Милое видение - Джейми МакГвайр

Спустя сорок минут после прибытия пациента, я промокнула взмокший лоб Джоша салфеткой, обратив внимание на зеленые и красные украшения, свисающие с потолка.

- Не хочешь передохнуть? – Спросила я, обрабатывая повреждение головы.

Джош покачал головой.

- Но ты отдыхал всего раз, - дышать удавалось с трудом. Челка облепила мое лицо, взмокшее от усилий, тишину палаты нарушала отлаженная деятельность.

Джош отказался сдаваться, все еще находясь на каталке и используя верхнюю часть своего тела, не поддаваясь усталости.

- Он умер, - произнес доктор Розенберг. – Я объявляю.

- Нет, не умер! – продолжал упорствовать Джош.

Электрокардиограф демонстрировал всего один синусовый ритм, внезапно нарушенный всплеском активности. Все замерли.

Дэб прижала пальцы к шее подростка.

- Пульса нет.

- Продолжаем запускать его сердце, - Джош прижал основания ладоней в необходимом положении, заработав еще усерднее. – Он возвращается. Он вернется.

- Джош, что ты делаешь? – Спросил доктор Розенберг. – У него огнестрельное ранение в голову.

- Но ведь Рождество! – Возразил Джош, тяжело дыша. – Он всего лишь долбаный ребенок, его мама ждет, когда мы сообщим, что с ее сыном все будет в порядке!

- Хорошо, еще раз, - согласился доктор, указав на меня. – Эпинефрин.

Я дважды постучала по заранее подготовленному шприцу, затем ввела иглу в специальный клапан капельницы, вкалывая один миллиграмм адреналина.

Джош равномерно давил на грудь мальчика еще три минуты, после чего Дэб проверила пульс и ритм сердца.

Ее брови сошлись на переносице. – Остановка сердца, доктор.

Джош вновь склонился над мальчиком, поставив руки в нужное место.

– Продолжаем.

- Достаточно, Джош, - раздался приказ доктора Розенберга.

Взгляды медицинского персонала метались между Джошем и доктором.

Доктор Розенберг одним движением сорвал с себя перчатки.

– Время смерти: час двадцать два утра.

Челюсть Джоша напряглась. Он прекрасно слышал команду доктора, но, проигнорировав ее, продолжал делать закрытый массаж сердца.

Я посмотрела на доктора Розенберга, опасаясь, если у того сложатся ощущения, будто Джош потерял контроль в отделении, его могут лишить работы.

Вытянув руку, прикоснулась к предплечью Джоша, оставляя в том месте кровавый след.

– Джош, он умер. Хватит.

Джош, задыхаясь, уперся руками в колени. С его волос стекал пот. Он вытерся лбом о предплечье, размазывая темную кровь по коже.

Мы все смотрели на монитор, в ожидании чуда. Но помимо прямой линии никакой активности не наблюдалось.

- Черт тебя подери! Глупый ребенок! - Заорал Джош.

- Джош, - я стояла, вытянув руки по бокам покрытой кровью униформы.

Джош изо всех сил пнул столик, опрокинув его, глаза мужчины горели диким огнем.

Все кроме меня отступили.

– Эйвери! Вон отсюда! – Не выдержала я.

Джош пробрался к выходу, пока остальной персонал сгрудился вокруг четырнадцатилетнего мальчика. Рентген технолог покинул помещение, прихватив с собой переносную аппаратуру, за ним последовал специалист по обслуживанию аппарата искусственной вентиляции легких. Дэб распечатала последнюю диаграмму, показывающую прямую линию, и все по очереди принялись удалять трубки и устранять беспорядок.

- Пойду поговорю с членами семьи, - произнес доктор Розенберг.

- Доктор, - остановил его мой голос. – Может для начала стоит переодеться?

Он опустил взгляд на перепачканный халат и кивнул.

- Я закончу, - сообщила Дэб.

Я стянула бахилы с перчатками и, кивнув ей в ответ, вытерла лицо тыльной стороной запястья. Затем вышла из операционной, прошла по холлу и повернула за угол, пытаясь найти Джоша. Он сидел на полу комнаты отдыха, опираясь спиной о стену.

Я опустилась перед ним на колени.

– Ты не можешь так поступать.

- Знаю, - зарычал он.

- Посмотри на меня, - попросила я. Его голова поднялась. – Не можешь выделывать подобное в моем отделении, понимаешь?

Его плечи поникли, и он кивнул, отводя в сторону взгляд. Сдвинул челюсть.

– Прости меня. Просто, все дело… это же гребаное Рождество. Мальчуган вышиб себе мозги на рождественское дерево новым маминым пистолетом.

- Я знаю, - ответила я, не в силах придумать что-то более утешительное, но в случившимся просто невозможно подобрать правильные слова.

Джош вытер мокрую от слез щеку, втянул в себя воздух и поморщился.

– Чувствую себя чертовой тряпкой.

- Ничего. Все реагируют по-разному.

- Малышка, - он потянулся, чтобы вытереть мое лицо.

Но я отстранилась.

- Я сама. Пойду приведу себя в порядок. Не забудь сообщить о случившимся в отделении.

Затем поднялась на ноги, оглядывая большие огромные пятна на форме.

- Слышишь? – Ждала подтверждение.

Он снова возмущенно кивнул.

- Да, да, хорошо.

- Увидимся дома.

Нижняя губа Джоша на мгновение задрожала, но он тяжело выдохнул и встал, взяв себя в руки.

У каждого имеется собственная причина заниматься этой работой. Сострадание Джоша уходило глубже, чем он сам представлял. Он делал свое дело не ради денег и славы. Нам случалось проводить ужасные часы, получая дерьмовую зарплату, но в конце дня Джош мог ложиться спать с чувством выполненного долга, зная, что хоть кому-то помог, некоторые вещи для него были гораздо важнее.

Женскую раздевалку нарядили недорогими зелеными и красными украшениями. Большинство шкафчиков хранили в себе фотографии детей, племянниц или племянников медсестер. Мой же был пустым, за исключением черно-белой фотографии меня и Джоша, сделанной в квартире матери Куинна на День Благодарения. Я прошла мимо шкафчиков в уборную, стянула верхнюю часть формы и бросила ее в красный защитный контейнер.

Зеркало отражало темные брызги и пятна на моем лице и кровь, просочившуюся в спортивный лифчик.

Всмотрелась в собственное отражение тускло-зеленых глаз с темными кругами под ними. Локон светлых волос выбился из хвоста. Другие члены персонала выглядели так же ужасно. Мы усердно трудились последний час, прилагая все усилия, чтобы спасти мальчику жизнь, но не всегда получается исправить абсолютно все. Даже Джошу.

Стянув с себя штаны, пустила воду, наблюдая, как раковина окрашивается в красный цвет, смытый с моих рук и лица. Я вытерлась, ощущая, как душу наполняет разочарование и печаль, но мои чувства не могли идти ни в какое сравнение с чувствами матери мальчика.

Руки сжались по бокам раковины, изо рта вырвался всхлип. После которого меня словно прорвало, тело затряслось, и я дала себе пять минут погоревать над неизвестным мне ребенком. Предоставленное время истекло, я снова умыла лицо, переоделась в чистую форму, приготовившись приложить максимум усилий, чтобы помочь следующим нуждающимся.