Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Екатерина II тоже занималась политической компаративистикой.
«Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, незамеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения... Вот два разительных примера – Екатерина II и Петр III»,
– выберет она спустя десятилетия в «Записках» объекты для сравнения. И докажет-таки сегодняшним историкам, что она была лучше, умнее, одареннее Петра... Что причина ее успеха – ее личные достоинства. Ее, и только ее.
Впрочем, иногда она пробалтывается, обозначая, но не называя силу, от которой исходили die Winken des Schicksals124*Указания судьбы (нем.).*, стоявшую за ней и обеспечившую ее «счастье»:
«Мы можем быть уверены, что Всевидящий приводит в исполнение свои замыслы, которые скрыты от нас».
И еще откровеннее:
«Невидимая рука, которая вела меня тринадцать лет по очень трудной дороге, никогда не даст мне сбиться с пути, в этом я твердо и, возможно, до глупого уверена»...
За Елизаветой Ивановной такой силы не стояло. И странно: почему не стояло? Разве мало было сил, заинтересованных в дестабилизации российкого престола? Разве принцы и принцессы не представляли во все времена особый интерес для тайной власти?125*Вот относящееся к несколько более позднему времени, но, пожалуй, наиболее откровенное высказывание такого рода: «Верховной Венте угодно, чтобы вы, под тем или иным предлогом, вводили бы в масонские ложи возможно больше принцев и богатых людей. Всякий принц, не имеющий законной надежды получить престол с помощью Божией, стремится получить его с помощью революции. Некоторые из них даже лишены престола или сосланы. Льстите этим искателям популярности, готовьте их для масонства. Верховная Вента впоследствии увидит, что можно будет сделать с ними во имя прогресса. Всякий принц без царства – хорошая для нас находка. Ложа поведет его к карбонаризму. Пускай они служат приманкою для глупцов, интриганов, пошлых обывателей и всякого рода дельцов. Они будут совершать наше дело, думая, что совершают свое». – Письмо карбонария Пикколо в туринскую ложу от 18 января 1832 года.*
Причин было несколько.
У Екатерины Алексеевны не было денег – но она занимает без счета у посланников Австрии, Англии, Пруссии, – у всех, кто давал, – с тем, чтобы потом, взойдя на трон, не вернуть значительную часть этих долгов, не сдержать большую часть данных под эти долги обязательств.
У Елизаветы Ивановны деньги были. В 18 лет, когда ее руки попросил князь Филипп фон Лимбург (претендовавший, кстати сказать, на Гольштейн, который Павел считал своим удельным княжеством), она нашла для него сумму, достаточную для выкупа графства Оберштейн в Арденнах (деньги эти ей дал И.И. Шувалов, живший тогда неподалеку от Оберштейна, в Спа). Но то-то и плохо! Человек, не занимающий денег для своего восхождения на престол, никому и обещаний не дает; но те, кому он обещаний не дал, естественно, не станут поддерживать его, не войдут в партию его сторонников...
У Екатерины Алексеевны не было никаких прав на российский престол: она была императрицей только по мужу, и не то что после убийства, но и после естественной смерти, буде такая бы приключилась с ее мужем Петром III, должна была немедленно престол освободить. Но кто должен был восстанавливать попранные узурпаторшей права? Панин? Пугачев?
У Елизаветы Ивановны было завещание императрицы Елисаветы Петровны в ее пользу. Текст его крайне любопытен. Это не голая декларация передачи «Елизавете II» всей полноты самодержавной власти, но обширная программа перемен в государстве: развития народного просвещения, национальных отношений, искусств («художеств и ремесла»)... Завещание напоминает «прожекты» И.И. Шувалова, кои он разрабатывал совместно с М.В. Ломоносовым. Политическая авантюристка о таких вещах и не задумывалась бы – и имела бы, вероятнее всего, бльший успех.
Многие исследователи считают, правда, это завещание подложным, ибо никогда и никаких официальных рескриптов о дочери Елисаветы Петровны российский престол не заявлял. Но это обычная практика императриц и императоров при рождении незаконных детей. Так и Екатерина II, родив от Орлова ребенка, укрыла его сначала в семье камергера В.Г. Шкурина, потом, купив в Тульской губернии Бобриковскую волость (100 000 р.) и присоединив к ней дворцовое ведомство Богородицкой волости, отдала получившуюся латифундию (200 000 дес., 10 000 крепостных душ) сыну, получившему фамилию Бобринского. В 1770 году его отдали в закрытый пансион в Лейпциге, затем, в 1744-м – в Сухопутный шляхетский корпус. Те, кому это было нужно, знали, что Бобринский – родной сын Екатерины, но, захоти он взойти на престол, свергнуть Павла, – смог ли бы он документально подтвердить свои права? Вряд ли! Да и титула у него не было. Когда обсуждался «Бестужевский проект», названный так по имени его вдохновителя, Бестужева-Рюмина, то есть свадьба Екатерины и графа Григория Орлова, этот молодой человек мог стать наследником престола – вместо Павла. Однако проект не осуществился, Екатерина осталась вдовой, а Бобринский – никем. Только в 1796-м, на 34 году его жизни, Павел I пожаловал своему брату графский титул.
