Танковые рейды - Амазасп Бабаджанян

Буквально на следующий день я получил распоряжение явиться на согласование к другому общевойсковому начальнику, части которого действовали уже на ином участке…

Утром 24 декабря, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, общевойсковые соединения ударной группировки фронта перешли в наступление. Сломив сопротивление врага, стрелковые соединения 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко продвинулись в глубь его обороны на 3–4 километра.

По мере продвижения в глубь обороны противника темп наступления стал замедляться, и тогда, как я уж говорил, командующий фронтом для ускорения прорыва тактической зоны обороны ввел в бой сначала передовые отряды, а затем и главные силы обеих танковых армий.

Развернувшись в боевые порядки, соединения 1-й танковой армии атаковали противника, сломили его отчаянное сопротивление и проникли в глубь его обороны на 10–15 километров. С ходу форсировали реку Ирпень, перерезали железную дорогу между Житомиром и Фастовом, овладели населенными пунктами Вербов, Попельня, Корнин, Липки.

Передовые отряды танковой армии появлялись в населенных пунктах, где гнездились гитлеровцы, настолько внезапно, что те лишь наутек пускались. Не удалось им спокойно отпраздновать Рождество, помешали советские танкисты.

К исходу 25 декабря танковая армия продвинулась километров на 50, хотя темп наступления мог бы быть и выше. Стояла сквернейшая погода. Здешние старожилы говорили, что не помнят такого резкого изменения погоды в середине зимы.

Действительно, когда началось наступление, все вокруг было покрыто белым саваном, снег от мороза поскрипывал под ногами. И вдруг 25-го подул ветер с юга — снег растаял, дороги быстро превратились в клейкое месиво, сразу стали недоступны для всех видов колесных машин. На десятки километров застряла артиллерия, мотопехота, штабы, обозы с горючим, боеприпасами, продовольствием. К тому же на дорогах, отведенных для продвижения танковой армии, увязла артиллерия 38-й армии. На всех дорогах пробки, пробки… Слава богу, такая погода нелетная, а то бы худо пришлось нам от авиации противника.

Несмотря на то что ветер с юга, он все-таки декабрьский — пронизывает до костей. На солдатах насквозь промокшие, вспухшие от влаги шинели, сапог не выдернуть из липкой грязи. А идут, идут не останавливаясь. «На запад, вперед на запад, только на запад» — этот лозунг можно уже не произносить, все и так неостановимо идут вперед, подгоняемые страстным желанием поскорее вышвырнуть с родной земли последнего оккупанта.

От старых ветеранов не отстают юнцы из недавно прибывшего пополнения. Пока стояли в резерве, ветераны добродушно посмеивались над новобранцами — «пионерлагерь»! Теперь молодежь квитается: «Скользко, папаша, может, песочку подсыпать? А то на буксир взять?» И смеются. Идут по этой грязи, в которой, кажется, вот-вот останутся, не отлипнут подметки, а шутят, балагурят. Вот уж, ей-богу, правда: погибнет солдат без юмора. Терпка солдатская шутка, верно. Только коробит меня, когда выражение «солдатская шутка» употребляют как нарицательное обозначение юмора, ну, что ли, второго сорта. Пусть записные остряки позаимствуют у нее остроту наблюдательности и меткость удара, что всегда буквально не в бровь, а в глаз.

В ночь на 26 декабря снова дохнул холодом север. Землю прихватил мороз, дороги затвердели. А движение нашей колонны вдруг почему-то застопорилось.

Оставив свой «виллис», я решил пешком добраться до головы колонны, выяснить причину.

Пробираюсь мимо машин артиллерийского дивизиона. Стоит какая-то мертвецкая тишина. Что это значит?

Вдруг слышу — чья-то громкая брань, а вслед за этим звон промерзлого железа. Подхожу поближе: командир артиллеристов майор В. А. Варфоломеев кричит на шоферов: «Черти драповые! Не спать за баранкой, не спать! Сейчас двинемся!» — и стучит палкой по кабинам автомашин.

— И танкисты тоже спят, товарищ полковник, — говорит он мне, — вот идемте вперед, увидите сами.

Подходим мы с ним к танку, стучит Варфоломеев палкой по броне — никакого впечатления. Действительно, спят экипажи, начисто выбились люди из сил.

Вдруг вижу, перед танками какие-то две фигуры, как привидения, в белых балахонах. Хотел было шагнуть к ним, но Варфоломеев резко крикнул: «За танк!» — и рванул меня за руку. «Привидения» выпустили по нас две длинные очереди из автоматов. Мы с Варфоломеевым ответили им из пистолетов — те бежать, одна фигура в белом исчезла в снежной мгле, вторая упала.

Подходим — на земле распростертый человек. Сняли с него балахон, под ним оказалась немецкая военная форма, к поясу привязан небольшой мешочек со взрывчаткой — килограммов пять. А больше ни документов, ни чего-либо другого нет, чтоб установить земное происхождение «привидений».

Оставалось только гадать — не то немецкие диверсанты, не то бандеровцы — бандиты-националисты, о которых нас уже предупреждали перед вступлением на Украину…

Пробка впереди рассосалась — приказал танкистам двигаться с зажженными фарами вперед на большой скорости, в направлении Чернорузки.

19-я и 21-я гвардейские механизированные бригады нашего корпуса, преследуя отходящие части 25-й танковой дивизии противника, в течение ночи продвинулись на 30–35 километров и вышли к подступам Казатина, важного узла железных и шоссейных дорог. 20-я механизированная, 1-я танковая гвардейские бригады, наступая на пятки отходящей 19-й немецкой танковой дивизии, успешно продолжали продвигаться к Чернорузке.

Утром у Чернорузки произошло встречное сражение бригад нашего корпуса с колоннами вновь подошедшей сюда 20-й мотодивизии противника. В ходе короткого, но стремительного боя наши 1-я танковая и 20-я механизированная гвардейские бригады наголову разбили два вражеских мотополка, захватили большое количество техники, артиллерии, минометов, автомашин, самоходных орудий. Основные силы бригад выскочили к южной окраине Казатина.

У села Чернорузка я остановил свой танк, потому что дорогу ему преградила большая группа немецких военнопленных. Вглядевшись, я разинул рот от изумления — вся колонна, человек 300, двигалась в сопровождении всего лишь одного нашего бойца.

Остановив колонну, ко мне подошел совсем молодой автоматчик, вполне из того самого «пионерского лагеря», и четко доложил:

— Красноармеец Пигарев сопровождает военнопленных в количестве 273 человек!

— И вы — один — не боитесь, что эта орава может разбежаться?

— Да куда им деваться, товарищ полковник, — улыбнулся солдат. — Они нынче смирные стали…

Действительно, иные нынче времена…

При освобождении Казатина враг понес колоссальные потери, помимо техники и вооружения наши войска захватили множество складов продовольствия, горючего. В этих боях немеркнущей славой покрыли себя командир 69-го гвардейского танкового полка подполковник И. Н. Бойко, старший лейтенант В. Н. Подгорбунский, лейтенант П. Ф. Гриболев, старшина М. И. Бушилов — всем им присвоено было звание Героя Советского Союза.