Русский фольклор.Песни, сказки, былины, прибаутки, загадки. игры, гадания, сценки, причитания, пословицы и присловья - Аникин Владимир Прокопьевич

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СОЛОВЕЙ РАЗБОЙНИК

Из того ли то из города из Муромля, Из того села да с Карачарова Выезжал удаленький дородный добрый молодец, Он стоял заутрену во Муромле, А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град. Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову. У того ли города Чернигова Нагнанó-то силушки черным-черно, А й черным-черно, как черна ворона. Так пехотою никто тут не прохаживат,[87] На добром коне никто ту не проезживат, Птица чёрный ворон не пролётыват, Серый зверь да не прорыскиват. А подъехал как ко силушке великоей, Он как стал-то эту силушку великую, Стал конем топтать да стал копьем колоть, А й побил он эту силу всю великую. Он подъехал-то под славный под Чернигов-град, Выходили мужички да тут черниговски И отворяли-то ворота во Чернигов-град, А й зовут его в Чернигов воеводою. Говорит-то им Илья да таковы слова: — Ай же мужички да вы черниговски! Я не иду к вам во Чернигов воеводою. Укажите мне дорожку прямоезжую, Прямоезжую да в стольный Киев-град. Говорили мужички ему черниговски: — Ты, удаленький дородный добрый молодец, Ай ты, славный богатырь да святорусский! Прямоезжая дорожка заколодела,[88] Заколодела дорожка, замуравела.[89] А й по той ли по дорожке прямоезжею Да й пехотою никто да не прохаживал, На добром коне никто да не проезживал. Как у той ли то у Грязи-то у Черноей, Да у той ли у березы у покляпыя, Да у той ли речки у Смородины, У того креста у Леванидова Сидит Соловей Разбойник во сыром дубу, Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын, А то свищет Соловей да по-солóвьему, Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному. И от его ли то от посвиста солóвьего, И от его ли то от покрика звериного Те все травушки-муравы уплетаются, Все лазоревы цветочки осыпаются, Темны лесушки к земле все приклоняются,— А что есть людей — то все мертвы лежат. Прямоезжею дороженькой — пятьсот есть вёрст, А й околышей дорожкой — цела тысяча. Он спустил добра коня да й богатырского, Он поехал-то дорожкой прямоезжею. Его добрый конь да богатырский С горы на гору стал перескакивать, С холма на холму стал перемахивать, Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал. Подъезжает он ко речке ко Смородинке, Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей, Да ко тою ко березе ко покляпыя, К тому славному кресту ко Леванидову. Засвистал-то Соловей да по-солóвьему, Закричал злодей-разбойник по-звериному — Так все травушки-муравы уплеталися, Да й лазоревы цветочки осыпалися, Темны лесушки к земле все приклониляся. Его добрый конь да богатырский А он на корни да спотыкается — А й как старый-от казак да Илья Муромец Берёт плёточку шёлковую в белу руку, А он бил коня да по крутым рёбрам, Говорил-то он Илья таковы слова: — Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок! Али ты идти не хошь, али нести не можь? Что ты на корни, собака, спотыкаешься? Не слыхал ли посвисту солóвьего, Не слыхал ли покрика звериного, Не видал ли ты ударов богатырскиих? — А й тут старый казак да Илья Муромец Да берёт-то он свой тугой лук разрывчатый,[90] Во свои берёт во белы он во ручушки, Он тетивочку шёлковеньку натягивал, А он стрелочку каленую накладывал, Он стрелил в тóго-то Соловья Разбойника, Ему выбил право око со косицею,[91] Он спустил-то Соловья да па сыру землю, Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному, Он повёз его по славну по чисту полю, Мимо гнездушка повёз да соловьиного. Во том гнездышке да соловьиноем А случилось быть да и три дочери, А й три дочери его любимыих. Бóльша дочка — эта смотрит во окошечко косявчато, Говорит она да таковы слона: — Едет-то наш батюшка чистым полем, А сидит-то на добром коне, И везёт он мужичища-деревенщину Да у правого у стремени прикована. Поглядела как друга дочь любимая, Говорила-то она да таковы слова: — Едет-то наш батюшка раздольицем чистым полем, Да й везёт он мужичища-деревеищину Да й ко правому во стремени прикована. Поглядела его меньша дочь любимая, Говорила-то она да таковы слова: — Едет мужичище-деревенщина, Да й сидит мужик он на добром коне, Да й везёт-то наша батюшка у стремени, У булатного у стремени прикована — Ему выбито-то право око со косицею. — Говорила-то й она да таковы слова: — А й же мужевья наши любимые! Вы берите-тко рогатины звериные Да бегите-тко в раздольице чистó поле, Да вы бейте мужичище-деревенщину! Эти мужевья да их любимые, Зятевья-то есть да соловьиные, Похватали как рогатины звериные Да й бежали-то они да во чисто поле Ко тому ли к мужичище-деревенщине Да хотят убить-то мужичища-деревенщину. Говорит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын: — Ай же зятевья мои любимые! Побросайте-тко рогатины звериные, Вы зовите мужика да деревенщину, В своё гнёздышко зовите соловьиное, Да кормите его ествушкой сахарною, Да вы пойте его питьецем медвяныим, Да й дарите ему дары драгоценные! — Эти зятевья да соловьиные Побросали-то рогатины звериные, А й зовут мужика да й деревенщину Во то гнездышко да соловьиное. Да й мужик-то деревенщина не слушатся, А он едет-то по славному чисту полю Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град. Он приехал-то во славный стольный Киев-град А ко славному ко князю на широкий двор. А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви, Он пришел в палату белокаменну, Во столовую свою во горенку, Они сели есть да нить да хлеба кушати, Хлеба кушати да пообедати. А й тут старыя казак да Илья Мурóмец Становил коня да посередь двора, Сам идет он во палаты белокаменны. Проходил он во столовую во горенку, На пяту[92] он дверь-то поразмахивал, Крест-от клал по по-писаному, Вёл поклоны по-учёному, На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся, Самому князю Владимиру в особину, Ещё всем его князьям он подколенныим.[93] Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать: — Ты скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец, Тебя как-то, молодца, да именéм зовут, Величают, удалого, по отечеству? — Говорил-то старыя казак да Илья Муромец: — Есть я с славного из города из Муромля, Из того села да Карачарова, Есть я старыя казак да Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович. Говорит ому Владимир таковы слова: — А й же старыя казак да Илья Муромец! Да и давно ли ты повыехал из Муромля И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град? — Говорил Илья он таковы слова: — А й ты, славиыя Владимир стольно-киевский! Я стоял заутрену христосскую во Муромле, А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град. То моя дорожка призамешкалась. А я ехал-то дорожкой прямоезжею, Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град, Ехал мимо эту Грязь да мимо Чёрную, Мимо славну реченьку Смородину, Мимо славную берёзу ту покляпую, Мимо славный ехал Леванидов крест. — Говорил ему Владимир таковы слова: — А й же мужичище-деревенщина, Во глазах, мужик, да додлыгаешься, Во глазах, мужик, да насмехаешься! Как у славного у города Чернигова Нагнано тут силы много множество — То пехотою никто да не прохаживал И на добром коне никто да не проезживал, Туда серый зверь да не прорыскивал, Птицы черный ворон не пролетывал. А у той ли то у Грязи-то у Черноей, Да у славноей у речки у Смородины, А у той ли у березы у покляпыя, У того креста у Леванидова Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын. То как свищет Соловей да по-соловьему, Как кричит злодей-разбойник по-звериному — То все травушки-муравы уплетаются, А лазоревы цветочки прочь осыпаются, Темны лесушки к земле все приклоняются, А что есть людей — то все мёртво лежат. — Говорил ему Илья да таковы слова: — Ты, Владимир-князь да стольно-киевский! Соловей Разбойник на твоем дворе, Ему выбито ведь право око со косицею, И он ко стремени булатному прикованный. То Владимир-князь-от стольно-киевский Он скорешенько вставал да на резвы ножки, Кунью шубоньку накинул на одно плечко, То он шапочку соболью на одно ушко, Он выходит-то на свой-то на широкий двор Посмотреть на Соловья Разбойника. Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова: — Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему, Закричи-тко, ты, сóбака, по-звериному. — Говорил-то Сóловей ему Разбойник Одихмантьев сын: — Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю, А не вас-то я хочу да и послушати, Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца, Да его хочу-то я послушати. — Говорил-то как Владимир-князь да стольно-киевский: — А й же старыя казак ты, Илья Муромец! Прикажи-тко засвистать ты Соловью да й по-соловьему, Прикажи-тко закричать да по-звериному, — Говорил Илья да таковы слова: — А й же Соловей Разбойник Одихмантьев сын! Засвищи-тко ты во пóлсвиста соловьего, Закричи-тко ты во пóлкрика звериного. — Говорил-то ему Соловей Разбойник Одихмантьев сын: — А й же старыя казак ты Илья Муромеп! Мои раночки кровавы запечатались, Да не ходят-то мои уста сахáрные, Не могу я засвистать да й по-солóвьему, Закричать-то не могу я по-звериному. А и вели-тко князю ты Владимиру Налить чару мне да зелена вина. Я повыпью-то как чару зелена вина — Мои раночки кровавы поразойдутся, Да й уста мои сахарны порасходятся, Да тогда я засвищу да по-соловьему, Да тогда я закричу да по-звериному. — Говорил Илья тут князю он Владимиру: — Ты, Владимир-князь да стольно-киевский! Ты поди в свою столовую во горенку, Наливай-ко чару зелена вина. Ты не в малую стопу — да полтора ведра, Подноси-тко к Соловью к Разбойнику. То Владимир-князь да стольно-киевский Он скоренько шёл в столову свою горенку, Наливал он чару зелена вина, Да не малу он стопу — да полтора ведра, Разводил медами он стоялыми, Приносил-то он ко Соловью Разбойнику. Соловей Разбойник Одихмантьев сын Принял чарочку от князя он одной ручкой, Выпил чарочку ту Соловей одним духом. Засвистал как Соловей тут по-сóловьему, Закричал Разбойник по-звериному — Маковки на теремах покривились, А околенки во теремах рассыпались. От него, от посвиста соловьего. А что есть-то людушек — так все мёртвы лежат. А Владимир-князь-от стольно-киевский Куньей шубонькой он укрывается. А й тут старой-от казак да Илья Муромец, Он скорешенько садился на добра коня, А й он вёз-то Соловья да во чисто поле, И он срубил ему да буйну голову. Говорил Илья да таковы слова: — Тебе полно-тко свистать да по-солóвьему, Тебе полно-тко кричать да по-зверииому, Тебе полно-тко слезить да отцов-матерей, Тебе полно-тко вдовить да жен молóдыих, Тебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек! А тут Сóловью ему и славу поют, А й славу поют ему век пó веку!