Утопия - Марина Дяченко

Мама опустила плечи. Постаревшая, как-то сразу, скачком превратившаяся из дамы средних лет в пожилую, не очень ухоженную женщину.

– С Игорем… Я, правда, не знаю, что у вас теперь за отношения…

Лидка вздохнула. Она всячески скрывала от родных перемены в своем статусе. В другую квартиру переехала – мне там удобнее. Да, все в порядке, но Игорь очень загружен, мы с ним видимся только по выходным. Да, и в фонде все хорошо, работа как работа…

– Игорь… Игорь спустит меня с лестницы! Если узнают, что главный борец с привилегиями делает исключения для… допустим, родственников… Хорошо, что он не узнал об этой истории с Пашкой, а то бы позвонил в лицей, чтобы выгоняли! Специально, чтобы подчеркнуть отсутствие всех и всяческих…

Задребезжал входной звонок. И еще раз, длинно, требовательно. Мама вздрогнула.

– Кто еще?

В передней послышался сперва звук открываемой двери, потом густой мужской голос:

– Добрый день, райотдел милиции, проверка документов. Пожалуйста, паспорта…

Минут пять прокуренный дядька в форме сличал лица мамы, Сани, Лидки с их фотографиями на документах. Потребовал свидетельства о рождении Яны и Паши, сверил данные о месте учебы, спросил, где находятся прописанные здесь же папа и Тимур. Удовлетворенно кивнул, извинился, попрощался.

– Задолбали, – сказала Яночка. – С этими проверками… у нас одна девка билетик в трамвае не взяла, так ее засекли контролеры, отвели в отделение, и она потом целый день тротуары подметала. Еще телегу в лицей накатали…

– Серьезно? – спросила Лидка.

Яночка вздернула нос:

– Это вы, тетя Лидка, в своем фонде сидите и от жизни отстали. А вот попробуйте в автобус сесть без билета!

– И правильно, – неожиданно агрессивно заявила Саня. – Закрутили гайки, и слава Богу! В прошлый цикл в это время уже нельзя было в темноте по улицам ходить… А теперь хоть всю ночь гуляй, был бы паспорт при себе.

– Да, всю ночь, – саркастически пробормотал Паша. – Вовку с первого этажа на улице засекли в пять минут одиннадцатого, он со дня рождения шел! Всю ночь просидел в отделении. Еще родителей вызвали… Нельзя, вишь, пацанам после десяти! Даже на пять минут нельзя!

– И правильно, – все так же агрессивно отозвалась Саня. – Потому и порядок.

– Ой, – сказала мама, глядя на Пашу. – А ты позавчера в половине одиннадцатого пришел от Лены…

– Да, – самодовольно сообщил Лидкин брат. – И в патруль попал! Только я их издали увидел, а тут тетечка шла, я и говорю: скажите, что я с вами… Она мне свой кулек дала, так те, из патруля, даже не спросили! Я тетечке потом шоколадку подарил…

– Ой, Павлик, – сумрачно сказала мама. – Не надо, пожалуйста. Хватит с меня.

«И с меня хватит», – подумала Лидка.

– Ну, я пойду. – Она посмотрела на часы и поднялась. – Позвоню вечером, да, ма?

– Ты так редко заходишь, – сказала мама, глядя в сторону. – И сразу бежишь…

Лидка развела руками:

– Ну что делать… В субботу приду обязательно. Ну, пока?

Паша вышел провожать ее на лестницу. Она взяла его за воротник, притянула к себе.

– Это очень серьезно. Если что, не пытайтесь отмазаться моим именем, потому что выйдет наоборот. Показательно, специально наоборот, чтобы доказать, что привилегий нет ни для кого… Если Саня попрется с моим именем в жилкомитет, переполовинят страховку. Если снова влипнешь ты… могут и на учет поставить, напоказ. Чтоб неповадно было. Ты меня понял?

Паша поджал губы. Мрачно кивнул.

Она не стала ловить такси и поехала домой общественным транспортом. И, войдя в автобус, первым делом прокомпостировала билет.

…накануне великих потрясений. Преступность, обычная для кризисного времени, из цикла в цикл мучившая и развращавшая народ, преодолена на восемьдесят процентов. Проведены крупнейшие операции по выявлению и ликвидации торговли наркотиками, спекуляции всех видов, проституции. Наше будущее, которое приближал своими работами Андрей Зарудный, с каждым днем все ближе. Мы смело смотрим в лицо грядущему апокалипсису, нам есть что противопоставить слепой стихии, нас ведет сплоченное, боеспособное, профессиональное ГО, каждый войдет в Ворота и войдет в порядке, с гордо поднятой головой!

