Экспансия — II - Юлиан Семенов

— Отвечая, я оперирую той информацией, которая поступала из Берлина, сеньор Висенте, — по-прежнему осторожничая, ответил Стресснер. Ему сказали, что он встретится с человеком, представляющим тайное могущество рейха; обладает исключительными возможностями незримого влияния на события не только в Европе, но и в Латинской Америке: с таким надо быть настороже.

— Информация была фальсифицированная, — отрезал Мюллер. — Она была бесчестна по отношению к Эрнсту Рэму.

— То есть вас надо понять так, что фюрер ошибся?

— Его неверно информировали… Его попросту обманули, сеньор Стресснер… Кстати, не возражаете, если мы придумаем вам имя, которым будем оперировать в переписке?

— Пожалуйста…

— Называйте, — улыбнулся Мюллер; агент может взбрыкнуть, когда речь заходит о кличке; этот принял спокойно, слава богу.

Поразмыслив самую малость, Стресснер ответил:

— Эрнесто… Как вам?

— Очень достойно, — сказал Мюллер. — Видимо, вы взяли такое имя в память о вашем учителе — Эрнсте Рэме?

— Мне приятно, что вы так сказали о Рэме, — не ответив на прямой вопрос, отыграл Стресснер. — Как жаль, что правда восторжествовала так поздно. В чем же ошибся фюрер, сеньор Висенте?

— В том, что отверг предложение Рэма… А оно было такое же или почти такое же, как и ваше: армией должна править гвардия, узкий круг идейных военных, а не профессионалы генерального штаба…

— Жаль, что об этом заговорили после краха рейха…

— Военного поражения рейха, — поправил его Мюллер, ликуя от того, как точно он вел беседу с тем, кого вознамерился сделать диктатором Парагвая, превратив страну в ту базу, где старые борцы национал-социализма смогут собраться перед новой фазой борьбы. — Между «крахом» и «поражением» существует огромная разница, не так ли?

— Да, вы правы.

— Не сердитесь, дон Эрнесто, но я бы на вашем месте так легко не соглашался с собеседником, кто бы он ни был. Я знаю вас по тем документам, которые проходили через мои руки. Наиболее дальновидные стратеги политической борьбы говорили о вас как о возможном лидере Парагвая… Нарабатывайте в себе качества лидера — даже со мной, я это буду только приветствовать, право.

— Слишком поздно, — ответил Стресснер, ощутив в груди сладкую, замирающую пустоту, ожидая при этом, что Мюллер возразит ему, докажет его неправоту, и не ошибся.

— Отнюдь, — сказал Мюллер. — Поражения учат, сеньор Эрнесто. — В какой мере вы знакомы с историей Германии?

— В достаточной. Как-никак, но там моя настоящая родина, сеньор Висенте.

— Вы прекрасно ответили. Спасибо. Я спокоен за вас и за будущее вашей страны… Что вы знаете о судьбе тех семей, которые олицетворяли собой промышленную и финансовую мощь Германии?

— Я знаю, что Круппа с трудом удалось спасти от позорного приговора в Нюрнберге.

— Но ведь смогли! А Сименс? Его называли «нацистским преступником», но он уже начал деловые контакты со своими зарубежными коллегами. Сименсы, — усмехнулся Мюллер, — не просто немцы, они баварцы, а это самые умные немцы… Погодите пару лет, они еще скажут свое слово в мире… А возьмите дело Георга Гише… Слыхали?

— Нет.

— Рассказать?

