Империя Зла - Юрий Никитин

– Ты дерьмо, – четко сказал Федор. – Ты сломил человека. Он был человеком, а теперь станет... не знаю. Но теперь он, наверное, сможет воровать, сможет предавать, сможет... не знаю. У него был хребет, а ты ему сломал!

Неожиданно для всех, он размахнулся и ударил Данилюка в лицо. Это было так неожиданно, что даже Дюнилюк с его выучкой крапового берета не успел ни отклониться, ни перехватить руку.

Удар был смачный, звонкий, другой бы полетел вверх тормашками, Федор бил во всю мочь, зная, что второго раза уже не будет. Данилюк тряхнул головой, он даже не покачнулся. Глаза сразу вспыхнули яростью:

– Ах, даже вот как?.. Что ж, получи теперь ты!

Страшный удар бросил Федора на землю. К удивлению всех, он покатился по земле и тут же вскочил, очумелый, сжал кулаки и снова бросился на Данилюка. Тот ударил снова, и только тогда парни поняли, что сержант бьет в треть силы, забавляясь.

Федор снова упал, кровь потекла из разбитого рта. Поднялся уже с трудом, бросился на врага, наткнулся на его кулак, упал, на этот раз кровавая ссадина украсила скулу.

После третьего удара он плюхнулся как жаба, встал на карачки, руки разъехались, он рухнул лицом вниз. Данилюк презрительно усмехнулся, отряхнул ладони, звук был такой, словно бейсбольными битами постучали одна о другую. Но Федор поднялся, пошатнулся, пошел на Данилюка, нагнув голову.

– Ты свое уже получил, – бросил Данилюк победно. – Ляг и глотай кровавые сопли.

Федор подошел ближе, Данилюк ожидал удар, явно намереваясь перехватить руку и продемонстрировать бросок, какие показывал на учениях перед высокими чинами из генштаба и высокими гостями, но Федор неожиданно плюнул ему в лицо. Данилюк отшатнулся, на миг закрыл глаза, и Федор ударил кулаком сержанту в зубы.

Получилось слабо, даже губы не разбил, и Данилюк, заорав от оскорбления, взмахом руки снес Федора с ног так, что того унесло как ветром сухой лист, а когда упал шагах в пяти, то уже не двигался.

Данилюк снова отряхнул руки, на этот раз не так красиво, буркнул раздраженно:

– Интеллигентик...

Парни молчали, только Васек угодливо захохотал:

– Здорово ты его уделал!.. Как бог черепаху!

– Просто слабосильная тварь, – сказал Данилюк. Он кивнул на распростертое тело. – Когда очнется, скажите, чтобы не попадался на дороге. Я обид не забываю, могу и зашибить нечаянно.

Васек захохотал:

– Мы скажем, скажем! Правда, ребята?

Остальные молчали, многие отводили взоры. А Игнат, с которым Данилюк до армии дружил, поднялся и сказал негромко:

– Да, теперь и я вижу, что ты тварь, а не человек.

Парни раздвинулись, глядя на него снизу. Данилюк удивился:

– Ты что?

Игнат сбросил пиджак, вышел к нему:

– Тварь ты, говорю. А Федя – человек!

И ударил Данилюка в лицо. В последний миг широкая ладонь сержанта перехватила узкую кисть Игната, все слышали как хрустнули кости. Игнат побледнел, закусил губу. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза: Игнат с перекошенным от боли лицом, а Данилюк с торжествующей усмешкой.

Внезапно Игнат ударил ногой в голень. Другая рука метнулась к глазам, и сержант отпихнул его, причем с такой силой, что Игнат упал на спину, едва не перевернулся через голову. Все молча наблюдали как он с усилием поднялся, оберегая поврежденные пальцы, шагнул вперед и замахнулся левой рукой.

Данилюк привычно парировал, заученно сделал шаг в сторону и нанес рубящий удар по согнутой спине. Игнат без звука рухнул лицом вниз. Несколько мгновений лежал недвижимо, потом попытался встать, но руки подломились, он уткнулся лицом в землю снова.

– Вот так лучше, – проговорил Данилюк самодовольно. Он расправил широченную грудь. – Нас учили отбиваться одному от дюжины! А таких... так и пять дюжин сомну одной левой.

Васек угодливо хохотнул, но почему-то оборвал смех, пугливо посмотрел по сторонам. Парни молчали, и что-то в этом молчании было нехорошее. Наконец с верхнего бревна поднялся Гена, медлительный, рано располневший парень.

– Пять дюжин у нас не наберется, – сказал он медленно. – Да и не начали мы еще, как в Москве, дюжиной на одного.

Он пошел на Данилюка, толстый и неповоротливый, кулаки его были похожи на сдобные пироги. Данилюк вытаращил глаза, даже отступил на шаг, но опомнился, метнул вперед кулак. Гена ожидал удара, даже глаза зажмурил, но пальцы сержанта в последний миг разжались, ухватили за плечо, в воздухе мелькнули ноги, и Гена ударился оземь с такой силой, что дыхание вылетело с жалким всхлипом.

