Соборная площадь - Юрий Иванов-Милюхин

— Ты даешь слово, что будешь молчать?

— Слово чести, — поднял я руку вверх.

— На Украине хлопнули, на границе, — Арутюн закурил, выпустил густой клуб дыма. — За наркотиками мотался.

— С Коротышкой?

— Нет, один. При досмотре нашли. Забрали все, еле откупился.

— Но три лимона — сумма, в общем-то, небольшая, — засомневался я. — У тебя было больше.

— Чего теперь вспоминать. Считай, все ушли.

— Как же ты думаешь жить дальше?

— У тетки попрошу, но у нее самой копейки, — он поморщился. — Может, кто из ребят даст, под проценты.

— Вряд ли. Сейчас каждый думает только о себе. Конец приватизации. А тебе и самому пожрать надо, и Джульку кормить, — когда-то, в благословенную пору, Арутюн купил щенка боксера. Теперь маленькая собака превратилась в здоровую суку. — Да и сосед бесплатно держать не будет. Он как-то говорил, что ему надоели твои посетители, и что подыскивает новых квартирантов.

— Знаю, я с ним поругался. С Валеркой, вторым квартирантом, тоже. Ему не верь — вор.

— Почему вор? А с ним из-за чего?

— Этот гаденыш вечно натравливал на меня хозяина. Мол, я ворую, колюсь. А недавно у него пропали перчатки, и он сказал, что украли мои друзья. За друзей я отвечаю, но пришлось заткнуть шакалу глотку несколькими тысячами. Это чистая паскуда, клянусь, он себя еще проявит.

Усмехнувшись в душе, я отвел взгляд в сторону от щуплой фигуры Арутюна, подумав, что все вы — Коротышка, бывший якобы матрос Валера — тоже, в чем душа держится — ты, Арутюн, одним миром мазаны. Месяца три назад именно армянин подставил меня. Выкупив краденое золото, и не сказав об этом ни слова, он дал женский перстенек на продажу. Мол, все равно бегаешь по своим. Буквально через несколько дней пришел человек из милиции. Не моргнув глазом, Арутюн указал, что одно изделие отдал мне. Следователь так и записал, что перстень изъят в моей квартире, и что прятал я его в коробочке на верхней полке книжного шкафа. Здорово тогда пришлось попереживать, сидя на допросах в кабинете с зарешеченными окнами, пока ведущий дело капитан не поверил, что перстень я хотел купить для своей сожительницы и денег за него не отдавал. А потом был суд над вором, учащимся девятого класса средней школы, укравшим золотые украшения у родственников. Если бы знал, у кого армянин выкупил их, руки больше не подал бы. На базаре ваучеристы редко связывались с малолетними акселератами, считая за позор иметь с ними любое дело. Жан Луи Папен однажды хапнул у здоровенного сосунка колечко. Потом, чтобы замять случайную сделку, ему пришлось отвалить в десять раз большую сумму.

На суд я так и не пошел.

— У тебя можно будет пожить, если что? — вновь услышал я голос Арутюна за спиной.

— Нет, — не оборачиваясь, резко ответил я. — И Людмила с ребенком приходит, может, надумает переехать. И работаю по вечерам над новым произведением.

— Я на время, пока не утрясется. Мешать не буду.

— Когда я пишу, мне кажется, что мешает даже собственная тень.

— Знаю, как ты пишешь, — поняв, что пролетает фанерой над Парижем, с сарказмом в хриплом голосе захихикал армянин. — Бухаешь по неделям.

— Но не колюсь. И всякую гадость на кухне не вывариваю, — повернул я голову, вновь отметив, что от прежнего «Карлсона, который живет на крыше», осталась едва половина. — Понял?

— Ладно, не заводись, — умиротворенно забурчал тот. — Если прижмет, я к тетке перееду. Надеюсь, не откажет.

— Откажет. У нее тоже дети.

— Тогда в подвал, лето только начинается.

Я промолчал. Делать из своей квартиры очередной притон для наркоманов, все равно, что ставить крест на собственной дальнейшей судьбе. Да и не было у меня склонностей к пагубному зелью, несмотря на утверждения гороскопов. В молодости, после службы в армии, попробовал курить «травку», никакого кайфа не поймал. На этом знакомство с наркотиками закончилось. Пить и курить я тоже заставлял себя как бы насильно. Во время совместного проживания со второй женой вообще не прикасался к рюмке и пачке сигарет. Пьяные оргии начались после развода и знакомства с бывшей гимнасткой — алкашкой во время работы в приемном пункте стеклопосуды, в котором я был хозяином. А после изгнания ее с ребенком из собственной квартиры, пошли длительные периоды трезвости и короткие — на день, на два — пьянок. Это в последнее время я что-то здорово расслабился.

