Ожидание Двойной Кошки - Иван Афанасьев

Я обходил дом за домом, находя везде схожую картину. Где-то протух и заплесневел готовый обед, где-то лежало горкой выстиранное белье, которое хозяйка так и не удосужилась развесить сушиться. Я вернулся к дому Оксенга, деревенского знахаря и замедлил шаг у дверей. Этот запах я не мог перепутать ни с чем другим. Задержав дыхание, я осторожно заглянул внутрь. Тело Оксенга, облепленное мухами, болталось на свисающей с потолка веревке. Успев краем глаза отметить, что в его избе царит обычный порядок, ничего не разбросано, я выскочил наружу.

Что случилось в лесной деревне? Куда делись ее жители? Почему повесился Оксенг? Ответов на эти вопросы мне найти не удалось. Деревню я покинул еще до заката. Ночевать под этими крышами меня не заставили бы никакие лесные твари, хоть живые, хоть нет. Три дня я пробирался странно затихшим лесом на закат, достигнув Олабы уже порядком оголодавшим. На берегу я задержался. Ловил рыбу, жарил ее на костре, коптил про запас. Сколачивал плот. И за четыре дня, что я этим занимался, по реке не проплыла ни одна лодка.

Переправиться я мог и на плоту. На нем же я мог и сплавляться вниз по реке. Но мне-то надо было вверх по течению, к Дурату. Так что с постройкой плота я совершенно не спешил. Но, как ни медли, а за четыре дня изготовил вполне приличный плот. Для меня одного с моим скудным скарбом, состоящим из дорожного мешка, да обязательного в лесах топора, он был даже и велик. Но я все-таки надеялся встретить хоть одного живого человека. Здешние леса почти безлюдны, от поселка до поселка иногда два дня пути, но Олаба безлюдной никогда не бывала.

Переправившись, я запомнил место, где оставил плот, и зашагал по старинной дороге на запад. Прошедшие дожди прибили пыль. Она так и лежала мелкими ямочками. По дороге несколько дней никто не ходил. Никто из людей. Птичьих следов было в достатке, иногда дорогу пересекали и следы зайцев или лисиц. Стоявший по сторонам лес через несколько миль сошел на нет. Дорога терялась среди степных просторов. До предгорий Аргиза оставалось дней пять пути. Я, когда надо, могу ходить очень быстро. Мне требовалась лишь вода, но я помнил, что в здешней степи колодцев хватало, и никто с собой воды не захватывал.

Первое мертвое тело мне бросилось в глаза всего через пару миль от леса. Слегка прикрытое остатками плаща, исклеванное вороньем, оно ничем не выдавало причин своей гибели. А вскоре я обнаружил, что вся степь усеяна трупами и все они лежат головами на восток. Большинство оказалось без одежды, и все были безоружны. Впрочем, на нескольких относительно целых телах я не обнаружил ран. А один из трупов, вне всякого сомнения, перед смертью ел землю. В истлевших ладонях он держал горсти земли, вырытой рядом.

Еще несколько миль — и тел я больше не находил. Зато, уже на следующий день, я натыкался на брошенную утварь, телеги, инструменты, оружие. Все это обнаруживалось россыпью. Недалеко промчался табун коней. Мне показалось, что некоторые из них были под седлом. Возле колодца уныло бродили два верблюда. Я начерпал воды и вылил ее в корыто. Животные напились, но меня к себе не подпустили. Когда я уходил, они вновь подошли к колодцу и остановились возле него в ожидании. К вечеру я разглядел южнее гряду одинаковых холмов и свернул туда.

Я мог поклясться чем угодно, что раньше никаких холмов здесь не было. Заночевал я прямо в степи, обведя вокруг себя охранный круг, усиленный разными знаками. Ни нежить, ни степные звери меня не потревожили. А утром, едва встало солнце, я уже стоял возле огромной впадины. Ровные откосы, закругляясь, уходили в темнеющую глубину. Возле впадины было очень жарко, в горле першило от сухой пыли. Трава вокруг пожелтела.

Казалось, огромный великан ложкой вынул кусок земной тверди и, перевернув, положил рядышком на землю. Холм рядом со впадиной вполне соответствовал ей по размеру и очертаниям. Я взобрался на вершину. Трудно было только внизу, где ровная поверхность камня круто поднималась вверх. Чем выше, тем холм становился более пологим. С вершины я увидел, что цепочка холмов и соседствующих впадин уходит к закату и скрывается за окоемом.

Набежавшие тучки обдали каменную громаду мелким дождиком. Я поспешил спуститься, соскользнув возле подножия с мокрого камня и разодрав одежду. Холм был мокрым, а вокруг впадины стояла прежняя сушь. Дождь, мне кажется, просто не мог упасть ни на траву вокруг, ни в глубину впадины. Увиденное произвело на меня такое впечатление, что я отказался от своих планов и поспешил вернуться к Олабе".

— Вот так оно и выглядело тогда. Путешественник Нодгирен был первым, кто обнаружил горы Олаба. Что там произошло, никто не знает. На много миль вокруг никто не выжил. Сгинула даже нежить. Потом-то ее в тех впадинах собралось достаточно, но это произошло уже позже, многие годы спустя, — мастер Хоробка забрал из рук Кайтар книгу и положил ее на стол.

— Зачем Вы мне это показали? — спросила обеспокоенная Кайтар.

Она уже вжилась в роль благородной дамы, чему способствовала окружающая обстановка и поведение слуг-охранников. И вдруг заявляется гроссведун с книгой и просит ее прочесть несколько страниц.

— Для настроения, — серьезно ответил мастер Хоробка.

Он вытащил из карманов плаща колоду карт и положил их на стол.

— Карты Феро тебе знакомы? Я так и думал. Ты предсказывать пробовала?

Девушка снова кивнула. Карты Феро использовались только для гадания: пятнадцать карт с изображением животных, оружия, домашней утвари и три карты с изображением явлений природы; еще были карты короля и королевы, а также пустая — черная — карта. Каждая карта могла ложиться при гадании в прямом и перевернутом положении. Черная карта меняла смысл любой соседней карты на противоположный. Карты раскладывались трижды.

Если карта выпала дважды в трех раскладах, она приобретает значение двойной карты. Двойная карта либо усиливала основное значение, либо, сохраняя его, вводила дополнительное противоположное значение. Тройная карта, выпавшая во всех трех раскладах, означала уже осуществившееся событие, которое осталось незамеченным или смысл его не был правильно понят. К будущему относилось второе гадание, третье лишь уточняет его. Первое гадание считалось недостоверным, однако в случае неопределенности последующих раскладов первый мог дать некоторые уточнения.

Двадцать одна карта делились на три семерки: король, ураган, топор, трон, олень, вепрь, солнечное затмение; королева, копье, кошка, кувшин, петух, водопад, трезубец; чернота, крыса, меч, обезьяна, плуг, сапоги, ошейник…. Первая — семерка королевская, карты власти, успеха, спокойствия. Вторая — карты королевы: карты соблазна, интриг и беспокойства. Третья семерка — черная, карты беды и войны.