Счастье за углом - Дебора Смит

Я спустила ноги с кушетки, развернулась к Дельте, прижалась лбом к ее лбу.

– Я очень постараюсь тебя не разочаровать, – всхлипнула я. – Я люблю тебя, кузина.

Этих слов не выдержала даже железная Дельта. Она разрыдалась и обняла меня, выдохнув между всхлипами:

– И я люблю тебя, кузина.

Ну и, конечно же, посреди этой молчаливой сестринской истерики мы услышали, как открывается дверь и раздаются тяжелые шаги двух пар ног. Мы тут же выпрямились, вытерли глаза рукавами, высморкались, попытались прочистить горло и отдышаться. Носами мы шмыгали в унисон.

– Не будь мы такими пьяными, было бы тише, – хихикнула Дельта.

– Ты хоть просто пьяная. А я пьяная и под кайфом.

– Т-ш-ш-ш. Это Пайк. И Томас.

Высокие силуэты мужчин скользнули мимо стеклянной двери террасы в сторону кухни. Их высветила лампа, стоявшая на комоде, и я надеялась, что наши лица в темноте видны не лучше, чем их силуэты видны на фоне слабого света.

– Там у вас все нормально? – спросил Пайк. Судя по тону, на утвердительный ответ он не рассчитывал.

– Мы просто говорим о еде, – ответила Дельта дрожащим голосом. И поболтала бутылкой в воздухе. – И о вине.

– И вине, – кивнула я в такт. По правде говоря, получилось что-то вроде «ивне».

Томас прислонился к дверному косяку. Сунул руки в карманы чужих штанов. Мягкая джинсовая ткань облегала его длинные ноги. В свете лампы был виден широкий разворот плеч и выступающие ключицы. Рукава свитера он закатал до локтей. Тонкие запястья, сильные руки. Красивый изгиб шеи над круглым вырезом свитера. Кто бы мог подумать, что одежда с чужого плеча может быть такой эротичной?

– Как желудок, лучше?

– В порядке, спасибо. – «Фпрядке, пасибо». Я посмотрела на Дельту. – Пойду в кровать. Спокойной ночи, кузина.

Она обняла меня за шею, прижала к себе.

– Спокойной ночи, кузина. Тебе помочь?

– Не. Когда я была Мисс Джорджией, помнишь? У меня от воспаления уха кружилась голова. А я разгуливала на шпильках в зеленом купальнике, к которому криво прикололи ленту с надписью «Мисс Атланта». Стоило мне не так пошевелиться, и все бы накрылось. Чертова лента все время спадала. От боли в ухе мне казалось, что я скачу на шпильках по батуту. Но я справилась. Выиграла тот конкурс купальников. Ха. А это? – Я помахала рукой, намекая на нынешние обстоятельства. – Ерунда на постном масле.

Дельта рассмеялась.

– Ладно, Мисс Атланта, плетитесь в постель. Томас, будь столь любезен проводить нашу леди по взлетной полосе.

– Я прослежу, чтобы она добралась до места посадки, но не могу гарантировать, что она не начнет махать крыльями и не споткнется о выпущенные шасси.

Я встала. У меня никогда раньше не было проблем с выпивкой, я умела себя контролировать. Но лицо опухло от плача, и я была одета как бомж на пижамной вечеринке, так что целью моей жизни в тот миг было как можно быстрей пробежать освещенную часть дома и рухнуть в постель подальше от зрителей.

– С дороги, пожалуйста. Начинаю разбег. – Я погладила Дельту по седеющей макушке.

– Знаешь, я сделаю тебе золотистое мелирование.

Она рассмеялась.

– Это больно?

– Красота требует жертв. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. А жизнь – это коробка с краской для волос. Вроде того. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

На Пайка я не смотрела. Никогда не могла устоять перед большими, напоминающими отца фигурами.

– Спокойной ночи, кузен шериф. Знаешь, я в детстве смотрела с тетушками повтор сериала «Дымок из ствола». – Я похлопала его по груди. – Ты похож на Джеймса Арнесса. Ну, этот. Шериф Мэтт Диллон.

– Благодарствую, мисс Кэти.

– Пжалста.

На Томаса я тоже не смотрела.

– Не провожайте меня в салун, Фестус.

Он подхватил меня под локоть, когда носки без пятки поехали на кафеле кухонного пола.

– Простите, мисс Кити, но я не согласен.

И он повел меня по коридору, все так же поддерживая под локоть. Рука у Томаса была теплой и надежной, как стальной поручень.

– Ты в порядке? – прошептал он. – Дельта довела тебя до слез или вы плакали вместе?

– Понемножку того и другого. Все в порядке.

– Хорошо.

Я театральным жестом прижала ладонь к губам.

– Пайк и Дельта нас слышат. Девочки спят рядом. Ш-ш-ш. У ушей есть стены. То есть у стен есть уши.

Он улыбнулся.

– Это ведь ты говоришь, не я. Забавно. Ты пьяна, а я трезв.

