Станешь моей? - Елена Лабрус

– Да, Эван был бы не Эван, если бы не поступил именно так. А это что? – показываю я на какую-то фантастическую цифру в верхней строке таблицы, когда она всё же заставляет меня посмотреть на экран своего ноута.

– Авансированные платежи. ВИП-клиенты желают видеть вашу с Евой первую брачную ночь.

– И что никакой жести? Никакого насилия? Просто посмотреть? Она же девственница!

– А ты думаешь для Вялых Членов нет ничего святого? Одно дело проходная девчонка, как та Лорен. И совсем другое – будущая жена. Вас просят только приоткрыть завесу и ничего больше.

– Но сомнения в том, что это будет Ева ни у кого нет? – болезненно морщусь я.

Привыкнуть бы ещё к этому «ваша с Евой брачная ночь». Скорее уж «их с Эваном брачная ночь». Но в рамках шоу – это мелочи. Как и моё разбитое сердце. Кого интересует плачущий за кулисами Арлекин.

– А ты сам как думаешь? Так что твоя идея с тотализатором, считай, провальная. Мы разоримся выплачивать ставки, – улыбается Элен. – Все ставят на неё.

– Всё, всё, сдаюсь! – поднимаю я руки. – Никогда я не лез в вашу кухню. И впредь не собираюсь. Плохо у меня с азартными играми.

– И слава богу! – хмыкает Элен. – С двумя чокнутыми я бы не справилась.

– А меня, значит, ты считаешь нормальным? – встаю я, чтобы хлебнуть чего-нибудь покрепче и избавиться от головной боли. Да и не только головной.

Анестезия тотальная и непросыхающая – единственное, что мне пока помогает. Всё же зря я надеялся, что справлюсь. Что всё: вырву, забуду, отключу. То, что Ева вторые сутки с Эваном наедине просто убивает меня. Не могу я просто взять и вычеркнуть её из своей жизни. Не могу так просто смириться с тем, что она больше не моя, и никогда моей не станет. И даже мысль о том, что мне не придётся это увидеть, не успокаивает.

Нестерпимое желание снова напиться и забыться. Или полететь и забрать её оттуда. И лучше уж мне ужраться в хлам, а то со штурвалом я и на автопилоте справлюсь.

– Конечно нет, нормальным я тебя не считаю, – привычно щёлкает Элен по клавишам.

И мне что-то так тошно от всего этого. Так невыносимо снова возвращаться туда, от чего я так хотел избавиться. Что я ни видеть, ни слышать ничего об этой работе не хочу.

– Знаешь, Элен, – беру я со стола первую попавшуюся бутылку. – Ты прости, но давай я просто буду делать, что скажешь. Что скажет Эван. И всё. Как раньше. Мне всё равно, – делаю я большой глоток и выхожу.

На улицу. В сад. Куда глаза глядят.

Вот только самое страшное сейчас – остаться одному. Самому с собой мне сейчас никак нельзя. Я ещё слишком жив. А мне надо выжечь, вытравить в себе всё живое как после смерти Вики. Чтобы от меня осталась только оболочка. Пустая, сухая, безжизненная. Тогда я смогу не думать, не чувствовать. И тогда мне будет безразлично всё, а не только кого трахать, где и как.

А может уже сейчас нужно с кем-нибудь перепихнуться, чтобы нарушить этот глупый обет? Если бы сегодня был «рабочий день» было бы легче. Уже можно было бы перевернуть страницу и начать новую, заключительную главу своей жизни. Но как назло сегодня выходной.

И слово «выходной» невольно поворачивает меня по направлению, где есть человек, который тоже сегодня принудительно «отдыхает» и которому, возможно, также плохо как и мне.

– Адам?! – удивляется Рене, обнаружив меня на пороге.

Растрёпанная, в пижаме, несмотря на полуденный час, с опухшими от слёз глазами она точно оправдывает все мои ожидания.

– Пустишь? Или пойдём погуляем?

– А тебе надо поговорить?

– Нет, – демонстрирую я бутылку бурбона. – Мне нужен собутыльник.

– Тогда я сгожусь, – распахивая дверь, кивает она на диван.

По центру большого плющевого и уютного гнезда, что она себе свила среди пледов, мятых бумажных салфеток, пустых упаковок от чипсов, орешков и прочего мусора стоит ведро с шоколадным мороженым, если мне не изменяет глазомер, литра на два.

– Держи, – приносит она стакан и ложку, когда я тоже занимаю этот плацдарм. А ещё великодушно от всего отказываюсь.

– Хуже всего не то, что он меня уволит, – черпает она подтаявший пломбир. – Хуже всего, что я не знаю, как без него жить.

И знаю, что она была бы благодарна, если бы я не стал ей пенять на то, что она меня уверяла будто не влюблена в Эвана и врала. Но я не могу не уточнить этот момент, чтобы со своими выводами не ошибиться.

– И всё же ты его любишь?

– Ты даже не представляешь себе насколько и как давно.

– Ну, до завтрашнего вечера я совершенно свободен, так что времени у тебя полно, – отхлёбываю я бурбон. И не то что не закусываю, даже не занюхиваю. Благо мне попался какой-то вишнёвый «Джим Бим», что пьётся мягко и после пары глотков даже как-то приятно согревает.

– Мы познакомились в бизнес-школе. Вернее, на какой-то вечеринке. И он тогда был на последнем курсе. А я ещё на первом. Потанцевали. Посмеялись. Как водится, проснулись у меня. И он даже не выпил с утра кофе, собрался и ушёл. Чёртов Эван Макгрегор! Чёртов сноб, зануда, чистоплюй и мудак, – отковыривает она мороженое и засовывает в рот полную ложку.

– Вижу, он оставил о себе неизгладимое впечатление, – улыбаюсь я, останавливая видео на ноутбуке, чтобы ей не приходилось перекрикивать какую-то слезливую мелодраму, что она смотрела, пока я не пришёл.

– О, да, – бубнит она с полным ртом. – И он целый год потом ходил мимо, но где бы мы ни сталкивались, всегда смотрел на меня как на пустое место, каждый раз переспрашивая: «Как ты сказала тебя зовут? А мы точно знакомы?»

– Просто он умеет выкидывать из головы ненужную ему информацию. Но ещё лучше умеет делать вид, что её выкинул. Неужели ты ему поверила?

– О, я знаю, ты мастер говорить успокаивающие речи, – морщится Рене. – Но уверена, что он не придурялся. Хоть это и невыносимо обижало, – забирает она у меня