Елизавете Ивановне графский титул пожаловать было некому. И.И. Шувалов, по всем вероятиям ее отец126, потерял политический вес в 1762 году, когда Лизочке было 8 лет, и больше никогда не имел его. Девушка осталась ни с чем. Впрочем, родная дочь Елисаветы Петровны и родная внучка Петра обязательно нашла бы поддержку, даже если ее бумаги были и не совсем в порядке. Нужно было только одно: щедро раздавать сегодняшним помощникам ту землю, что завтра тебе достанется.
126*Другие исследователи склоняются в пользу отцовства А.Г. Разумовского. В этой версии Елизавета на 9 лет старше. У Елисаветы Петровны было много незаконных детей. Самые первые – сын и дочь от поручика Алексея Шубина; ни один, ни другая прав на российский престол никогда не заявляли. Сын, Богдан Умской, родился в 1728 году, десяти лет от роду был записан в гражданскую службу, в 1741 г., с воцарением Елисаветы, перешел на военную; был опекуном Московского воспитательного дома, закончил жизнь в Переяславль-Залесском монастыре. Дочь родилась не позднее 1730 г., была отдана на воспитание Иоганне Шмидт, и в переписке фигурирует как «племянница Шмидтши». В 1773-1775 годах, как легко видеть, ей было 45 лет, и спутать ее с сияющей очарованием молодости Елизаветой затруднительно.
Другой незаконный сын Елизаветы, ставший президентом Медицинской коллегии, носил фамилию Закревский.
Дочь от законного брака с Разумовским, Августа, родилась около 1745 г., претензий на престол не заявляла никогда, окончила свои дни в московском Ивановском монастыре, приняв постриг под именем Досифеи, и была пышно похоронена, с участием высшего духовенства, в Новоспасском монастыре, т.е. родовой усыпальнице семьи Романовых.*
А кто захотел бы ее поддержать? Барская конфедерация (читай – Польша)? Турция? Эти явные, открытые враги Екатерины вели с ней вооруженную борьбу, и в этой борьбе Елизавета Ивановна практически ничем помочь им не могла. Вести ее на престол надо было силою оружия, и если бы шансы Блистательной Порты или Барской конфедерации на победу повысились, то и акции Елизаветы возросли бы.
«Сударыня, я рассматриваю предприятие, задуманное Вашим Высочеством, как некое чудо, дарованное самим Провидением, которое, желая уберечь нашу многострадальную отчизну от гибели, посылает ей столь великую героиню»,
– писал Елизавете Радзивилл. Но разбитые в открытой борьбе польские и литовские паны и шляхтичи, потерявшие надежду на Версаль, Вену и Истанбул, – по одному потянулись просить снисхождения и милости у Екатерины, и – разумеется! – возврата своих замков и поместий, забыв и про Jeszcze Polska nie zginęła*Еще Польска не сгинела, – польский национальный гимн, авторство которого приписывается М.К. Огиньскому, кстати, одному из страстных поклонников Елизаветы Ивановны...*, и про voinosc127*Свобода (польск.).*, и про niepodlegiosc128*Независимость (польск.).*...
Тот же «почетный мир» предлагают и Елизавете.
«Позвольте, чтобы я Вам предложил избрать то самое намерение, какое я усматриваю в Вашем письме, – обращается к Елизавете Ивановне посол Станислава Понятовского при Ватикане, – то есть, оставя всякие планы, удалиться в приятное уединение. Всякое другое намерение покажется для благомыслящих людей опасным и даже противным долгу и гласу совести; оно также может показаться химерическим или по крайней мере источником бедствий».
Это был поистине добрый совет друга! Но Елизавета Ивановна не вняла ему. Ей довелось, в поисках союзника, намекнуть, что по ее восшествии на престол православная церковь России может вступить в унию с католической, – и иезуиты, орудием которых был Ганецкий, вцепились в несчастную женщину, умело играя на ее самолюбии. Справедливости ради надо сказать, что как только на горизонте замаячила возможность присяги ей эскадры Орлова, Елизавета решительно рвет с иезуитами, с унией...