Пылающий берег - Уилбур Смит

Наступавшие не обнаружили даже признаков окопов противника: брустверы были снесены и сровнены с землей. Над головами ревела канонада, при этом каждые несколько секунд недолетевший снаряд собственной артиллерии падал в густые цепи.

— Сомкнуться в центре! — Образовавшиеся пустоты заполнялись другими аморфными группами людей, одетых в форму цвета хаки.

— Не разрывать цепь! Цепь не разрывать! — Приказы почти тонули в грохоте и суматохе артобстрела.

А потом в пустоте, простиравшейся впереди, сквозь дым они увидели блеск металла. Это была низкая стена из сомкнутых пластин серой стали, видом напоминавших спину крокодила.

Немецкие пулеметчики оказались в более выгодном положении, потому что их предупредили о наступлении за семь дней. Как только британская артиллерия перенесла свой огонь в тыл, пулеметы подняли по колодцам из блиндажей на поверхность и установили на треногах на развороченной грязной кромке разрушенных траншей. Каждый «максим» [92] был снабжен стальным щитком для защиты расчетов от ружейного огня, а располагались они в одну линию так близко, что края щитков заходили один за другой.

Британская пехота по открытой местности шла прямо на пулеметы. Увидев их, в передних рядах закричали и бросились бегом, чтобы поразить противника штыками. Но наткнулись на колючую проволоку.

Солдат уверяли, что она будет разнесена на кусочки артиллерийским огнем. Этого не случилось. Разрывы фугасных снарядов не дали никакого результата, только больше запутали ее и превратили в еще более труднопреодолимую преграду. Пока люди барахтались, пытаясь выпутаться, немцы открыли по ним огонь.

Станковый пулемет «максим» обладает скорострельностью до трехсот выстрелов в минуту и имеет репутацию самого надежного и удачного по конструкции из когда-либо созданных пулеметов, а в тот день к его характеристикам добавилась еще одна: он стал и самым смертоносным оружием, придуманным человеком. Тяжело шагавшая строем британская пехота, появлявшаяся из азотисто-дымного тумана и все еще предпринимавшая попытки сохранить свой твердый боевой порядок — плечом к плечу, в четыре шеренги, — представляла собой отличную мишень для «максимов».

Сплошная стена огня перемещалась то туда, то сюда, напоминая лезвие ножа косилки, а кровавая бойня превзошла все ранее виденное на полях сражений.

Потери, конечно, были бы значительно большими, если бы войска в конце концов не подчинились здравому смыслу и не разомкнули строй. Вместо прежнего механического продвижения солдаты попытались прокрасться и проползти к позициям противника маленькими группами, но даже они в итоге были отброшены стеной пулеметного огня.

И когда в ходе еще одного великого наступления на западном фронте, почти сразу после его начала, был уничтожен каждый десятый, германские войска, удерживавшие гряду холмов напротив Морт Омм, с ликованием контратаковали.

Сантен постепенно осознала, что далекая бойня прекратилась, после нее последовала странная тишина.

— Что произошло, папа?

— Британские войска заняли позиции германской артиллерии, — взволнованно объяснил граф. — У меня есть намерение верхом осмотреть поле боя. Я хочу засвидетельствовать этот поворотный момент в истории…

— Вы не должны совершать столь идиотского поступка, — бесцеремонно сказала ему Анна.

— Женщина, ты не понимаешь, что даже сейчас, когда мы, разговаривая, стоим здесь, наши союзники быстро продвигаются вперед и разрушают германские линии обороны…

— Ну а я понимаю то, что дойную корову нужно покормить, а из погребов вычистить навоз.

— А в это время история проходит мимо меня! — Граф капитулировал и пошел вниз, в погреб, что-то бормоча.

Артиллерийский огонь возобновился, но уже намного ближе, и стекла задребезжали в рамах. Граф взлетел вверх по лестнице и выбежал во двор.

— А что происходит сейчас, папа?

— Это агония германской армии, последние судороги умирающего великана. Но не беспокойся, моя малышка, британцы вскоре возьмут германцев в кольцо. Нам нечего опасаться.

Гром пушек возрос до крещендо и был усилен грохотом британского ответного огня. Это англичане попытались помешать германскому артналету на свои передовые позиции напротив гряды холмов.

— Похоже на то, что было прошлым летом. — С дурными предчувствиями Сантен смотрела на застывшие очертания меловых холмов на горизонте. Они слегка расплывались перед глазами, прячась в дымке разрывов.

— Мы должны сделать для них все, что сможем, — сказала она Анне.

— Нам нужно думать о нас самих, — запротестовала Анна. — Нам надо жить, и мы не можем…

— Пошли, Анна, мы теряем время.

По настоянию Сантен они наварили четыре огромных медных котла супа из репы, сухого гороха и картофеля, использовав для вкуса ветчинные ребрышки. С удивительной быстротой израсходовали почти весь свой запас муки, выпекая одну за другой полные духовки булок, нагрузили всем этим маленькую ручную тележку и покатили ее по аллее к главной дороге.

Сантен хорошо помнила бои прошлого лета, но то, что увидела теперь, потрясло ее с новой силой.

Шоссе было до отказа забито от одной живой изгороди до другой потоками людей, лошадей, техники, текущими в обоих направлениях, сталкивающимися и перемешивающимися, а затем разъединяющимися снова.

Вниз, с гряды холмов, спускались солдаты, растерзанные и окровавленные, искалеченные и истекающие кровью, втиснутые в медленно движущиеся санитарные машины, нагруженные на тележки и подводы. Другие раненые с трудом передвигались на импровизированных костылях, висли на плечах более сильных товарищей или прижимались к бортам переполненных санитарных машин в поисках опоры, когда спотыкались в глубоких колеях, полных грязи.

В противоположном направлении строем шли части резерва и подкрепления, направляемые на помощь для удержания высот. Они шли длинными колоннами, уже измотанные под тяжестью снаряжения, почти не обращая внимания на раненых, к которым, возможно, вскоре присоединятся. Солдаты с трудом продвигались, глядя себе под ноги, останавливаясь, когда прохода не было, терпеливо ждали с бычьей покорностью и начинали движение снова, как только трогался стоявший впереди.

После того как прошел первоначальный шок, Сантен помогла Анне подтолкнуть тележку и поставить ее на обочине, и пока та разливала густой суп, передавала кружки вместе с толстыми ломтями свежеиспеченного хлеба измученным и раненым солдатам, когда они, спотыкаясь, шли мимо.

Но еды не хватало: она могла накормить лишь каждого сотого и старалась выбрать тех, кто, на ее взгляд, больше других нуждался в пище.