Прометей в танковом шлеме - Роман Андреевич Белевитнев

Для полной победы над фашизмом создаются материальные и людские резервы Советского Союза. Это мы видим на примере нашего колхоза. Мы еще направим на фронт сотни храбрых и мужественных солдат. Наши мужья и братья готовы сражаться и ждут приказа. А мы всегда заменим их на трудовой вахте.

Фашисты еще узнают силу народного гнева. На советской земле они найдут свою могилу.

На трудовом посту, на любом участке мы заменим тех, кто ушел и уйдет на фронт. Будем работать, не жалея себя, по-стахановски, чтобы ускорить победу над врагом».

Как раз в те дни возвратилась в родные места жена Мазаева — Зинаида Абдулаевна с сыновьями Русланом и Анваром, вырвавшиеся буквально из огня войны.

А Маташ Мазаев в то время вместе с фронтовым госпиталем кочевал из города в город. Раны заживали медленно. Рентгеновские лучи обнаруживали в его теле все новые и новые осколки, хирурги не уставали извлекать их. Душевное состояние Маташа было неважное. С фронта приходили тревожные вести. Гитлеровцы захватили всю Правобережную Украину, Белоруссию, Прибалтику, близко подошли к Ленинграду, рвались к Москве.

Слушая по радио оперативные сводки, Маташ мрачнел все больше и больше. Глаза ввалились, скулы заострились, горбинка носа обозначилась резче. Тяжелые раны, как видно, надолго приковали его к госпитальной койке. «Другие воюют, врага бьют, а я вот тут валяться…» — злился он и на себя, и на свои незаживающие раны, на многочисленные осколки, которыми было начинено все тело.

В оперативных сводках и газетных корреспонденциях Мазаев иногда встречал фамилии товарищей, вместе с которыми служил. Оказывается, его друг и однокашник А. П. Сытник командует танковой бригадой, а Н. Я. Клыпин, получивший капитанское звание чуть раньше Мазаева, — дивизией. «Где-то сейчас Перевозный, Гавриленко, Гудзь, Могила, Ковбасюк, Фролов? Наверное, командуют батальонами. Если, конечно, живы…», — размышлял он. Ничего ему так сильно не хотелось, как быть с теми, кто с оружием в руках отстаивает наши города и села, кто бьется с врагом не на жизнь, а на смерть.

Но врачи не разрешали ему даже встать с койки, сделать три шага. Несколько раз они собирались возле раненого комбата и советовались, как быть с его ногой: продолжать лечить или ампутировать?.. Пугали гангреной и другими катастрофами.

Маташ категорически отказывался от ампутации. Остаться без ноги — это значит окончательно потерять надежду вновь попасть на фронт. Об этом он, конечно, не говорил врачам…

Наконец, когда госпиталь был уже у Азовского моря, в Мариуполе (ныне город Жданов), раны чуть-чуть затянулись, хотя далеко не все. Мазаеву разрешили попробовать встать с койки.

Страшной была эта попытка. Раненая нога сразу же наполнилась острой болью, онемела. Здоровая тоже не слушалась. Обессиленный неудачной попыткой, Мазаев в изнеможении свалился на койку, от отчаяния скрипнув зубами. «Что же это такое? Неужели обезножел навсегда?», — лихорадочно думал он, отвернувшись к стене, чтобы никто не видел скупых мужских слез, выступивших у него на глазах.

К утру у его койки появились деревянные костыли. Увидев их, Мазаев вновь впал в отчаяние, но не надолго. Через несколько минут он рванул с себя одеяло, опустил ноги на пол и, держась за спинку кровати, попытался сделать первый шаг. «Нет, обойдусь без них, — зло глядя на костыли, думал он. — Какой же вояка ходит на таких опорах?..»

Но и новая попытка не удалась. На этот раз Маташ свалился прямо на пол, не успев уцепиться руками за кровать.

Только через неделю Мазаев прошел через всю палату, и то не на «своих двоих», а на костылях. Однако прошла еще неделя — и комбат сам напросился идти вместе с другими фронтовиками на завод в мартеновский цех, куда командиров и красноармейцев пригласили металлурги.

Завод готовился к эвакуации на восток. На железнодорожных путях стояли открытые вагоны с оборудованием. Мощный кран вывозил из-под крыши механического цеха станки, моторы, какие-то приспособления и грузил все это на платформы.

Мартеновский цех еще работал. В печах бушевало пламя, сталевары лопатами бросали в приоткрытые пасти мартенов шихту. Изредка то к одной, то к другой печи с грохотом приближался подвесной электрокран, выставив вперед мульду, наполненную металлоломом. Тяжелая заслонка приподнималась вверх, мульда осторожно подавалась вперед, прямо в бушующее пламя, оборачивалась на своей оси и, опустев, возвращалась обратно, за следующей порцией.

Маташ остановился у одной из печей, засмотрелся на дружную и слаженную работу бригады. Работа эта чем-то напоминала Мазаеву хорошо отлаженные, согласованные действия танкового экипажа в бою. Здесь, как и там, под Бродами и Дубно, люди были охвачены единым порывом, каждый делает свое дело и чувствует локоть товарища.

Закончив загрузку печи, сталевары подошли к капитану Мазаеву.

— Вот варим сталь для вас, танкистов, — сказал один из них, видимо, старший в бригаде, и вскинул на лоб синие очки. Худощавое лицо его было густо покрыто капельками пота. — Стараемся, чтобы она была покрепче, не поддавалась немецким снарядам.

— Да, сталь надежная, — согласился Мазаев. — Только танков у нас, дорогой товарищ, маловато, особенно новых — «КВ» и «Т-34».

— Вот и стараемся, чтоб новых танков было побольше, — продолжал сталевар. — Сам видишь, работаем, себя не жалея.

И хотя Маташ впервые встретился с этими людьми, разговор у них получился важный, обоюдно интересный, как для самого Маташа, так и для сталеваров. Капитан рассказывал, как танкисты его батальона дрались на первых рубежах войны, а металлурги — о своей горячей работе. Потом речь зашла о судьбе Донбасса. Рабочих, как понял Маташ, она волновала больше всего. Кто-кто, а они-то хорошо понимали значение этого индустриального района для страны, для ее обороны. Здесь добывали уголь, плавили металл, строили машины. Потерять Донбасс — значит потерять очень многое. А враг уже вплотную подошел к бассейну. Удастся ли его спасти? Мазаеву хотелось уверить рабочих в том, что в Донбасс немцев не пустят, но он не хотел ради этого говорить то, в чем сам не твердо уверен. Гитлеровцы ведь бросают на этот участок все новые и новые силы. Командиры, недавно прибывшие в госпиталь, говорили, что на Донбасс нацелилась танковая группа генерала Клейста, того самого Клейста, с дивизиями которого Маташ воевал под Бродами и Дубно. Разумеется, дивизии эти за три месяца войны пополнялись танками и экипажами десятки раз — на них ведь работает сейчас вся промышленность Европы. И нот, получив очередное пополнение, группа Клейста нацелилась на Донбасс…

«Да, положение трудное, очень трудное, — рассуждал Маташ, возвращаясь в госпиталь. — Но не безнадежное. У нас еще есть Урал, Поволжье, Сибирь. Туда-то и вывозится главное — специалисты и заводское оборудование. Через месяц-два заводы заработают на новых местах, будут давать все больше