Алмазная Грань (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"

При моем появлении смех прекращается, улыбки сходят с лиц. Не потому, что эти два мордоворота щадят мою нежную девичью душу. У них устав, а кроме того, оба ошеломлены тем, что я нашла в себе силы выйти, да еще накраситься и привести себя в порядок. Кивают. А я мысленно укладываю вокруг сердца гранитные плиты. Крепкие. Непробиваемые. Чтобы ни одна эмоция не пробилась сквозь эти стены. Но никто не знает, как долго я смогу их удерживать силой воли.

В воздухе запах крови, страха, фекалий. Но его перебивает аромат дыма и табака. Не сразу понимаю, что это все — у меня в голове. Ринг уже пуст. Тела убрали. Нет даже крови. Несколько бесплотных теней в комбинезонах заканчивают мыть пол вокруг ринга, другие стелют новые рулоны покрытия. Поверхности не отмывали, их заменили. Исчезла решетка вокруг, исчезли следы кровавой вакханалии, будто ничего и не было. Сколько же времени я провела в туалете?

Лукас и партнеры курят сигары, пьют виски. Кто-то сервировал небольшой столик. Как эти монстры могут жрать тарталетки с икрой после того, как на их глазах рвали на лоскуты тех, с кем они прежде выпивали, ворочали дела, парились в бане, трахали проституток? В какой мир я попала?

— Виктория! Вы заставили нас беспокоиться, — укоризненно замечает мужчина с бородой, выпуская кольцо дыма и сбивая невидимый пепел с сигары. — С вами все хорошо?

Лукас наблюдает за мной из-за бокала. И я делаю то, чего от меня ждут: улыбаюсь. Но это не улыбка. Это оскал затравленного зверя, который так и не дался своим преследователям.

— Я брезглива. Приношу свои извинения.

Нейтрально, сухо. Никакого порывистого «это ужасно/ мерзко/ бесчеловечно». Пусть думает, что я привыкла видеть подобные смерти и наслаждаться ими.

Кто-то наливает мне шампанского. Я делаю глоток. Ментол уничтожает его вкус. Лукас берет меня за руку, но молчит. Так и проходит эта сигарная вечеринка на костях недавних собратьев — будто ничего не произошло. Мужчины обсуждают вопросы бизнеса, спорят относительно новых назначений. Я ловлю смысл их беседы жадно, словно утоляю жажду. Именно это не дает мне вспоминать. Отводит от пережитого ужаса.

А затем мы покидаем казино, ставшее последним приютом для тех, кто посмел пойти против Лукаса. Ночь на исходе. Холодный воздух заставляет сжаться, вздрагиваю. Прощаясь, каждый из присутствующих целует мою руку и выражает надежду, что я хорошо провела время. Я чувствую себя своей на сходке мерзавцев. Я разделила с ними расправу над провинившимися. Мне хочется кричать, что я не одна из них и никогда не буду, но я улыбаюсь.

В автомобиле тепло. Мы молчим. Лукас разговаривает по телефону, не обращая на меня внимания. А я смотрю на спящий город за окном. Серые предрассветные сумерки превратили его в пейзаж постапокалиптического фильма. Будто все люди вымерли в один момент от неизвестного вируса.

После этой ночи мир никогда уже не будет прежним. В нем нет свободы. Нет больше ничего. Он просто чужой. Или мне нет в нем места, той, что наблюдала жестокую смерть и после этого улыбалась. Кому есть дело до того, что при этом происходило глубоко в душе?

Закрываю глаза. Теперь можно. Бессонная ночь, логично, что хочу спать, верно? Не подкопаешься. Но перед глазами — кровавое месиво из человеческих тел. В ушах — их вопли и предсмертные хрипы. Проглатываю рвущийся крик.

…На Гавайях жарко. Океан лижет песчаный пляж. На горизонте — алая полоска зари. Лодки ловцов трепангов колышутся на легкой ряби волн. Еще немного, и у дальних скал, где бушуют волны, появятся отчаянные серферы. С ними ничего не случится. Смерть бежит прочь от сумасшедших…

Я такая же. Я бегу от себя. Заменяю увиденное картиной какого-то неведомого мне мира, зная, что скоро он может стать моим с той же вероятностью, как и сегодняшнее испытание.

Я выживаю. И не вам меня судить.

— Ты уснула?

Наверное, мне удалось задремать под вполне осязаемый рокот волн у скал выдуманной лагуны. Когда Лукас потряс за плечо, город за стеклом автомобиля исчез. Вновь сад и особняк за забором. Клетка захлопнулась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебе надо выпить. Поднимемся ко мне.