— Это будет очень любезно с вашей стороны, сеньор Висенте…

— Так вот, еще в семьсот пятом году Иосиф Первый, коронованный императором Священной Римской империи германской нации, продал странствующему торговцу Георгу Гише право разрабатывать месторождения цинкового шпата в Верхней Силезии… Разработал… Стал дворянином, передал наследство своим дочерям, а их потомки — семьи Тейхман, Вильдштейн и Погрелль — еще круче повели дело предка; раскрутили так, что в начале века владели капиталом в триста миллионов золотых марок… Неплохо, а? Одним из потомков Гише стал известный вам барон Ульрих фон Рихтгофен, цвет империи, отец военной авиации. После первой мировой войны их рудники отошли к Польше. Крах? Отнюдь! Поражение, временный отход на запасные рубежи. Отто Фицнер, фюрер военной промышленности, вернул семье все утраченное, приумножив капитал в три раза. Миллиард рейхсмарок. И случился май сорок пятого. Что, кончилось дело Гише? Разгром? — Мюллер покачал головой. — Нет, дорогой Эрнесто, — он легко пропустил «сеньор», поставив этим себя над Стресснером; ждал, удивится ли тот, поправит; нет, не удивился и не поправил, — краха не последовало. Дело уже восстановлено, не в Бреслау, но в Гамбурге. Какая разница? Дело поддерживает нашу идею. Семья Гише — Рихтгофенов — Фицнера переживает военное поражение рейха не меньше, чем мы, а возможно, и больше. Думаете, они смирятся со случившимся? Да ни в коем случае… А возьмите барона Карла фон Штумм-Хальберга? Он продолжил дело Штумма, начатое в семьсот пятнадцатом году, превратил компанию в концерн, стал членом рейхстага у кайзера, его зять Рихард фон Кюльман поставил в Брест-Литовске на колени Россию, определял всю восточную политику империи. Его родственник, муж дочери Викко фон Бюлов-Шванте, был не только шефом концерна, но и штандартенфюрером СС, человеком, близким к Гитлеру… Проштрафился, бедняга, — вдруг рассмеялся Мюллер, — в Риме, где он сопровождал фюрера, не подсказал канцлеру вовремя, что нужно надеть мундир, поплатился за это ссылкой в послы, представлял рейх в Бельгии… Но его родственник, граф Макс Эрдман фон Редерн, был до конца нашим — оберфюрер СС… Что, после сорок пятого крах? — Мюллер снова покачал головой. — Где сейчас барон фон Штумм ауф Рамхольц, родственник Бюлова-Шванте? В Мюнхене, дорогой Эрнесто, в Мюнхене, на взлете, раскручивает бизнес… Продолжить? Или достаточно? Я рассказал вам об этом, чтобы проиллюстрировать разницу между военным поражением и крахом…

Несколько минут шли молча, потом Мюллер заговорил — рублено, коротко, властно:

— Я верю вам, Эрнесто. А я — это значит мы. И это очень много — мы… Итак, к делу… Поражение учит… Поражение заставляет пересматривать позицию, но это не есть отход от основоположений, наоборот, приближение к ним. Предложения: во-первых, наладите контакт с американцами… Да, да, именно с ними… Никаких антиамериканских лозунгов, пусть о «гринго» и «проклятых империалистических янки» кричат левые, вы войдете с ними в блок… Вы, именно вы, проинформируете их посла о ситуации в армии и объясните, что лишь вы и ваши друзья могут гарантировать устранение левых с арены политической борьбы…

— Да, но их посол…

— Ну и что? Прекрасно, что еврей. Фюрер допустил ошибку, навалившись на всех евреев. Умных и сильных надо было, наоборот, приблизить…

(«Ну и ну, — подумал он, — сказал бы я такое полтора года назад? Какое там сказал — позволил бы произнести эти слова про себя? Я запрещал себе даже допускать возможность появления этих слов, вот ужас-то, а?!»)

— Это облегчает задачу, — согласился Стресснер. — Среди наших левых интеллектуалов масса отвратительных евреев, зараженных большевизмом, но без содействия «Первого банка», который возглавляет сеньор Абрамофидж, я бы лишился поддержки в ту пору, когда Берлин не замечал меня… Сеньор Абрамофидж ненавидит большевизм, а своих соплеменников из писательской ассоциации называет «сбродом, по которому плачет каторга».

— Ну, вот видите, — вздохнул Мюллер. — Прекрасная иллюстрация моим словам… Теперь второе: необходимо организовать пятерки по типу аргентинского ГОУ. К будущему надо готовиться загодя. У вас есть контакты с Пероном?

— Он полевел…

— Он поумнел, — отрезал Мюллер. — Он — у власти. Чтобы удержаться, надо делать дело, а не болтать. Он делает свое дело и делает его неплохо. Я бы советовал вам наладить отношения с людьми Перона. Мы можем помочь вам в этом, если возникнет нужда.

— Благодарю. Весьма возможно, я обращусь к вам…

— Третье. Можете ли вы уже сейчас, еще до победы, организовать в Парагвае несколько надежных поместий в глухой сельве, — о деньгах не думайте, мы уплатим, сколько надо, — где бы поселились мои друзья?

— Это не вопрос.

— Но в таких местах, где можно построить аэродромы и мощные радиостанции…

— Это не вопрос, — повторил Стресснер.

— Прекрасно. И, наконец, четвертое… Есть информация, что левые готовят у вас бунт… Возможно, они будут в состоянии выступить летом… У вас нет таких данных? Я имею в виду абсолютно проверенные данные.

— Нет. Есть слухи.

— Ну, что касается слухов, то мы их умеем делать, как никто другой. Школа доктора Геббельса — что бы о нем сейчас ни говорили — достойная школа… Мы попробуем провести кое-какую работу… Если наши сведения подтвердятся настолько, что я сочту их правдой, вам сообщат детали… Что вы тогда будете намерены предпринять?

— Ударить первым.

Мюллер покачал головой: