Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе? - Лев Айзерман

«…видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся), и вдруг это существо страдает и перестает быть…»

И наконец, самое главное, шесть раз повторенное, – прозвучит один и тот же мотив (одну из этих цитат приведет большинство десятиклассников):

«Блестящие глаза, смотревшие детски-испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. “Я вас всех люблю и никому зла не делала, за что я страдаю? Помогите мне”, – говорило это выражение».

«Она вопросительно, детски-укоризненно посмотрела на него.

“Я от тебя ждала помощи и ничего, ничего, и ты тоже!” – сказали ее глаза».

«“Я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?” – говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо».

«Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами: “Ах, что вы со мной сделали?” – все говорило оно».

«Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежавшую на другой, и ему ее лицо сказало: “Ах, что вы это со мной сделали?”»

Из Италии привезли мраморный памятник на могилу маленькой княгини.

«Однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что, странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: “Ах, зачем вы это со мной сделали?”»

Совершенно очевидно, что упрек этот на лице своей жены видит князь Андрей. Ведь когда Болконский возвратился из Отрадного и смотрел на портрет покойницы Лизы, «она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него». Иногда на это обращают внимание и авторы сочинения. Но дважды в моей учительской жизни я прочел о «мертвом безукоризненном лице жены».

Почему же именно мертвое укоризненное лицо жены – одна из лучших минут жизни Андрея Болконского?

«Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что-то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть» —

эта цитата почти во всех сочинениях. Некоторые при этом уточняют:

«Ему жаль ее и стыдно, что на поле Аустерлица он был готов отдать своих близких, а значит, и жену, за минуты славы, торжества. Теперь он чувствовал, что “виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть”».

Здесь абсолютно точно обозначена исходная точка для размышления. Но почему все-таки чувство вины связано с одной из лучших минут жизни? 10 человек (15%) считают, что это чувство вины открыло ему истину: жить нужно для себя, избегая лишь двух зол – угрызений совести и болезни. Но ведь встреча с Пьером Безуховым, разговор с ним на пароме, а затем встреча с Наташей приводят его к отказу от этой истины: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год… надо… чтобы не для меня одного шла моя жизнь». Так можно ли считать одной из лучших минут жизни обретение истины, которая окажется потом не истиной?

И только 14 человек (напоминаю, я привожу цифры 1997 года), а это 20,5%, сказали о самом главном (в прошлые годы таких было значительно больше): это были минуты преодоления эгоизма, когда к нему приходило понимание боли другого человека, осознание собственной вины перед другими.

«Болконский понял, что он жил, не замечая других людей».

При этом 8 человек (12%) обратили внимание на то, что все эти минуты связаны с небом, «олицетворяющим вечное, справедливое, совершенное».

«Лежа на поле Аустерлица, он ничего не видел, кроме неба. И памятник над могилой умершей жены Болконского был ангел, готовившийся подняться в небо и так напоминавший ему Лизу. И после разговора с Пьером в Богучарове, сходя с парома, “в первый раз после Аустерлица он увидел то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле”. И Наташа Ростова, взволнованная красотою ночи, хотела улететь в небо».

Я всегда относился к сочинениям как к коллективным поискам истины (это невозможно в традиционных сочинениях, когда цель – чтобы все написали приблизительно одно и то же) и видел свою роль в том, чтобы сделать достоянием всех найденное каждым. А потому, анализируя сочинения, часто обращаюсь к находкам, которые были сделаны моими учениками в прошлые годы и даже десятилетия. Когда-то в одном из сочинений было очень интересное наблюдение:

«Пьер пробуждает в князе Андрее “лучистый, детский, нежный взгляд”. И на поле Аустерлица князь Андрей стонет “тихим, жалостливым и детским стоном”. И глаза жены смотрели “детски-укоризненно”, и Наташа с ее радостным смехом и детски-восторженными речами о луне и небе. Здесь настойчивое слово детский – олицетворение всего подлинного и естественного, что есть на земле и чем являются дети. А так как оно связано с воспоминаниями о лучших минутах жизни, то это воспоминания о чем-то настоящем и подлинном. Все эти вехи в жизни Андрея Болконского пробуждают в нем истинные чувства и стремления, все они помогают родиться в его сердце любви».

А 10 человек (15% – а может быть, это не так уж и мало для подобного уровня постижения и такой сложности поставленной задачи) подошли к пониманию того, что все эти минуты определяют «его путь от человека, стремящегося стать Наполеоном».

«Мне кажется, что, не случись с Болконским этих минут, он никогда бы не решился бы жить не только для себя одного, независимо, а чтобы жизнь “на всех… отражалась”».

Писали об этом и в 2004 году:

«Потому что сейчас князь Андрей делает еще один шаг от Наполеона».

«Для большинства людей крушение иллюзий – мгновения страшные, а для князя Андрея – лучшие».

«Он сосредоточен на себе, на своих ощущениях и переживаниях, порой ему бывает трудно понять других людей. Князь Андрей знает об этом и, выделяя лучшие минуты своей жизни, он имеет в виду какие-то откровения, когда мир предстает ему иным, чем обычно. Он ощущает себя на месте других людей, сознает их представления и мысли, хочет, чтобы его “жизнь на всех… отражалась, чтобы она шла не для него одного”».

И понятно, почему думающие именно так все эти годы обращались не только к тем словам, которыми я начинал сочинение, давая задание, но и к тем, которые шли за ними непосредственно вслед.

«Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь и луна – и все это вдруг вспомнилось ему.

“Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, – вдруг окончательно, беспременно решил князь Андрей. – Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для меня одного шла моя жизнь, чтобы не жили они так независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе”».

Анализируя эти сочинения, я приношу книгу В. Лакшина «Толстой и Чехов». Читаю слова из нее, как бы продолжающие, углубляющие мысли десятиклассников:

«…весь путь любимых героев Толстого будет ознаменован преодолением человеческой разобщенности, эгоизма, индивидуализма.

И Андрей Болконский, и Пьер Безухов приходят к осознанию своей общности с другими людьми как основного принципа жизни. Но приходят не сразу. Нелегко им преодолеть «эгоистическую субъективность сознания» [45] .

К мысли о том, что лучшие минуты жизни Андрея Болконского – минуты преодоления человеческой разобщенности и осознания своего единства с другими людьми, мы будем возвращаться не раз. Возвратимся и тогда, когда будем говорить, как князь Андрей не смог простить Наташу, потому что его боль была для него самым главным, а о том, что с ней, он и думать не хотел. И как потом будет ему горько почувствовать и понять это. И когда прочтем, как, заехав в Лысые Горы, Андрей Болконский замечает девочек, которые, воспользовавшись тем, что господа уехали, нарвали слив с оранжерейных деревьев. И Болконский делает вид, что не заметил их:

«новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его».

И когда мы будем сравнивать, как Болконский изображен накануне Аустерлица и накануне Бородина.