Повздыхав за спиной, Арутюн подался в центр базара. Я проводил его раздавленную наркотиками, безвольную фигуру жестким взглядом, облегченно встряхнулся. Вспомнив о купленном утром кольце, сделал шаг в сторону Сникерса, у которого были электронные японские весы. Цифры на табло плоского черного пенальчика, помельтешив, замерли. Обручалка весила шесть с половиной граммов. Видимо, по утренней прохладе пальцы не ощутили истинной тяжести благородного металла, и я без задней мысли обул мужчину на два с половиной грамма.

— Продаешь? — спросил Сникерс.

— По лому.

— Я беру.

Сунув вырученные деньги в сумку, я подумал, что у него появился заказ по более высокой цене. К нам часто подваливали неопределенного рода занятий люди, скупавшие золото по двести — триста граммов за один раз. Брали по пятьсот рублей и позолоченные корпуса от поломанных часов. Но этим занимались в основном кавказцы. Как объясняли ребята, они опускали корпуса в специальную кислоту, золото растворялось. Затем «химики» выпаривали его и принимались штамповать крестики, мужские перстни. Вплоть до цепочек со сложным сплетением.

Не успел я отойти от Сникерса, как Аркаша хлопнул меня по плечу и с довольной улыбкой указал на стоящего в сторонке мужчину:

— К тебе, писатель, из твоей когорты бумагомарателей.

Я сразу узнал Гарика Птицу, местного поэта, года два назад выпустившего свою первую тоненькую книжицу в книжном издательстве на Красноармейской. И то по случаю, кажется, собственного юбилея-пятидесятилетия. Трудно нас печатали, некоторые литераторы вообще ходили в «молодых» до глубокой старости. В общем, проводимая ЦК КПСС линия копировалась на местах один к одному. Дряхлые члены Политбюро, старые члены Союза писателей.

— Гарри Ильич, привет, — сразу потянулся я к старому товарищу, с которым вместе боролись против засилья «пердунов». В пору разгара перестройки он занимал пост заместителя руководителя литобъединения «Дон», по значимости второго в России после Москвы. Я же возглавлял секцию прозы. — Каким ветром, дорогой?

— Краем уха слыхал, что ты на базаре деньги гребешь лопатой, — пожимая руку, засмеялся он. — Ходишь весь в золоте, долларов полный карман. За наши «деревянные» я уже молчу.

— Кудряш распространяет, — догадался я. С полгода назад мне пришлось крепко нагрузиться с бывшим вожаком молодых литераторов Дона прямо на втором этаже Дома Союза писателей, где он имел внушительных размеров кабинет. Тогда на мне была цепочка с большим православным крестом, на левой руке перстень. — Да, подрали мы с тобой глотку, поборолись за свои права. Как у тебя со второй книжкой?

— Выходит. Но уверенности как всегда нет, — весело ответил Гарик. — Я уже привык, первую тянули с выпуском лет семь, вторую, думаю, тоже. Ты лучше о себе расскажи. В Союз во второй раз вступать не думаешь?

— Позориться? Когда я подавал заявление, всех приняли, даже графоманов. Кроме меня.

— Знаю. Многие, в том числе и старые члены Союза, были просто возмущены. Но я вижу, тебе и здесь неплохо, а?

— Как сказать. Я бы с удовольствием занялся любимым делом, порох еще остался. Но теперь проблема с выпуском книги, да и на жизнь надо зарабатывать. Цены на пресловутую колбасу не прежние.

— Э, брат, я тоже в оптике кручусь, как белка в колесе. Линзы дорожают, приборы тоже. На поэзию времени практически нет. К тому же, кому она сейчас нужна. Люди Цветаеву с Пастернаком не читают.

В это время к Гарику подошел высокий широкоплечий парень в джинсах. Показалось, что где-то я его уже видел.

— Познакомься, — здороваясь с ним, предложил мне Гарик. — Тележурналист с «Дон — ТР», великолепный мастер интриг.

Пожав руку парню, я еще раз внимательно оглядел с ног до головы. Да, лицо не чужое. Может быть я засек его в видеосюжете или в кулуарах молодежной газеты. Поболтав немного на журналистские темы, он обернулся ко мне:

— Вы доллары берете?

— Конечно. Кстати, Жора Гармонь, известный фотокор, тоже частенько заглядывает сюда. Но он больше берет. За ремонт его зарубежного фотоаппарата теперь требуют баксы.

— Знаю Жору, — кивнул парень. — Видел и сделанный им ваш портрет на половину первой страницы в «молодежке» под названием «Новые русские». Отличная работа, недавно ему за нее присудили первую премию. Награждение мы показывали по второму каналу телевидения. Не смотрели?

— Еще бы такое пропустить, — засмеялся я. — На весь Дон прославил.