И я улыбаюсь. Не послушная кукла, а то, что хочет видеть во мне этот мужчина — единомышленница. Принимаю его протянутую ладонь и иду ступенями портала своего нового мира. Опускаюсь в кресло, желая снять с себя платье и забыться. Смотрю, как он разливает виски, принимаю бокал, пью, даже не жмурясь. После всего произошедшего кривиться от его обжигающей горечи — моветон. Лукас приседает напротив. Запускает ладонь под шелковые юбки платья, гладит кожу моих ног. Но при этом в его действиях, как и прежде, нет сексуального подтекста.

— Ты знаешь, зачем я заставил тебя на это смотреть, Виктория? — его голос подобен степному суховею, сгущенному в огненный вихрь. Он ранее пугал меня. А теперь… теперь он почти родной. Делаю глоток виски. Жар внутри. Жар снаружи.

— Ваш мир, сэр. Вы хотели сделать меня частью вашего мира.

— Не только это. — Его рука согревает. Меня должно это пугать, но уже поздно. Он сделал меня частью самого себя. Вшил в сознание свои программные коды. — Скажи мне. Ты считаешь, людям нужно давать второй шанс?

Я хочу спать, а не вести философские беседы. Но у меня нет выбора.

— Второй — да. Но не третий.

— Нет, Виктория. В моем мире вторых шансов не дают никогда и никому. Ты должна это запомнить. Предавший однажды здесь предаст снова. Вместе с теми, кто не простит тебе слабости первого прощения. И чем скорее ты это усвоишь, тем легче тебе будет идти дальше. Ты готова идти дальше?

Рука ласкает внутреннюю сторону моих бедер. Я киваю, закрыв глаза. Не пойму, чего больше хочу — сна или секса. Но Лукас делает выбор за меня.

— Сейчас отправляйся спать. Ты молодец, девочка. Я доволен тобой…

Встаю. На негнущихся ногах иду к двери, к немому стражу. Он уже декорация. Больше не необходимость. Лукас знает, что я не сбегу. Окончательно запуталась в сетях чистогана, перешла грань, разделяющую наши миры. Мне дали шанс выжить, но для этого навсегда вырвать собственное сердце. Принять новую реальность, позволить ее войти в свою кровь. Стать мною.

Это не последнее испытание. Их будет еще много до тех пор, пока я не сорвусь… или не удержусь в новом мире.

Мне дали шанс стать первой леди самого Люцифера. Если я смогу, я выживу. И в тот момент я сказала себе, что сделаю это. Потому что выбора у меня просто нет…

Глава 12

Глава 11

Утром я почти убедила себя в том, что все случившееся — страшный сон. Это оказалось не трудно. Когда тебе, вчерашней студентке с красным дипломом, показывают изнанку жизни, ты не успеваешь к ней привыкнуть. Не в первый раз. Только непонятно, закаляют тебя подобные испытания или же разрушают.

Платье аккуратно разложено на кресле, бриллиантовый ошейник поверх атласа серого цвета — такого же, как и ненастный день за окном. Мне хочется рассмотреть его в деталях, но я не имею права расслабляться. Бегу в душ, совершаю приятные утренние ритуалы — кожа сияет, волосы блестят, на лице ни следа вчерашней рефлексии. Здесь никто не позволит заигрываться в депрессию. Сияющий внешний вид — обязанность. Дашь слабину, тебя даже голодный охранник не захочет.

Выбираю облегающее платье цвета чайной розы. Как и большинство деталей моего гардероба, оно не похоже на наряд шлюхи. Привилегия фаворитки главного мафиози, подтверждение статуса.

Платье и колье пахнут духами. Не кровью, не потом, не вчерашним шоком. И я гоню прочь воспоминания о прошедшей ночи. Так проще.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне приносят завтрак в комнату. Охранник, пряча глаза, поясняет, что босс уехал по деловым вопросам, и что я должна быть готова с ним поужинать. Проклинаю себя за проблеск сожаления. Когда это я успела настолько соскучиться, чтобы желать его общества? И что означает эта дрожь в теле, которую не перепутаешь ни с чем, но я упорно отрицаю ее значение?

Кофе изумительный. Намазываю тост джемом, прислушиваясь к своим ощущениям. То, что плещется в моем теле — желание. Жажда близости. Кожа помнит прикосновения его ладони, сознание — глубину горных озер проникающего взгляда. Уже не ледяных, скорее, манящих искупаться в них. Проникновенный голос что-то будит внутри, забытое, сильное, первобытное.