Графиня Солсбери - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только Эдуард приехал в Гент, он тотчас, во исполнение данного обещания, осведомился, что стало с графом Солсбери и графом Суффолком. Ему сообщили, что после безнадежного сопротивления оба были взяты в плен; сначала их отвезли в тюрьму города Лилля, а оттуда отослали во Францию, к королю Филиппу; тот очень обрадовался, что в его руках оказались два столь отважных рыцаря, и поклялся, что их не выкупят ни за золото, ни за деньги, а только обменяют на какого-нибудь сеньора, столь же знатного и отважного, как они. Посему Эдуард и подумал, что сейчас было бы бесполезно что-либо предпринимать, поскольку король Франции, разгневанный поражением в битве под Слёйсом, теперь отнюдь не расположен сделать хоть один шаг, который стал бы приятен его кузену из Англии. Поэтому Эдуард занялся лишь одним делом, решив созвать парламент в Вильворде, где должен быть вновь подтвержден союз Фландрии, Брабанта и Геннегау, а следовательно, и день, когда соберется сей парламент, был назначен: это было 10 июля.
В названный нами день король Эдуард Английский, герцог Иоанн Брабантский и граф Вильгельм собрались в Вильворде, где к ним присоединились герцог Гелдерландский, маркиз Юлих, мессир Жан де Бомон, маркиз Бранденбургский, граф Монсский, мессир Робер Артуа и сир де Фокемон. Среди них находились Якоб ван Артевелде и четверо представителей от каждого из главных городов Фландрии (они составляли совет при эшевене; с согласия совета принимались важные решения, которые потом подписывал и оглашал Артевелде). На этом собрании было решено, что три страны, то есть Фландрия, Геннегау и Брабант начиная с этого дня будут оказывать помощь и поддерживать друг друга военной силой во всех случаях и во всех делах; если одна из трех стран столкнется с кем-либо, то обе других будут обязаны ее поддержать, и если две страны придут в несогласие между собой, третья должна будет их помирить, а ежели ее усилий окажется недостаточно, то все три стороны обратятся к суду короля Англии, и тот, будучи гарантом их клятвы, должен будет улаживать их ссоры. Соблюдать все это они поклялись, вложив свои руки в ладони Эдуарда, и в память об этом договоре и в знак союза трех стран была выпущена монета, которая имела хождение в Брабанте, Фландрии и Геннегау (она получила название «монета союзников»).
Кроме того, было принято решение, что в день святой Магдалины король Эдуард покинет со своим войском Фландрию и осадит город Турне.
Однако король Филипп, прибывший в Аррас и вставший под знамя своего сына герцога Иоанна (в армии король вел себя как простой рыцарь), узнал о решениях парламента в Вильворде и послал коннетабля Франции графа Рауля д’Э, двух своих маршалов, мессира Робера Бертрана и мессира Матьё де ла Три, сенешаля Пуату, графа де Гиня, графа де Фуа с братьями, графа Эмери Нарбонского, графа Эмара де Пуатье, мессира Жоффруа де Шарни, мессира Жирара де Монфокона, мессира Жана де Ланда и сеньора-владетеля Шатийона, то есть цвет королевства французского, в город Турне, наказав крепко его защищать ради их собственной чести и чести королевства, дабы не был учинен никакой ущерб сему большому и красивому городу, что являл собой ворота во Францию; после чего король Филипп, продолжая следовать принятой ранее политике и полагая, что пришла пора нанести решающий удар, послал в Шотландию со множеством рыцарей, в изобилии снабженных оружием и деньгами, короля Давида Брюса с женой (они семь лет жили при французском дворе, тогда как их сторонники постепенно отвоевывали для них шотландское королевство, о чем мы уже рассказали в предыдущей главе).
И пока совершались эти военные приготовления, а от Бретани до любого отдаленного угла Германской империи каждый, казалось, лишь мечтал о войне; только два ума, подобные ангелам мира, паря над схватками, желали конца этим склокам. Одним был король Робер, прозванный Мудрым (его также называли королем Неаполитанским и Сицилийским, хотя он уже не владел этим островом, который потерял его дед, Карл Анжуйский в день Сицилийской вечерни), что прислал письма, в коих убеждал короля Филиппа не сражаться с королем Эдуардом, ибо он прочел по звездам, что любая стычка с этим государем окажется роковой для Франции. Другой была г-жа Жанна де Валуа, сестра короля Филиппа и мать молодого графа Геннегауского, что с болью великой наблюдала за тем, как ее сын и брат, то есть дядя и племянник, подняли острые мечи друг на друга. Поэтому Робер Мудрый и Жанна де Валуа примирились и обменялись письмами, а король Неаполитанский счел дело сие достаточно серьезным, чтобы лично покинуть свое королевство и поехать в Авиньон к папе Клименту VI с просьбой вмешаться в этот конфликт. Король Неаполитанский был один из тех монархов — тогда они встречались реже, чем в нашу эпоху, — которые, будучи людьми образованными, любят словесность, понимая, что разум — это солнце королевств, что великим и великолепным может быть лишь царствование, озаряемое небесными лучами поэзии. И когда вся Италия решила увенчать лавровым венком Петрарку, сам поэт выбрал короля Неаполитанского, чтобы тот подвергнул рассмотрению его творчество. Поэтому именно своей несколько менторской эрудиции и своей любви к писателям, а не столько процветанию королевства и славе его оружия, Робер Мудрый в большей мере обязан славой величайшего короля христианского мира. То же и по той же причине позднее произошло с Франциском I и Людовиком XIV: чудодейственный щит поэтов все еще защищает их от ударов истории.
Кстати, он убедился, что папа и кардиналы готовы вмешаться в эту войну, столь роковую для обоих королевств; посему, уверившись в доброй воле папского двора, он вернулся в свое прекрасное королевство под лазурным небом, чтобы перечитывать Данте и венчать лавровым венком Петрарку.
Однако Эдуард обо всем этом ничего не знал; выполняя данное им обещание, он выступил из города Гент в то время, когда уже начали созревать хлеба, с армией, где насчитывалось два прелата, семь графов, двадцать восемь знаменных рыцарей, двести рыцарей, четыре тысячи конных воинов и девять тысяч лучников, не считая пехоты, численность которой могла достигать пятнадцати или восемнадцати тысяч. Как только он разбил лагерь под городом, у ворот святого Мартина, к нему присоединился его кузен Иоанн Брабантский с двадцатью тысячами рыцарей и оруженосцев, а также простых людей и расположил свой лагерь в Пон-а-Рен, близ аббатства святого Николая; потом подошел граф Вильгельм Геннегауский с цветом своего рыцарства, с огромным войском голландцев и зеландцев, заняв позицию между королем Англии и герцогом Брабантским; далее пришел Якоб ван Артевелде с более чем шестьюдесятью тысячами фламандцев, разбившими свои палатки перед Сент-Фонтенскими воротами, на обоих берегах Шельды, и построившими мост, чтобы иметь возможность не спеша сообщаться друг с другом так часто и свободно, как они пожелают; потом, наконец, подошли князья Империи: герцог Гелдерландский, маркиз Юлих, маркиз Бранденбургский, маркграф Мейсенский и Остландский, граф Монсский, сир де Фокемон, мессир Арну де Бланкенгейм и все германцы, расположившиеся со стороны Геннегау, — они замкнули железное кольцо, окружавшее город и имевшее в ширину почти два льё.