Она шла по знакомым местам – и не узнавала их. С того солнечного дня, когда Лидка гуляла здесь под руку с Андреем Игоревичем, прошел почти полный цикл, и все, что чудом сохранилось с того времени, изменилось до неузнаваемости. Даже камни.

Директорский домик был разрушен апокалипсисом и восстановлен в другом месте. Там, где когда-то были копытные, теперь помещались пруды с птицей. Останки огромного, высохшего и завалившегося дерева не спешили убирать – растянувшийся вдоль дорожки ствол лежал здесь с декоративной целью. Наполовину лишенный коры, наполовину поросший мхом, мертвый великан хранил на своих боках многочисленные автографы подрастающего поколения. От «Катька дура» до «Светка родит от Вовы» плюс иллюстрации, выполненные перочинным ножом.

Лидка остановилась перед поверженным стволом. Оглянулась на место, где раньше стоял директорский домик, а теперь располагалась клумба; да, она не ошиблась, это то самое место и то самое дерево. По которому бегали белки. Под которым стояли они с Андреем…

…И Зарудный, казавшийся тогда невообразимо далеким и взрослым, был всего на несколько лет старше Лидки теперешней. «Моя мама погибла в прошлый апокалипсис. Ее затоптали перед самыми Воротами».

И он, выжив, принял немножечко детское решение – посвятить жизнь тому, чтобы во время апокалипсиса никого больше не затоптали. И ради этого углубился в свою кризисную историю, а потом ради этого по уши влез в ароматную жижу политики, заглянул за кулисы общественного устройства, увидел выступающие колесики и пружинки, узнал вкус власти, борьбы и победы, грудью ринулся на доступное искоренению зло – и поймал свою пулю. Умер в момент наивысшего напряжения и веры в успех, так и не отдав себе отчета в том, что проиграл. Что на пороге Ворот топтали и топтать будут, а все его рассуждения о гордо поднятых человеческих головах останутся в лучшем случае заклинанием…

Другой принцип, сказал голос Рысюка, да так явственно, что Лидка испуганно оглянулась, будто ее бывший одноклассник мог прятаться за поваленным стволом. Другой принцип, совсем другой. Проход большой человеческой массы через Ворота, да так, чтобы не было потерь, по сути дела акробатический трюк. Сложный, но доступный после долгих тренировок. Как акробат тренирует свои мышцы, связки, нервы, так общество должно тренировать каждого человека и всех во взаимной связке. А кто-то, находящийся у власти, должен тренировать это общество, другого пути просто нет, Лида. Или трупы затоптанных на подступах к Воротам, или сознательная ежедневная подготовка к неизбежному. С детского сада. Поколение за поколением. Мы опоздали с нашим Стужей, мы здорово опоздали, я понимаю, что раньше никак не успеть было, но все равно нервничаю и исхожу желчью. Столько времени потрачено зря, столько возможностей упущено…

– Предъявите ваши документы.

Лидка вздрогнула. На этот раз голос был совершенно реальным и принадлежал лысому крепышу в черном плаще. Его напарник, моложавый мужчина с ранней проседью в волосах, глядел на Лидку пристально и в то же время равнодушно. Наверное, так смотрит на двадцать пятого за день клиента утомленный работой портной.

Она протянула паспорт.

– А что, собственно, случилось?

Лысый мельком взглянул на документ, потом Лидке в лицо.

– Где вы работаете? – спросил моложавый.

– В Детском культурном фонде при Администрации Президента, – отозвалась она холодно.

Лысый и моложавый переглянулись.

– Разве сейчас не рабочий день? – вкрадчиво спросил моложавый. – Разве сотрудники Администрации не обязаны подчиняться распорядку? У вас есть документ, оправдывающий ваше отсутствие на рабочем месте?

Лидка растерялась. Ей уже случалось попадать в подобные ситуации, но далее волшебных слов «Администрация Президента» дело обычно не шло.

– Я подчиняюсь непосредственно главе Администрации господину Рысюку, – сказала она прямо-таки ледяным тоном и тут же вспомнила, что из-под официального патронажа Рысюка ее уже месяц как вывели, и ее теперешний начальник… Елки-палки, она даже не помнит, как его зовут!

Глаза моложавого сузились, и, глядя в них, Лидка поняла, что весь последний год он ждал такого момента. Поймать важную птицу на горячем, застать за каким-нибудь непотребством, вроде пошлейшего прогула, а потом предметно доказать и себе и ей, что ни-ка-ких привилегий и послаблений не существует ни для кого. Чем выше ты взлетел, тем больше с тебя ответственность и тем, соответственно, обширнее лужа, в которую тебя ткнут, как кутенка, повинной мордой.