Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин

— Здорово, Федор! — поздоровался я с ним.

— Здравствуйте, Сергей Александрович! Всегда рады услужить!

— Заноси, братец! — скомандовал ему прапорщик.

После того, как приказчик ушел, мы стали накрывать стол, потом уселись друг против друга.

— Хорошо живете, Сергей Александрович. В самом центре. Дорого, небось, такая квартира стоила?

— Это подарок. От одного хорошего человека.

— О как! Кто бы мне такой подарок сделал!

— Какими судьбами оказались в Петербурге? — вежливо поинтересовался я.

— Чуть позже. Хорошо?

— Как скажете.

— Как рана? — в свою очередь проявил вежливость Пашутин.

— Все хорошо. А вы как?

— Гм. Знаете, у нас с вами какой‑то не такой разговор идет. Словно два чужих человека встретились и не знают о чем им говорить. Предлагаю разлить водочку по рюмкам, выпить, потом еще раз выпить и начать разговор заново! Вы как?!

— Спасибо, но я лучше обойдусь клюквенным морсом. У меня завтра тренировка.

— Та японская борьба? Удары у вас… — он покрутил головой, словно от избытка чувств, — …что надо! Так о чем это я? А! С вашего разрешения, я сам буду исполнять намеченный мною план. Вы не против?

— Нет.

Пашутин быстро опрокинул пару рюмок, закусил, потом поинтересовался состоянием сестры, затем мы перескочили на воспоминания о вылазке в германский тыл, после чего тот стал расспрашивать о моей жизни. Кивал головой, поддакивал, уточнял и снова спрашивал, пока, наконец, я его не прервал:

— Что это, Михаил Антонович, мы все время говорим обо мне. Вы как‑то сами? Как здоровье?

— Сам? Да все нормально. Месяц в госпитале и сейчас как огурчик!

— Неловко спрашивать, но все же: как обстоят дела с вашей семьей?

— Хм! Все так же.

Небрежность ответа меня несколько обескуражила. Он явно не подходил человеку, который отправился на германский фронт для того, чтобы мстить за свою семью.

"Собственно, что ты о нем знаешь? Только то, что о нем говорили другие люди. Преподаватель немецкого языка. И в тоже время профессиональные навыки работы с ножом и пистолетом. Хм. Думаю, что подобную практику вряд ли ведут на кафедре иностранных языков".

— Скажите, Михаил Антонович, вы ведь не случайно ко мне зашли?

— Почему вы так решили? Ведь вы мне как‑никак жизнь спасли! Если это не повод для встречи, то мне тогда вообще не понятно, для чего существует у людей чувство благодарности!

— Повод. Не спорю. Но судя по вашим действиям там, за линией фронта, сдается мне, что вы свои профессиональные навыки явно не на кафедре иностранных языков оттачивали. Да и вопросы ваши больше на допрос смахивают. Чем‑то я вам интересен. Ведь так?

Пашутин с минуту смотрел на меня с непроницаемым лицом, потом сказал: — Знаете, я еще на фронте подметил вашу цепкость к деталям, умение подмечать мелочи и делать правильные выводы. Ваша способность далеко не рядовая даже для нормального человека, а уж для того, кто после тяжелого ранения потерял память, совсем запредельная. Читал я ваше медицинское заключение. Вас ждал приют для душевнобольных, а вы вместо этого сейчас сидите за столом, здоровый, вполне нормальный человек и при этом проявляете такие умственные способности, что даны далеко не каждому. Так как насчет вашей маски?

— Вы поинтересуйтесь у доктора Плотникова. Николая Никандровича. Он делал доклад на каком‑то медицинском собрании о моем феномене. Там как раз и говориться об остаточной памяти, которая может проявиться у больных, подобных мне. Очевидно, именно она помогла мне восстановить функциональные основы моей памяти, — я специально ввернул специфическую фразу из тех заметок, по которым Плотников готовил свою речь и дал мне в свое время почитать. — Кстати, я кое‑что почитал из медицинской литературы о работе мозга. Так там прямо сказано, что науке неизвестно как он функционирует.

Пашутин усмехнулся: — Считайте, что вы меня убедили. Правда, есть еще кое‑что. Ваш высокий болевой порог и необычайная сила. Еще у меня создалось такое впечатление, что у вас полностью отсутствует понятие страха. И мыслите вы совсем по — другому, чем обычный человек.

— Вы, похоже, собирали обо мне сведения.

— Даже сейчас вы этому не удивились. Нет в вас ни напряжения, ни испуга. Не засыпаете меня вопросами, — Пашутин сделал паузу, потом продолжил. — Я ведь говорил о вас со многими людьми. Для многих из них вы человек — загадка. Кстати, для меня тоже. Мне очень хочется понять, что вы за человек. Может вы сами, Сергей Александрович, мне это скажете?