– У нас умеют и так, – сообщил Данилюк.

Он развел плечи, напряг, чтобы мышцы обрисовались во всей красе, могучий и красивый, налитый здоровой тренированной мощью.

Парни беспокойно задвигались, но тишина была гробовая. Молчал и пугливо озирался Васек. Данилюк ощутил неладное:

– Да что с вами?

Почти за кругом света зашевелился и сел, обираясь спиной о забор, Федор. Лицо его было темное от крови, он ухватился за деревцо, с трудом поднялся. Парни смотрели в его сторону. Федор пошатнулся и пошел на Данилюка, нагнув голову и выставив кулаки.

– Да перестань, – сказал Данилюк, морщась. – Видно же, что я согну тебя одним пальцем!

Один из парней поднялся, Данилюк узнал того, который с момента его появления смотрел влюбленными глазами и все спрашивал, как попасть в подразделение краповых беретов. Теперь парнишка угрюмо сопел, на него не смотрел. Он выставил руку, перехватил Федора:

– Погоди. Ты не один.

Он заслонил собой, словно Данилюк должен был бросаться на них, но сержант лишь презрительно фыркал, улыбка окончательно стерлась с его красной рожи. Парень ударил быстро и ловко, кулак почти достал Данилюка в скулу, но затем в воздухе мелькнули руки-ноги, послышался удар о землю, и все увидите распростертого парня, а Данилюк с самым невозмутимым видом отряхнул ладони:

– Если здесь какое-то сумасшествие, то меня оно не коснется. У краповых беретов не та выучка.

Из сидевших в самом заднем ряду нехотя поднялся парнишка, крепенький, но совсем молодой, подросток еще, а не мужчина, даже не парень, а подпарубок. Глаза его угрюмо блистали, он сжал кулаки и пошел на Данилюка.

Данилюк отступил в великом удивлении:

– Да вы что все? Что за муха вас укусила?

– Мы люди, – сказал парнишка. Его трясло, то ли от страха, то ли от ярости. – Мы люди... Люди!

– А я кто? – удивился Данилюк.

– Ты не человек, – ответил парнишка, – ты – американец!

ЧАСТЬ III

Глава 30

В Израиль едут из России, тем более – из США, только чистые души, прекрасносердные идеалисты. Там жизнь их быстро обламывает, им проходится трудиться ручками. Даже в самом просвещенном государстве требуются ассенизаторы и слесари – арабов на все профессии не напасешься, – но все-таки эти приехавшие остаются чистыми, честными, готовыми в любой миг отдать жизнь за счастье Израиля, за победу над проклятыми арабами, за восстановление храма Соломона, за мировое господство евреев над всем миром...

В то же время народец не такой чистый, не столь благородный, с удовольствием читает статьи об успехах Израиля, но сам туда не едет, прикрываясь идеей, что он своей стране может помогать и отсюда. Бывает, помогает. Израильтянам, конечно же, любая помощь к месту: с паршивой овцы хоть шерсти клок, им-то понятно, что на самом деле эти люди помогают лишь сами себе.

Иуда приехал, все это зная и понимая. Приехал, будучи не только хорошим специалистом, но и состоятельным бизнесменом, успев побывать и умелым программистом и книгоиздателем. Приехал, чтобы сменить свой роскошный офис на пыльный окоп под палящим солнцем, а вкус красной икры на привкус горячей пыли на зубах.

Здесь его имя было Иуда Бен-Йосеф, и здесь никто не морщился. Даже ненавидимые им арабы знают, что Иудами звали великих полководцев, мыслителей, среди Иуд были цари, лекари, а то, что одного из множества иудейских пророков выдал римским властям его ученик по имени Иуда, нисколько не позорило само имя ни в глазах иудеев, ни в глазах их противников.

Только в северных странах, где учение этого пророка нашло неожиданную поддержку и развилось до мощной религии, имя его ученика Иуды стало нарицательным для предателя. А если встречали еврея с именем Иуда, то стыдливо, боясь его обидеть, добросердечные идиоты, называли Игудой, а то и вовсе Иегудой.

Сейчас он тяжело бежал по следам последнего из уцелевших террористов, увязал в горячем песке, нещадное солнца раскалило голову как слиток железа в горне. В черепе стучали молотки, иногда вспыхивали черные искры, и тогда он страшился, что упадет в накаленный песок, совсем не похожий на скрипящий снег, к которому привык с детства.

Арабских террористов удалось настичь почти перед рассветом, Тогда был короткий злой бой, уничтожили почти всех, из израильских солдат серьезно ранен только один, ранены легко двое, а сколько положили арабов, он не считал, чутье подсказало, что все-таки не всех. Был миг, когда заметил мелькнувшую тень, словно на фоне звездного неба взмахнули рукой.