Лазурное море - изумрудная луна (СИ) - Евгения Кострова

— Не волнуйся, — продолжил он, горько усмехаясь, — я не собираюсь использовать тебя, как наложницу или приковывать тебя к цепям и повесить на тонкую лебединую шею ошейник, как то делают многие выходцы из моего сословия. Но я отпрыск Империи и должен блюсти законы страны, что подарила мне жизнь. И я буду следовать им так, как велит мне сердце. У меня нет ни титула, ни богатства, — признался он, раскладывая стеклянные фужеры и смешивая черные и голубые чернила с мятным и жасминовым растворами. — У меня нет дворцов, нет слуг или механических зверей, что стояли бы на вечной страже перед сокровищницами — все это принадлежит фамильному роду, из которого я изгнан за попирание священных обетов, поэтому меня тоже в какой-то мере можно назвать чернью. И тающее солнце на горизонте бледно-златистого небосвода осветило его лицо в малиново-красном отливе, волосы его стали темнее, а глаза превратились в темные провалы, окаймленные сапфировой грядой.

— И все же кровь, что течет в моих жилах древняя и могущественная, — задумчиво шептал Анаиэль, и рябь теней двинулась по малахитовым балюстрадам, спускаясь змеиными темно-синими кружевами вдоль половиц, огибая каменья цветных стрежней на высоко подвешенных люстрах. — И я не умалю памяти предков, оставив беззащитного человека без пищи и крова, защиты, — он прикрыл свои глаза, складывая стопкой махровые полотенца.

— Если же твое желание покинуть меня настолько сильно, то я не воспрепятствую твоему уходу. Ты вольна уйти, как только того пожелаешь. Оставаться же подле меня опасно для тебя. Я странствую в поисках одной важной для меня вещи, — уголки его губ приподнялись, когда он выразительно посмотрел на ее взволнованное лицо, и глаза его подернулись туманным флером, опаляющим предрассветные голубые небеса. — Именно то, в чем я так отчаянно нуждаюсь, и привело меня в заклятые чертоги Даррэса, и там по велению судьбы я повстречал тебя. Порой на небесах свершаются решения, пересекающие пути двух жизней. Ничего случайного в нашем мире нет, и я посчитал это знаком. Что бы сталось с тобой, если бы я не нашел тебя и не излечил возле вод масок забвения? — на выдохе произнес он, и Иветта подозрительно сощурила янтарно-изумрудные глаза, смутно вспоминая очертания голубого мрамора и искусные завитки золота на разбитых каменных ликах, на тонких нитях расколотых орнаментов из чистейшего лунного камна в уголках бездонных темных глазниц, что сверкали серебряным жемчугом полной луны и исиння-темным пламенем лепестков обриета.

Иветта опустила взгляд на свои руки, поглощенная видениями, что тогда промелькнули в ее сознании. Она видела белоснежные дворцы, утопающие в хрустальных водопадах под знаменем великолепного рассвета, окаймлявшего диамантовые холмы черных гор, усыпанных девственными снегами; она стояла посреди океана пламени, наблюдая, как под карминовой луной опадают высокие светло-молочные башни и распадаются шлемовидные златые купола, покрываются золой и пеплом роскошные фрески, и ангельские фигуры с поднятыми бриллиантовыми клинками на столбах белоснежных соборов, закрываются под пологом черного дыма, и ястребы, вылетали из-под глав смога, через непроницаемые своды которого пробивалась медовая заря. Она слышала, как плывут по гладкой поверхности снега, пролетая над замерзшими белыми волами, сокрытые под ледяным небесно-синим одеялом застывшего озера, и внимала отзвуку дребезжащих осколков льда, когда табун черных коней, облаченных в сверкающие серебряные доспехи, и всадники в белоснежных одеяниях вздымали свои златые мечи, и изумрудные эфесы отбрасывали слепящие огни на наступал на армию, приближающуюся с противоположной стороны берега. Взмах широких крыльев аиста, поднимающегося с гладкой поверхности прозрачно-серого озера, на которое опадали лепестки белесого ириса, в коем отражались волнующиеся лозы ивы на берегу, раскачивающиеся под волнующимся ветром, и лепестки цветов окрашивались в глубокий красный, орошенные кровавым дождем.

