, где сидели эти люди. Остерегайтесь крыс и насекомых! Так нас инструктируют.
— Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал я. — Во-первых, имя, адрес и так далее — все точно так, как указано в заявлении? Джон Стейнер, 36 лет, адрес этот?
— У вас же все это есть. Вчера у меня взяли все данные.
— Но мы обязаны проверить, действительно ли человек один и тот же, — сказал я. — Иногда они подсылают вместо себя кого-нибудь другого, сочиняют целую биографию. Мы должны охранять интересы налогоплательщиков.
Прежде чем он опомнился, я достал дактилоскоп, открыл, взял его за запястье, прижал его большой палец к подушечке с тушью, а потом к карточке под крышкой и убрал дактилоскоп.
— Согласно правилам, — сказал я.
— Да, — ответил он, — полное обезличивание индивида — вот что это такое. Неужели вы не могли сначала предупредить меня, что вы собираетесь делать?
— Некоторые возражают, — сказал я. — Они понимают, что попались.
Я открыл его анкету и, поглядывая на него, прочел описание. Оно довольно точно отвечало его внешности.
— Ну, а теперь несколько вопросов, — сказал я.
— С вашего разрешения я сяду.
— Вы больны? Не можете стоять? Вам нужно отдохнуть?
— Ничего подобного, — сказал он. — Просто я предпочитаю сидеть, когда со мной разговаривают.
— Если вы очень больны, то, возможно, мы сумеем поместить вас в категорию получающих полную компенсацию. Никакой разницы для вас и больше денег для нас, — сказал я.
— Я не болен. Просто у меня угнетенное настроение. Впрочем, для вас это не составляет никакой разницы.
"Для вас" он почти выкрикнул. Без этой угрюмой враждебности дело никогда не обходится. И если извлекать из нее удовольствие, ее можно считать только плюсом. Я так и считаю. Отлично уточняет наше положение по отношению друг к другу. Ненависть означает страх и уважение, а я люблю, когда меня боятся и уважают.
Он сел на старый стул посредине комнаты. Проеденная молью обивка, ощущение крохотной ползающей жизни под ветхой кожей и так далее. Он закурил сигарету и выбросил спичку в окно.
— Нет, — сказал я, — никаких сигарет.
— Простите, не понял.
— Я не люблю, когда курят, — сказал я. — И люди в моем присутствии не курят. Во всяком случае, люди, подающие заявления о пособии. Погасите ее.
— Нет.
— Выбросьте ее, — сказал я.
— Не выброшу, я люблю курить, — голос его стал визгливым.
— Чудесно, — сказал я. — Я ухожу. Мы проведем это по графе "взятые назад заявления".
Он уставился на меня. И понял, что я говорю серьезно. Помедлив, он выбросил сигарету в окно.
— Так-то лучше, — сказал я.
— А ведь вы наслаждаетесь этим, верно?
— Чем?
— Властью. Агрессивным характером вашей работы, Она открывает перед вами определенные возможности, дает выход вашему…
— Хватит, — сказал я. — Анализ моего характера мне не требуется. И мы сразу покончим со всем, если вы не заткнетесь.
Поскольку он проиграл первый бой, вторая схватка не затянулась. Он опустил глаза.
— Профессиональное образование? — спросил я.
— Социолог, — сказал он.
— Ну конечно!
— Это же все есть в анкете, которую я вчера заполнил, — добавил он.
— Я уже вам сказал, что проводку здесь мое собственное обследование. Отдел приема заявлений и инспекционный отдел — вещи совершенно разные. Собственно говоря, для меня вы вообще не существуете, пока не докажете мне обратного. Почему вы подали заявление о пособии?
— Как вы думаете, почему? Я безработный.
— А на что вы жили до того, как подали заявление?
Он посмотрел на меня почти умоляюще.
— Я же все это уже объяснял, — повторил он. — Я же вам сказал.
— "Обследователь единолично решает правомерность и необходимость выдачи пособия. Отдел приема передает заявления обследователю для выяснения обстоятельств и вынесения заключения". Достаточно? Или процитировать дальше?
— Нет, — сказал он.
Наверное, вот тут я его и сломил. Он словно осел на стуле и весь ушел в себя, не замечая, что по рукам у него что-то ползает. С ним оказалось справиться легче, чем с большинством из них. Вспомнив его анкетные данные, я даже удивился. Однако, если учесть ситуацию в целом, именно они-то все и объясняли.