Черный венок - Марьяна Романова

белесоватыми. У нее тряслись руки и голова, а голос был похож на скрежетание плохо смазанной двери. Руки все в коричневых пятнах, а смуглая шея морщинистая, как у черепахи. В передаче показывали и ее фотографии в молодые годы – на них она была темноволосой белолицей красавицей, с надменным взглядом, королевской осанкой, в летящих платьях. У Даши в голове не укладывалось, что такое возможно, что слепая черепашка в инвалидном кресле и гордая принцесса на пожелтевшем фото – один и тот же человек. В сказке чудовища превращаются в прекрасных принцев, а в жизни, выходит, все наоборот – принцессы и принцы рано или поздно закончат жизнь беспомощными страшилищами.

Тот, кого называли Хунсагом, не выглядел ни беспомощным, ни тем более страшилищем. Даше казалось, что он едва ли намного старше ее матери. Наверняка Лада врет. И все же… Раньше тюремщица молчала, а теперь посвящает Дашу в подробности, даже когда ее не просят. Не может ли это значить, что она, Даша, обречена? Что ее уже приговорили? Тогда и правда нет смысла хранить секреты от того, кто все равно в ближайшее время унесет их в могилу. Или… или не в могилу.

По поводу того, что случилось с нею в Верхнем Логе, а потом и в лесу, у Даши остались двойственные впечатления. С одной стороны, девочка была уверена в ясности своего сознания и честности восприятия: она в самом деле видела мертвых людей и один из них пытался преследовать ее в лесу. Лада подтвердила, что неуснувшие мертвые есть в здешних краях. С другой стороны, все это настолько не вписывалось в Дашину картину мира, что по прошествии нескольких дней перестало восприниматься реальностью.

– Что же ты не ешь кашу, милая? – ласково спросила Лада, хотя по выражению ее лица было видно, что она все прекрасно поняла и теперь наслаждается эффектом.

– У меня плохой аппетит, – соврала Даша, выходя из-за стола. – Я вообще не очень много ем, да и кашу не люблю.

– Что-то я не замечала раньше… – рассмеялась тюремщица, и Даше захотелось подпрыгнуть и расцарапать ей лицо. – Ладно, можешь немного посидеть во дворе. Только не слоняйся по деревне без дела. Ни к чему тебе.

В какое-то утро Даша заметила, что Лада собрала на деревянный поднос свежеиспеченные ноздреватые булки, несколько румяных яблок, запотевший стакан с домашней ряженкой и отнесла все это в подвал, в котором была заперта Вера. Девочка улучила момент, когда никто на нее не смотрел, и тенью проскользнула к подвалу. Привычно опустившись на четвереньки, тихонько позвала запертую девушку, и та охотно подошла к окну. «Ей гораздо хуже, чем мне, – подумала Даша. – У меня хотя бы есть возможность наблюдать за всеми, гулять. А она вообще ни с кем не общается».

Вере было и радостно увидеть Дашу, и страшно за нее.

– Ты бы не ходила сюда лучше, – с некоторым сожалением произнесла пленница. – Беда будет. С виду-то люди тут улыбчивые, а вообще – чисто звери.

Даша нашла в себе силы промолчать. Нельзя считать человека другом только на том основании, что ему еще хуже, чем тебе. Нельзя доверять кому попало, даже если у него такое приветливое лицо.

– Слушай, – зашептала Даша, – я вот что узнать хотела. Я видела, что тебе носят еду. Почему они сами ничего не едят, а нас кормят?

– Известно почему, – хмыкнула Вера, даже не задумавшись. – Я уверена, ты и сама понимаешь. На дурочку ты вроде не похожа, хоть и дитя.

– Значит, они собираются… убить нас? – У нее все-таки дрогнул голос.

Вера посмотрела на девочку с печальной улыбкой. Она выглядела человеком, который давно уже принял смерть как естественную часть жизни. Почти вобрал ее в себя, как губка воду. К сожалению, такое можно понять только самому, подобным знанием нельзя поделиться.

– От меня никогда и не скрывали, – наконец сказала Вера. – Почти с самого начала я знала, для чего я здесь…

– Почти?

– Долгая история, – поморщилась пленница. – И не нужная тебе… Да я и рада уже все закончить. Сама подумай, что у меня за жизнь.

– Но пока есть хоть какая-то жизнь, есть и надежда, – помолчав, возразила Даша.

– Надежда была, куда ж без нее, – почти весело рассмеялась Вера. – Да только что мне с того… Я родила и выкормила пятерых, ведь в один год у меня двойня была. И всех их увели. Старшую девочку я на днях видела. И даже не поняла, узнала ли она меня. Вроде смотрела внимательно, а глаза – холоднющие. У меня сердце так и подскочило, слезы по щекам потекли. Кричу ей: доченька, родная, как хорошо, что ты цела! А она подошла и плюнула в меня. Прямо через решетку. Я оторопела, а как пришла в себя, ее уж и не было.

Даша молчала. Да, это очень, очень плохо, когда ребенок вот так относится к родной матери. И перед глазами девочки вновь всплыло ужасное воспоминание…

В тот страшный день с самого утра Даша чувствовала необъяснимую тревогу. Хотя день был похож на все остальные, разве что Лада торопилась больше обычного, и в ее зеленых прозрачных глазах появилось выражение, какого Даша не замечала раньше. Это был голод.

Странный голод. Не имеющий отношения к еде.

Даже стало почему-то страшно.

Рано утром Лада, как всегда, разбудила ее, грубо пнув коленом (за время, проведенное в деревне, на Дашином боку образовался устойчивый фиолетовый синяк). Замешала в ароматную кашу даже больше масла, чем обычно. И, как всегда, выглядела равнодушной. Пожевала свои корешки, подобрала волосы косынкой и велела:

– Сегодня ты никуда не выходи. Травки собирать не надо, помогать мне не надо, у окна ошиваться не смей.

Даша решила прикинуться дурочкой:

– Почему? Погода такая хорошая. Я собиралась пойти к малиннику…

Обветренные губы Лады презрительно искривились.

– Не надоело еще жрать? Мало тебе моей каши, еще и малинки захотелось?

– Да я больше от скуки, – миролюбиво улыбнулась Даша. – Вот если б вы мне дали какое задание…

– Сиди дома, читай книжку да радуйся, что жива, – прошипела тюремщица. – Была бы моя воля, я бы давно скормила твое мусорное тело личинкам.

Даша поежилась и предпочла разговор не продолжать.

До полудня она послушно маялась в доме. В десятый раз начала читать «Остров сокровищ», который, кажется, уже знала наизусть. Нашла где-то чистую тетрадь и огрызок карандаша, но записать свои мысли не решилась. Вдруг Лада найдет дневник? Вместо этого принялась вспоминать английские глаголы – все-таки развлечение.

В полдень, как обычно, гулко зазвонил колокол, и девочка решилась нарушить запрет. Тихо подкралась к окну, чувствуя себя безнаказанной, – она успела усвоить, что пропускать полуденную молитву здесь не принято, поэтому ее никто не увидит. Кончиком пальца слегка раздвинула занавески и, приникнув к образовавшейся щели, в первый момент даже отпрянула от удивления.

За несколько часов