Гений кривомыслия. Рене Декарт и французская словесность Великого Века - Сергей Владимирович Фокин

века, как галантность, либертинство, прециозность. Но в салонах царили «ученые жены», которые резко противопоставляли свою культуру, ученость, язык как двору, к которому тянулись кружки ренессансного гуманизма, так и университету, где процветала схоластика. Бальзак был кумиром литературных салонов, со своей стороны не упуская случая превознести до небес парижский дворец знаменитой маркизы де Рамбуйе, который на полстолетия стал местом собрания французской интеллектуальной элиты.

Строго говоря, эпистолярный жанр в том его преломлении, которое он приобрел в «Письмах» Бальзака, оказался одной из самых плодотворных форм свободной литературной критики, заключая в себе вызов в отношении ренессансного гуманизма, основанного на филологическом почитании древних. Свободные критические суждения о современных писателях, политиках, теологах, эрудитах, которыми пестрила книга Бальзака, превращали автора в провозвестника первоначального французского модернизма, теоретически оформившегося в знаменитом споре «Древних и Новых».

Подобно тому, как Малерб был обязан своим успехом новаторскому характеру своей поэзии, Бальзак, правда, с большей последовательностью утверждал себя в качестве новатора (moderne), именно в силу новаторства поколение находит в нем одного из своих учителей. Противники считают его революционером. Он восстал на Древних, утверждают они. Он высмеивает Цицерона и Демосфена, Исократа и Сенеку224.

Принимая во внимание эту интеллектуальную характеристику, принадлежащую перу одного из самых авторитетных знатоков французской литературы XVII века, можно думать, что Бальзак и Декарт были авторами не только одного и того же литературного поколения, решавшего задачи по преодолению идеалов ренессансного гуманизма, но и сходных мировоззренческих устремлений, которые следует характеризовать, если не бояться анахронизма, революционными.

Важно подчеркнуть, что Бальзак был радикальным новатором не только в преобразовании форм критического суждения; в самой мысли писателя содержались зерна новой политической философии, в которой вольнолюбие отдельной личности высокомерно и изобретательно противопоставлялось власти государства. Разумеется, эпоха утверждения абсолютизма во Франции не особенно располагала к открытым требованиям свобод, вот почему писательская позиция автора «Писем» складывалась преимущественно из компромиссов и экивоков, хитроумного заигрывания с сильными мира сего и резкой пикировки с современниками, в ходе которых он умудрялся представить читателю ряд дорогих, но крамольных, по существу, идей225. Главное в либертинстве Бальзака – ставка на свободу разума, которая противопоставляется как тираническим тенденциям монархии, так и невежеству общей массы, к которой он причислял монахов, педантов, священников; самое существенное в философии Декарта – свободное волеизъявление мыслящего человека. И писатель, и философ прекрасно сознавали, для кого они пишут, – для узкого круга посвященных; важно, однако, что ищущая себя французская молодежь того времени «взахлеб пила либертинство», согласно выражению одного из педантов226, и первого, и второго.

В этом отношении важно напомнить, что и Декарт, и Бальзак были так или иначе связаны с трудами и днями Теофиля де Вио, о котором уже говорилось в предыдущем этюде. Напомним, что, завоевав громкую литературную славу поэтическим сборником «Сочинения» (1622), в котором силой естественного чувства и свободой стихосложения ему удалось превзойти самого Малерба, Теофиль в скором времени был приговорен к смертной казни через сожжение на костре за участие в сборнике «Сатирический Парнас» (1623), где уже в первом сонете, расцвеченном неудобопроизносимым глаголом foutre, поэт, признаваясь, что болен недугом Венеры, давал обет исключительного мужеложества227. Предупрежденный могущественными покровителями о начале уголовного преследования, которое было инспирировано Обществом Иисуса, Теофиль ударился в бега, так что иезуитам пришлось довольствоваться сожжением чучела и книг поэта. Найдя прибежище в замке герцога Монморенси, благоволившего Теофилю, он был вскоре выслежен шпионами главного королевского прокурора, заключен в парижскую тюрьму «Консьержри», где продолжал писать стихи и прозу. Несколько месяцев спустя поэт был удостоен высочайшего помилования, благодаря которому смертная казнь была заменена на изгнание. Теофиль вышел было на свободу, но в скором времени скончался, не вынеся выпавших на его долю злоключений. Поэзия Теофиля может рассматриваться как одна из вершин литературного либертинства, где философское вольнодумство счастливо соединяется со свободным владением основными формами галантной поэзии и последовательной установкой на свободу в личном существовании.

Вопрос о действительном отношении Декарта к либертинству и эмблематической фигуре Теофиля является дискуссионным. Тот же Адам считает, что Теофиль был любимым поэтом философа228; однако утверждать это с полной уверенностью вряд ли возможно, хотя в единственной ссылке на поэзию эксцентричного вольнодумца, что встречается в сочинениях и переписке Декарта, мыслитель явно обнаруживает гораздо большее восхищение поэтическим гением современника, нежели Бальзак, «Письма» которого между тем читались как азбука либертинства.

Дело в том, что автор «Писем» в молодости был тесно связан с Теофилем, учился вместе с ним в Лейденском университете, куда французские студенты обычно устремлялись в поисках более вольной жизни, но затем, при загадочных обстоятельствах, пути молодых людей, которые, как полагают современные исследователи, могли быть любовниками, радикально разошлись229. Словом, Бальзак вполне мог питать к Теофилю, овеянному скандальной репутацией, светскую или литературную ревность, и поэтому неудивительно, что в «Письмах» содержатся прямые выпады против поэта и либертинства в целом. Неудивительно и то, что непримиримый поэт-вольнодумец крайне нелицеприятно отозвался о книге Бальзака, заодно смешав с грязью саму личность автора.

Поскольку это гневное послание, написанное поэтом в последние месяцы жизни, дает наглядное представление о том накале страстей, с которым современники спорили о «Письмах», и ретроспективно может рассматриваться как своего рода негативное введение в поэтику главного сочинения Бальзака, приведем из него характерную выписку:

[…] Ваши клеветнические депеши составлены с такой многотрудностью, что вы сами себя оскопляете, и ваша мука столь причастна вашему преступлению, что вы разом навлекаете на себя и гнев, и жалость, так что нельзя сердиться на вас, вас же не жалея. Вы сами называете это упражнение в гнусностях развлечением больного человека. Это правда, ежели вы были здоровы, то писали бы по-другому. Но будьте умеренны в своих трудах, ибо они укрепляют ваши недуги. И если и далее так будете писать, то проживете недолго. Мне известно, что ум ваш не бесплоден: именно поэтому вы пикируетесь со мной. Но если природа с вами дурно обошлась, я тут ни при чем: она продает вам задорого то, что многим дает бесплатно. Вам еще повезло, что, родившись, чтобы погрязнуть в невежестве, вы, благодаря своим трудам и бдениям, которые доставляли вам такие головные боли, приобрели также поверхностное знание изящной словесности. Вы знаете французскую грамматику, а простаки верят, что вы написали книгу. Ученые мужи говорят, что вы воруете у частных лиц то, что выдаете публике за свое, и что пишете только то, что прочитали. Но не всякий, кто научен читать, есть ученый. Если есть что-то хорошее