Двое с «Летучего голландца» - Брайан Джейкс

Дей обнял жену.

— Ничего, ничего, милая, пойди, выпей чайку. А я схожу за нашими документами.

Блодуин, увидев, что к ним направляется Смизерс, крикнула мужу через плечо:

— Бумаги на верху гардероба, в синей шляпной коробке!

Смизерс приближался бодрым шагом, весь сияя. Он весело поднес руку к полям шляпы.

— Доброе утро, мадам! Опять хороший денек выдался, верно? Не слишком ли я рано? Хочу заказать завтрак и большой чайник чая.

Блодуин выпрямилась во весь свой немаленький рост и с высоты верхней ступеньки крыльца сверкнула глазами:

— Ступите хоть одной ногой на наше крыльцо, и я сломаю метлу об вашу башку!

Смизерс поспешно ретировался на площадь, где начал шпынять и обличать своих помощников. Блодуин еще несколько минут постояла в той же воинственной позе, но потом, тяжело вздохнув, опустила метлу и оперлась на нее. Чапелвейл, эта маленькая деревушка, которую она так любила, будет уничтожена! Совсем скоро площадь опустеет, почта, лавки — мясная, мануфактурная, продовольственная, посудная, — все эти небольшие, чистенькие магазинчики, с затейливо разложенными за чисто вымытыми окнами товарами, закроются, будут ждать, когда их снесут, а их владельцы переселятся кто куда.

Колеса прогресса сравняют с землей даже Дом призрения, дремлющий в тени высоких развесистых деревьев. Сколько детей, зажав в кулаке монетки, весело прибегали в чайную лавку за мороженым! А как часто наведывались сюда пожилые леди посидеть и поболтать за чашкой индийского или китайского чая с пирожными или горячими сдобными булочками… Все они вскоре станут лишь воспоминанием. Но каким сладостным для нее! Блодуин Эванс уткнулась в подол фартука и зарыдала, оплакивая потерю своего дома!

Глава 45

В окне адвокатской конторы часы показывали половину десятого. На чапелвейлской площади собралось много народа. Как и предсказывал Смизерс, день выдался хороший — ветерок едва чувствовался, а солнце улыбалось на безоблачном голубом небе. Однако на площади, хотя здесь и собрались почти все жители деревни, царила тишина.

Персивал Боу стоял под руку со своей дочкой Мод. Понизив голос, они беседовали с судьей, землемером и своими юристами. Немного в стороне собрались инженеры — проектировщики и основные держатели акций, прибывшие из Лондона. Эти тоже тихо переговаривались, то и дело бросая из-под тента взгляды на встревоженные, опечаленные, враждебные лица жителей деревни.

Смизерс чувствовал себя обойденным и не у дел, он пытался присоединиться к беседующим под тентом, но тщетно. Нервно потирая руки, он подошел к мистеру Боу.

— К сожалению, чайная лавка сегодня закрыта, а то я послал бы за освежающими напитками, — сказал Смизерс, но под холодными взглядами Мод и ее отца сразу стушевался. Потирая толстым пальцем вспотевшую под воротничком шею, Смизерс с извиняющимся видом добавил:

— Я собирался пригласить всех к себе, но служанке, знаете ли, вздумалось взять день отдыха… Ха, ха!

Звучному голосу мистера Боу позавидовали бы многие распорядители похорон.

— Это я вижу, сэр! По вашим письмам я не так себе представлял сегодняшнюю встречу! Сколько сейчас времени?

Смизерс угодливо вытащил из кармана жилета свои громадные часы:

— Без двадцати десять, Перси… О, мистер Боу! Без двадцати десять, сэр!

Персивал Боу поправил жемчужную булавку в галстуке.

— Эти деревенские простаки так и будут торчать здесь на площади целый день и пялиться на нас как стадо баранов. Не думаете ли, что следует их взбодрить? Я имею в виду, что они будут рады получить выплату за свою собственность сегодня. Пусть даже это маленькие деньги.

Кроме Смизерса, обратиться к собравшимся было некому.

Смущенный до крайности, чувствуя, как ухмыляются за его спиной приехавшие из Хэдфорда рабочие и возчик, он вышел из-под тента, встал перед толпой и прочистил горло. Затем, словно выступающий на политическом митинге, поднес обе руки рупором ко рту.

— Э… э… доброе утро… э… э… прошу меня выслушать. Предлагаю вам выстроиться в очередь, ха… ха… Не устраивайте давки и толчеи. Мы начинаем выплату денег тем, кто имеет при себе соответствующие бумаги и документы.

В толпе никто не шевельнулся. Жители Чапелвейла молчали.

Смизерс заговорил снова, на этот раз в его голосе звучали заискивающие нотки.

— Ну, давайте, двигайтесь. Это для вашей же пользы! Прямо здесь, передо мной, выстраивайтесь в очередь. Давайте начнем! Кто первый?

