Проклятие Каменного острова - Ирина Аркадьевна Алхимова

моря. Пока мужчины обменивались дарами и рукопожатиями, Мона улучила минутку и сунула в руки Джонатану небольшую записную книжку в рыжей обложке.

— Если однажды на страницах этого альбома появится письмо, потрудитесь на него ответить, мастер Джон. Эта магическая вещица предназначена только для вас, поэтому не рассказывайте о ней никому.

Провожали Великую волшебницу всем городком. Народ высыпал на поле, чтобы не пропустить ни одной даже самой мелкой подробности прощальной церемонии. Когда смолкли благодарственные речи, Мона вдруг оказалась лицом к лицу с капитаном Хартли. Он снова преклонил перед ней колено, коснулся губами края платья, а потом, не поднимая головы, сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

— В плену у ведьмы я наивно думал, что больнее уже быть не может. Я ошибался.

— Джастин…

— Мне еще только предстоит осознать то, что вы сделали для совершенно незнакомого человека. Будьте счастливы и благополучны, а с вами навсегда останутся моя благодарность, преданность … и любовь. Прощайте.

Он отошел в сторону и вместе со всеми смотрел, как прямо на поле для тренировок открылся портал, и в муаровой завесе исчез маленький боевой отряд эльфов во главе со Светлой госпожой.

Когда площадка опустела, кто-то оглянулся и закричал:

— Смотрите, смотрите, что здесь!

У распахнутых настежь ворот стояла большая плетеная корзина, из которой выглядывали забавные щенячьи мордочки. Это были восемь щенков редкой породы золотистых сторожевых собак, прощальный подарок волшебницы жителям форта Кэннон.

***

Мона быстро шла по залам и переходам замка, приветливо кивая каждому, кто встречался ей на пути, пока не наткнулась на того, кого искала.

— Здравствуй, Лаэр! Не стану обижать тебя вопросом, все ли у нас в порядке.

— Доброго дня, брэни. Молодые господа вчера уехали в гости и госпожа Эмма с ними.

— А Таэль?

Лаэр сжал губы и посмотрел куда-то вверх. Мона не сдержала тяжелого вздоха.

— И давно он там?

— С тех пор, как вы отбыли.

Боги, все еще хуже, чем она опасалась!

— Тебе удалось уговорить его поесть?

— Только один раз, после этого брэнин перестал мне отвечать. Поднимались молодые господа, Марджори, даже садовник Бен и конюх. Мы хотели его унести, но подойти вплотную нам так и не удалось.

— Лаэр, попроси кого-нибудь из домашних снова подняться на Западную башню, мне понадобится помощь.

Но не успела волшебница повернуться, как в нее с силой ударилось маленькое теплое тельце. Не удержавшись на ногах, Мона повалилась на пол, на нее сверху плюхнулся малыш и тут же крепко обнял за шею.

— Привет, мам!

— Привет, Санни! Какой же ты стал тяжелый! Неужели снова ел камни на берегу реки?

Малыш захихикал.

— А вот и нет, я все это выдумал. Но я хорошо ел, правда, мэйдин (учитель)?

Лицо Лаэра осталось непроницаемым.

— Вы ведете себя неподобающе, мастер Ксан. Немедленно поднимитесь и поприветствуйте госпожу, как положено. Вы уже не младенец, чтобы позволять себе подобные шалости.

Малыш неохотно высвободился из материнских объятий, одернул курточку и отвесил самый церемонный поклон, на какой только был способен.

— Доброго дня, матушка! Я необычайно рад вас видеть.

Сидя на полу, Мона изо всех сил старалась не рассмеяться. Она снова сгребла сына в объятия и прижала к груди. Матери и сыну не нужны были слова, чтобы выражать свои чувства, любовь и магия свободно текли от сердца к сердцу.

Тогда как у всех эльфов волосы были прямыми или слегка волнистыми, светлая шевелюра Санни завивалась крупными кольцами. Эльфы от рождения не стригли своих детей, но волшебница, не задумываясь, нарушила традицию и подравнивала ножницами кудряшки сына, как только они отрастали. Если это и удивляло ее домашних, они держали свое мнение при себе, а Таэль никогда не возражал против такого кощунственного обращения с волосами сына.

Малыш родился волшебником и тянулся к магии как к любимой игрушке, а Мона заботилась о том, чтобы она не представляла для него опасности.

— Мамочка, сейчас мы должны срочно отправиться на конюшню.

— А что там случилось?

— Там случилась драма!

— Драма? — Мону охватило нехорошее предчувствие.

— Да, мамочка, так Патрик сказал. Пропали собачки. Он думает, что их закинули.

— Понятно… — волшебница поднялась, чмокнула сына в теплую макушку и проводила до двери. — Давай так, ты пойдешь утешать Патрика, а я пока поздороваюсь с папой.

Малыш поморгал и после небольшой паузы тихо сказал:

— Папочка больше не говорит с нами.

— Знаю, милый, я сейчас поднимусь к нему. Увидимся позже, хорошо?

— Хорошо, мамочка!

Когда стих топот детских ног, Лаэр повернулся к волшебнице.

— Что это еще за драма с собачками?

У Моны вырвался звук — нечто среднее между стоном и смешком.

— Ох, боюсь, Патрик никогда меня не простит.

— Так это вы закинули собачек? Но куда?

— Далеко, друг мой, очень далеко.

Таэль стоял на смотровой площадке Западной башни, уставившись неподвижным взглядом куда-то за линию горизонта. На низких скамьях рядом с парапетом стояли миски с нетронутой едой, чашки с давно остывшими напитками, расписные блюда с фруктами. Отправляясь всей семьей на пикник, они и то брали с собой меньше угощений. Мона подошла и осторожно провела рукой по волосам мужа. Под пальцами чувствовались пыль и песок.

Если раньше Таэль поднимался сюда только