— Думаю, что вы подошли к своей работе настолько добросовестно, что я вряд ли смогу добавить что‑либо новое.

— Шутить изволите.

— Какие тут шутки. Готов понести заслуженное наказание. Конвой за дверью ждет?

Секунду Пашутин смотрел на меня, потом заразительно рассмеялся. Не натужно, а весело и звонко.

— Ха — ха — ха! Ну, непонятный… вы человек. При этом почему‑то верю вам, как никому другому. Почему так, Сергей Александрович?

— Кому как не вам это знать. Это же вы меня изучали.

— Ха — ха — ха! Господи, да перестаньте меня смешить. Уже живот болит. Ладно. Вы тот, кто вы есть. Теперь разрешите мне представиться. Бывший жандармский ротмистр Пашутин Михаил Антонович, который ныне связал свою судьбу с разведкой. Шесть раз ходил в тыл врага. В последний раз — с вами, Сергей Александрович. Имею три награды. Свою подробную биографию расскажу вам как‑нибудь в другой раз. Теперь, насчет моей семьи. У меня она была, но не в том изложении, в котором вам пришлось слышать. И я никогда не преподавал на кафедре, но при этом владею в совершенстве тремя языками.

— Вы меня не сильно удивили своей исповедью. Значит, вы разведчик, — я помолчал. — Похоже, своей наградой я, видимо, обязан вам?

— Только отчасти, потому как вы ее честно заслужили.

— Теперь после официального представления, вы можете перейти к делу, ради которого ко мне пришли.

— Несколько официально звучит, но суть отражает.

— Надо идти в тыл к немцу?

— Почти.

— Дайте‑ка, я поразмышляю вслух. Вы меня сейчас вербуете на работу в разведку. Сразу возникает вопрос. Почему я? Вы меня не только не знаете, но также у вас есть сомнения на мой счет. Конечно, вы можете сказать, что видели меня в деле. Но это отдельный эпизод, длиной в неделю. При этом мне кажется, что вы не тот человек, который способен доверять первому встречному государственные тайны. Или я что‑то упускаю?

— Как вы уже изволили выразиться, я действительно видел вас в деле. Поверьте на слово, такого сочетания хладнокровия и смертельных ударов мне еще в жизни не приходилось видеть. Если к этому добавить рассудительность и умение замечать детали, то вам цены нет. Вот только иностранными языками вы не владеете. Да?

— Увы! Не владею.

— Скажу сразу, что никаких государственных тайн никто вам доверять не будет. Насчет веры, скажу так. Вы, как и я, в свое время, принесли присягу верности государю и Российской державе. Этого мне вполне хватит. Теперь перейдем к делу. Для одной миссии за границей нам срочно понадобился человек, обладающий вашими выдающимися физическими данными.

— Вы меня заинтриговали.

— Нас поджимает время, поэтому ответ мне хотелось бы получить прямо сейчас, но так как я человек широкой души, то дам вам пару часов на раздумье.

— Пару часов?!

— Вы думайте, Сергей Александрович, думайте, а я пока выпью за победу нашего оружия.

— Пейте на здоровье, — сказал я, а сам подумал: — "Может это начало нового пути? Да и Пашутин вроде ничего мужик. Мне почему‑то кажется, что мы с ним сработаемся".

— Нельзя ли поподробнее, Михаил Антонович?

— Я так понимаю, вы согласны?

— Да.

Только я собрался услышать о переходе линии фронта и диверсиях в тылу врага, как первые же слова ротмистра все поставили с ног на голову. Во — первых, ехать надо было в Швейцарию, а во — вторых, в качестве циркового атлета, выступающего на сцене самого крупного театра — варьете Берна! Но хуже всего было другое! Помимо всего прочего, мне предлагалась роль влюбленного, в какую‑то там певицу, идиота.

— Вы это серьезно?

— Более чем, Сергей Александрович. Согласно новым документам, я, по национальности австриец, работаю помощником импресарио. Моя работа заключается в том, чтобы найти для представления артистов, достойных выступить на сцене и мой приезд в Россию был вызван заключением контракта с вами, русским богатырем Богуславским. Завтра днем я выезжаю в Берн. Вы поедете следом за мной через три дня. За это время вам сошьют костюм для выступления, помогут придумать сценическое имя, напечатают афиши. Так же вы освоите пару — тройку силовых трюков,…ну и тому подобное. О задании и вашем участии в операции мы будем говорить уже на месте, а завтра, с самого утра, я сведу вас с нужным человеком, который все устроит.