Из чайной лавки раздался голос Блодуин Эванс:

— Для нашей пользы, Смизерс? Уж не в родстве ли ты с Иудой? Он продал Господа за тридцать сребреников! — выкрикнула она в окно своей спальни.

Рабочие из Хэдфорда громко захохотали, кто-то захлопал в ладоши.

Смизерс бросил злобный взгляд наверх, в окно Блодуин, и вернулся под тент.

— Они и не думают строиться в очередь, — встал он перед мистером Боу. — Может, вы что-нибудь предпримете?

Боу через плечо Смизерса еще раз оглядел собравшихся на площади. Мужчины, женщины, многие с детьми на руках — никто не шевелился.

— Подождем еще полчаса. А потом я попрошу одного из моих лондонских юристов зачитать официальное объявление. Если кто-то из этих тупиц так ничего и не поймет, пусть стоят здесь хоть до ночи. Тем временем приедет судебный пристав с помощниками, он будет раздавать еще не выплаченные деньги, а потом приступит к выселению. Если потребуется — силой!

И мистер Боу повернулся к Смизерсу спиной. Тут он заметил на площади какое-то движение.

Девушка и мальчик вели под уздцы лошадь. В двуколке сидели четыре женщины, одна — с младенцем на руках. За двуколкой следовали четверо мужчин, юноша и громадный черный Лабрадор. Немного поодаль от этой странной процессии шагал полицейский сержант и дружески раскланивался с жителями деревни.

У мистера Боу отлегло от сердца. Наконец-то эта деревенщина зашевелилась. Он прошел к столу, стоящему перед тентом, и поманил своих коллег.

— Займите ваши места, джентльмены, идут наши первые клиенты.

Два юриста, судья и чиновник заняли свои места за столом. У чиновника в руках был портфель с бухгалтерской книгой и пачкой заверенных почтовых денежных переводов. Мод Боу попыталась что-то прошептать отцу, но он не стал ее слушать. Изобразив на лице фальшивую любезную улыбку, мистер Боу обратился к вновь прибывшим:

— Очень приятно видеть разумных рассудительных людей! Надеюсь, ваши документы при вас?

Не обращая внимания на мистера Боу, Маккей прошел мимо него к столу. Адвокат выглядел щеголем — свежевыбритое лицо, накрахмаленная белая рубашка, тщательно отутюженные брюки и фрак. Положив на стол кожаную папку, он раскрыл ее и вынул большой, очень древний на вид свиток.

Глядя поверх стекол пенсне, он учтиво обратился к сидящим за этим столом:

— Кто из вас судья?

Судья посмотрел на него поверх очков.

— Я, сэр. Назовите свое имя и с чем вы пришли.

Хотя накрахмаленный мистер Маккей с трудом сдерживал нетерпение и обуревавший его азарт, он громким и ясным голосом, слышным во всех уголках площади, объявил.

— Сэр, мое имя Филипп Тисдейл Маккей, я стряпчий и дипломированный член коллегии юристов, являюсь адвокатом миссис Уиннифрид Уинн, проживающей в Чапелвейле. От ее имени я уполномочен заявить, что вышеупомянутая леди предъявляет свои права на всю деревню, все земли в пределах ее границ, на все жилые дома и деловые помещения, а также на все земельные участки, примыкающие к оным.

Наступила такая тишина, что, оброни кто-нибудь булавку, все услышали бы. Затем судья спросил:

— Полагаю, сэр, у вас есть доказательства, подтверждающие столь необычное заявление?

Мистер Маккей ни на секунду не отрывал взгляда от пораженного представителя закона. Картинным жестом он протянул назад правую руку с открытой ладонью. Вперед выступили Эми с Алексом, они подняли тяжелый свиток, развернули его и вложили в блиставшую аккуратным маникюром руку адвоката. Свиток был длинный, из тончайшего пергамента, с него свисали разноцветные шелковые ленты: синие, золотые и пурпурные. Ленты были скреплены печатями из красного воска, украшенными золотыми медальонами.

Маленький мистер Маккей словно стал выше ростом. Его голос торжественно разнесся по площади, будто призывы городского глашатая:

«Да будет известно всем моим подданным — дворянству, вассалам и йоменам, что сим я воздаю должное доблестным деяниям моего вассала капитана Кэрэна де Уинн, при пленении французского флота и нашей победе при Слейсе. Капитан де Уинн преданно и честно служил своему государю и стране и храбростью многих превзошел.

Сим жалую его многими землями нашей доброй Англии, которые отныне надлежит именовать Чапелвейл. Кэрэн де Уинн, его сыновья, дочери и все последующие, носящие имя де Уинн. да будут господами этих земель и владеют ими без пошлин и десятин до тех пор, пока живет и здравствует наше Королевство. И да служит род де Уиннов Богу и Англии во веки веков.