– А ты какой, когда пьяный?

– Тихий. Слишком тихий.

– Ну а я нет. – Я покачнулась, затормозив у двери в спальню. – Я Болтушка Кэти. Помнишь, были такие куклы? С веревочкой на спине? Папа купил мне полную коллекцию. Новые, старые. Ты знал, что у кукол 1970 года голос Маурин Маккормик? Ага, Марсия Брэди. Марсия, Марсия, Марсия. У меня были светловолосые Болтушки Кэти, были брюнетки, рыженькие. Была даже чернокожая кукла. Мы с папой выбрали ее как подарок на Рождество для дочки нашей домоправительницы – ага, у нас была черная домоправительница, ее звали Ларинда, но я называла ее миссис Вашингтон, потому что папа сказал, что это уважительное обращение. Но знаешь, он заставлял ее ждать автобуса под дождем и снегом, потому что тогда в Бакхеде, где мы жили, а жили мы рядом с домом губернатора, так вот, там был специальный автобус для чернокожих служанок. Все там были такие старомодные, чопорные и до самой задницы белые, а я выбрала черную Болтушку Кэти для дочки Ларинды, она была мне ровесницей, но, когда я протянула ей куклу, она сказала: «Я хочу белую, как у тебя». А я спросила: «Почему?» И она, Шерон, ее звали Шерон, ответила: «Потому что все черные девчонки уродливые», а я спросила: «Почему ты так думаешь?» И Шерон ответила: «Потому что все так говорят, на нас смотрят, но не замечают, зато все говорят, что ты красавица, и все они обращают на тебя внимание».

Так что я поменялась с ней, мне досталась ее черная Болтушка Кэти, а ей моя белая. Но знаешь, это все грустно, и я рада, что сейчас по-другому. Но ты вот веришь, что чернокожих девушек сейчас уважают за их красоту? Я не верю.

Я перевела дыхание и мрачно на него посмотрела.

Томас взял меня за плечи и развернул спиной к себе.

– Где там эта веревочка? Я ее узлом завяжу.

– Никто больше не будет дергать меня за веревочки. Никаких веревочек. Я не буду ничьей марионеткой.

– Кажется, веревочные аналогии тебя измотали.

– Да, меня несет. Я знаю. – Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и попятилась к открытой двери, обнимая себя за плечи. – Я разрядила аккумулятор «хаммера», у меня закончился бензин, из-за меня ты прыгал в пруд, меня стошнило в кафе, а теперь я под кайфом и не могу заткнуться. Потому что я нервничаю. Рядом с тобой я жутко нервничаю. Ты не такой, как другие мужчины.

– Буду считать это комплиментом.

– Хуже того, у меня кошмары, и я просто боюсь заснуть. Ты не посидишь со мной немножко? Нет, это не приглашение в постель.

– Как мне нравятся твои намеки.

– Ладно. Хорошо, проходи, садись.

Томас зашел вслед за мной в спальню. Включил лампу и оставил дверь открытой. Это меня очаровывало и огорчало. Он был либо джентльменом, либо ему было на меня наплевать, либо и то и другое.

Тебе не нужен мужчина, тебе нужны воспоминания. Так сказал мне парень, с которым я рассталась без малейшей на то причины. И он был прав. Я могла получить любого, поэтому не чувствовала в отношениях вызова. Мне быстро становилось скучно. А сейчас, к сожалению, мне хотелось множества воспоминаний обо мне и этом человеке, Томасе Кэроле Меттениче, но я застряла в страхах и шрамах – его и своих.

– Там есть стул, – сказала я, словно он сам не мог бы увидеть. – Садись рядом с кроватью, пожалуйста.

А потом я забралась под одеяла. Он подвинул стул, а я возилась, делая из покрывала и квилта подобие птичьего гнезда. Ляг на правую сторону, взбей подушку, правую руку чуть-чуть подогни, кисть со шрамами спрячь под наволочку. Да! Вот теперь твоих шрамов не видно. Я лежала на правом боку, утопив в мягкость подушки ухо и шрамы на правой щеке. И выглядела совсем как прежняя я. Пока не двигалась.

Томас медленно опустился на стул, наблюдая за мной и удивленно приподнимая брови.

– Что ты делаешь? Собираешься отложить яйцо?

– Позирую. Делаю то, чем занималась всю жизнь. Повернуться туда, посмотреть туда, втянуть живот, поймать идеальный свет. Теперь мне придется разучивать новые позы. Если потрудиться, я смогу бóльшую часть времени прятать от чужих взглядов жуткую половину.

– У тебя нет жутких половин. Есть только твое лицо. И не нужно так делать, заработаешь растяжение мышц.

– Лучше уж растяжение, чем чужие взгляды на эту гадость. – Я еще немного поерзала. И наконец застыла на постели, как сломанная греческая статуя: наполовину в песках и пепле Помпеи. Можно было расслабиться. Я создала иллюзию того, что все в порядке.