— В древних текстах говорилось, что единожды взглянувший на отражение ликов в дымчато-бирюзовых бассейнах Даррэса, перемещается в иные миры и иное время, — он помедлили, придвигаясь ближе, чтобы заглянуть в глубину ее глаз, чтобы увидеть осколки тех чудес, что мерещились в грани васильковой гряды холмов в низинных туманах, когда в ее открытый взгляд проскальзывал свет.

— Души их так и остаются запечатанными, а тела же медленно иссыхают, тают, пока от существа, погруженного в дремоту видений, не остается даже черепков, что рассеются в знойных бурях пустынь. Человек исчезает в объятиях снов нежных или грозных, — краешки его чувственных губ приподнялись, когда он перешел на тихий сладострастный шепот, и эхо звуков, разнеслось по ее телу, проникая в структуру костей, разогревая красную кровь, отчего вскипали и воспламенялись вены под тонкой, как бумага, кожей. — Интересно, какие же видения предстали перед твоим ясным взором, когда ты погрузилась в один из зачарованных снов.

Иветта несколько раз моргнула, стискивая алую материю роскошного платья, обтягивающего ее полную грудь и округлые бедра, придавая каждой черте изысканной мягкости, небывалой утонченности; золотая диадема с ниспадающей на чело бриллиантовой каплей холодило кожу, а зубцы больно впивались в кожу и волосы, словно тернии розы и кружевные лозы вплетались в темные курчавые пряди, так корабль бороздит неугомонное море в предвестии надвигающегося шторма.

Иветта подняла взгляд на мужчину, одарив его легкой улыбкой, такой же невесомой как пух, слетающийся с тополиных деревьев, кружащийся под чистым сапфировым небом в знойный летний день, такой же нежной как холод атласа, такой же звучной, как клокот океанских волн. Анаиэль смотрел на нее сосредоточенно, внимательно, и в глубине его глаз с обнаженной синевой, можно было уловить тонкую тень печали и разожженной страсти, когда он наблюдал за движениями молодой женщины. Его ресницы дрогнули, когда выбившийся локон черного сгустка ночи упал на обнаженное плечо, скользя по точеным ключицам, он содрогнулся, когда она встала, снимая тонкий обруч, удерживающий пелену темных шелковых прядей, и роскошные волнистые волосы рассыпались по плечам и спине тяжелым занавесом, и в пространстве он ощутил слабый аромат мускуса и олеандра. И волнение, неподвижность, что вмиг охватили его благородный стан, испугали, и он молил, чтобы голос его сохранил былую стойкость, хотя сознанием полностью овладел отзвук чеканных золотых браслетов на ее оголенных запястьях и лодыжках, мягкость розоватых губ, что коснулись лепестков алой бегонии. То было не вожделение, нечто иное, запредельное. Когда он смотрел на нее, ему представлялось, как он пил из горного источника холодную воду, настолько вкусную, что от этого кружилась голова, ему снились горы, где воздух наполнен цветочным ароматом, реки, проходящих вдоль широких равнин и изумрудных дебрей леса, вдоль оврагов, усыпанных аметистовым кленом, но та зачарованная зелень далеких и мистических пейзажей была несравненна с малахитом ее очей. Ее пальцы нашли золотые подвязки на спине, и, щелкнув замком, прозрачно-алое платье красным облаком упало к ее ногам, и девушка прикрыла руками свое нагое тело, но Анаиэль все еще продолжал заворожено смотреть на пурпурную ткань у ее ног, расползающейся кровавой лужей, и когда его взгляд двинулся выше к ее лодыжкам и коленям, тонкой талии и высоко поднятому подбородку, он на краткое мгновение позавидовал ее рукам, потому что они могли прикасаться к коже, чувствовать тепло бурлящей крови. В горле отчего-то пересохло, когда она двинулась к софе из сандалового дерева, осторожно ложась на живот и прикрывая глаза.