Вторая жена - Анджела Арни

— Свежий воздух, — решительно сказала Айрин. — Вот что вам требуется. Я попрошу Фелисити пригласить вас в Черри-Триз. — На секунду она ощутила угрызения совести за то, что взваливает на Фелисити еще одну обузу, но успокоила себя тем, что та молодая и сильная. Венеция не чета трудным подросткам. Она не обидит дочь. — Неделя в деревне, — продолжила она, — пойдет вам на пользу. Заодно и с правнуками увидитесь.

— Фелисити и без того слишком занята, — возразила Венеция. — Есть и еще кое-что. Должна признаться, тот уик-энд доставил мне удовольствие, но не думаю, что я хочу его повторить.

Не успела старуха закончить фразу, как Айрин заметила ее тоскливый взгляд. Венеция хочет этого. Раз так, решено. Она поедет в Черри-Триз.

Фелисити положила трубку и уставилась на телефон. Всегда только плохие новости, ни одной хорошей! Хитрая Айрин сначала поговорила с Тони, заставила его пожалеть Венецию и буркнуть «да, конечно», после чего Фелисити не могла ей отказать.

Она посмотрела на Тони.

— О'кей, она приедет. Но, скажи на милость, где она будет спать? Мансарда забита барахлом.

— Ничего страшного. — Тони поднялся и выключил телевизор. Крикет кончился, дождь прошел, теперь можно было обратить внимание и на жену. — Я давным-давно собирался очистить и отделать ее.

Очистить! Отделать! На все это нужно время. Фелисити пришла в ужас.

— Но она приедет через четыре дня, а два из них я проведу в Лондоне.

— Не беспокойся. К твоему возвращению все будет готово. Я попрошу прийти Джерри Фокса. Ему всегда нужна работа, а декоратор он неплохой. Барахло перетащим на чердак конюшни, а позже разберем, когда появится время. Когда у них появится время! Фелисити сильно сомневалась, что этот день когда-нибудь наступит. Сколько раз она мечтала быть хорошей хозяйкой, способной справиться со всем, несмотря на постоянные отвлечения? Сосчитать невозможно. Она пыталась сохранять спокойствие, соблюдать распорядок дня и неизменно терпела неудачу. Когда все шло вкривь и вкось, она говорила Тони и детям, что лучшее враг хорошего и что ее это не волнует. Но вся беда в том, что это ее волновало. Ее целью был не идеал, а тот душевный покой, который должен был неминуемо наступить после достижения идеала. Она была в этом уверена.

Тони сдержал слово: комната была закончена в срок. Стены выкрасили в бледно-розовый цвет и в тон к ним подобрали ковер, а поскольку окна выходили на север, их прикрывали большие темные бархатные шторы цвета раздавленной садовой земляники. Фелисити посетила аукцион в Лаймингтоне, где купила хороший шкаф из светлой сосны и такой же комод, а Джерри Фокс вспомнил, что он еще и краснодеревщик, и смастерил сосновый туалетный столик, который замечательно вписался в маленькую нишу у окна. Все было готово к прибытию Венеции.

В день приезда Тони встретил ее в Брокенхерсте и к ланчу доставил в Черри-Триз.

Только тут Фелисити поняла тревогу и настойчивость матери. Венеция казалась очень хрупкой, хотя раньше производила впечатление крепкой старухи. Теперь ее кожа приобрела восковой оттенок, и Фелисити скорее чувствовала, чем понимала, что с Венецией что-то не так.

— Спасибо за прием, дорогая, — сказала ей Венеция.

— Мы всегда вам рады, — солгала Фелисити, но тут же поняла, что, как ни странно, не кривит душой. — Дети не могли дождаться вашего приезда. — А это уже было истинной правдой. Она взяла сумку Венеции и начала подниматься по лестнице. — Как поживает Саманта?

— Думаю, что хорошо, — с еле заметной горечью ответила Венеция. — Судя по тому, что я давно о ней ничего не слышала. — Увидев испуганное лицо Фелисити, она криво усмехнулась. — Я прекрасно ее знаю. Она обращается ко мне только тогда, когда ей плохо. Может быть, она регулярно пишет детям?

Фелисити остановилась на середине лестницы. Ее кольнуло знакомое чувство вины за отсутствие настоящего внимания к детям.

— Теперь, когда вы сказали об этом, я вспомнила, что в последнее время писем было немного. — Тут она встревожилась. Не потому ли с детьми стало особенно трудно, что мать не удосуживается им писать? Но Тони молчал. Может быть, она ошиблась? Фелисити попыталась переубедить и себя, и Венецию.

— Письма могли прийти в те дни, когда я была в Лондоне.

Но Венеция на это не клюнула.

— А могли и не прийти, — лаконично бросила она.

Венеция была права. Позже Фелисити после деликатных расспросов, продолжавшихся полчаса, выведала у Питера, что никто из них не получал вестей от матери больше трех недель.

— Только не говорите папе, — сказал он. — Почему?

— Я… мы… — Питер замялся, а потом выпалил: — Мы не хотим, чтобы он плохо думал о маме. Я уверен, что это не ее вина. Наверно, этот мерзкий Пирс не разрешает ей писать нам.

— Может быть, — деланно равнодушным тоном ответила Фелисити.

Преданность Питера матери пробудила в ней стыд и печаль одновременно. С этого все и начинается, подумала она в порыве самоуничижения. С того, что мы притворяемся, будто люди не такие, какие они есть на самом деле, потому что не хотим смотреть в лицо фактам. Кто виноват? Тот, кто чего-то ждет, или тот, кто должен был, но не смог оправдать эти ожидания? Ответа она не знала, но была уверена, что Пирс здесь ни при чем.

Вечером, готовя на ужин огромную лазанью, она все рассказала Тони, не интересуясь его мнением о Саманте. Впрочем, как неохотно признавалась себе Фелисити, в глубине души она действительно надеялась опорочить Саманту в глазах Тони. Разрушит ли это остатки ревности, которые она питала к его бывшей жене, или она всегда будет жить в ее подсознании?

— Я позвоню Саманте, — сказал Тони. — Взгрею ее как следует. Какая у нас с ними разница во времени?

— Кажется, часов восемь. Если немножко подождешь, поймаешь ее за завтраком. — Фелисити осторожно положила на противень последние куски лазаньи и залила их соусом бешамель. — Надеюсь, этого будет достаточно. — Фелисити с сомнением посмотрела на противень, думая, правильно ли она поступила, заставив Тони позвонить Саманте. — Как ты думаешь, почему она не пишет?

— Понятия не имею.

Тони явно не было до этого дела, и Фелисити слегка успокоилась. Значит, он не думает о бывшей жене. Но она не могла побороть любопытство.

— Думаешь, дети все еще тоскуют по ней? Тони искренне удивился.

— Слава Богу, нет, — с нажимом сказал он. — Дети совершенно освоились. Сомневаюсь, что они вообще скучают по ней. По-моему, они уже привыкли к тебе.

Фелисити вздохнула. Блажен, кто верует. Неужели он действительно не видит, что происходит?

— Не сказала бы. Они по-прежнему шарахаются от меня как от прокаженной. Тони улыбнулся.