Прометей в танковом шлеме - Роман Андреевич Белевитнев

соседи. Слева уже виднелись островерхие черепичные крыши костела и округлые купола церквей. «Это Броды», — заключил комбат. Справа раскинулись озимые и яровые посевы, а за ними далеко-далеко голубел лес на берегах Иквы. «Значит, ближайшая задача, поставленная на нынешний день, выполнена, — определил Мазаев. — Теперь дивизия нацелилась к рубежу Берестечко — Радехов».

Но до этого рубежа было еще далеко. А противник бросал в бой все новые и новые силы. Теперь, прорываясь вперед, приходилось обрушиваться не только на танки врага, но и на его артиллерийские батареи, подготовленные позиции пехоты.

Весь этот длинный июньский день батальон Мазаева не выходил из боя. Капитану все труднее и труднее становилось управлять ротами. Боль в ноге к вечеру усилилась, бинты давно уже побурели от крови, и порой казалось, что под них кто-то невидимый подбрасывает раскаленные угли. Комбат все чаще и чаще стискивал зубы, чтобы не застонать от боли. Уже несколько раз подбегал к его танку батальонный фельдшер, вновь и вновь настаивал на том, чтобы комбат ехал в медсанбат, но Мазаев и слушать не хотел об этом.

Комбата и радовал и пугал приближающийся вечер. Через час-полтора бой закончится, и тогда Мазаеву придется идти докладывать командиру полка об итогах дня, получить новую задачу. Он хорошо знал крутой нрав подполковника Смирнова. Вполне возможно, что тот без никаких разговоров отправит в медсанбат, а еще хуже — в полевой госпиталь. Да и как идти, если из танка самому не выбраться?

На всякий случай предусмотрительный комбат, когда остановились в лесу, попросил вырезать палку с рогатулькой на конце, чтобы ловчее подставить под мышку. Вскоре палка лежала на борту танка. Однако она не потребовалась. 34-я танковая дивизия, с жестокими боями продвинувшаяся за день на 15 километров, стала на рубеже Берестечко — Радехов в оборону.

Вновь подошел фельдшер, поднялся в башню к Мазаеву и в спокойной обстановке перебинтовал ногу. Боль немного утихла. Над башенным люком наклонился зам-командира батальона по политчасти. Он доложил, что подполковник Смирнов с двумя батальонами отклонился куда-то в сторону.

— О нем теперь ни слуху, ни духу. А наш батальон подчинили командиру 67-го полка майору Сытнику, — передал он.

— Как Сытнику? А подполковник Болховитин? — поднял голову Маташ.

— Погиб Болховитин, — печально сообщил тот и с дрожью в голосе добавил: — Многих командиров и бойцов потеряли…

— Ну вот, а ты стараешься в госпиталь меня направить, — промолвил комбат после продолжительного молчания. — Нет, дорогой товарищ, мы вместе с тобой еще повоюем.

Через несколько часов поступил приказ наступать на Дубно. Передавая этот приказ, замполит пояснил, что создана специальная подвижная группа в составе 34-й танковой дивизии, корпусного мотоциклетного полка и остатков танкового полка подполковника Волкова. Всю эту группу возглавляет бригадный комиссар Николай Кириллович Попель.

Перед выступлением к танку капитана Мазаева подошел майор Сытник.

— Запрятался, Маташ Хамзатханович? — постучал он по броне. — И очей своих не кажешь. Знаю, знаю, почему скрываешься. Боишься, в госпиталь отправим? Ничего у тебя друже, не выйдет. Сейчас подойдет санитарная машина и заберет тебя, как миленького.

Высунувшись из башни, Маташ умоляюще посмотрел на нового командира полка: неужели ты, старый и верный друг, сделаешь так?

Но Сытник напустил на себя строгость и, казалось, был неумолим.

— Мы же идем на Дубно?.. — начал Маташ не свойственным ему заискивающим тоном.

— На Дубно. Ну и что ж?

— Возьмем город — тогда и в госпиталь согласен.

— Никогда, дед Мазай, не примечал у тебя способности хитрить, — наконец, улыбнулся Сытник. — А сегодня ты что-то на самого себя не похож. Может, оттого, что бригадный комиссар Попель приказал представить тебя к ордену Красного Знамени? Или ты, друже, не знал об этом?

— Не знал и не думал об этом, — ответил Мазаев. — Мы ж не за ордена воюем.

— Конечно, не за ордена. Но все-таки… Вот и пришел порадовать тебя этой приятной вестью. А ты хитришь… Ладно, шут с тобой, воюй, раз хочется. Тем более, и заменить-то тебя некем. Командиров и так много потеряли.

Сытнику хотелось многое сказать перед боем своему давнишнему другу, но у него еще было уйма нерешенных дел. Мазаев, конечно, знал об этом.

В 14 часов 27 июня по сигналу танки и мотоциклы двинулись на Дубно. Подразделение подполковника Волкова и мотоциклетный полк шли прямо по шоссе, а майор Сытник вел свои батальоны левее дорога. Маташ то и дело слышал голос комдива полковника Васильева:

— Темпы, темпы, темпы!

Это же повторял и майор Сытник.

Мазаев хорошо понимал, что в создавшейся обстановке только быстрота и натиск обеспечат успех. Противник прорвался к Дубно крупными силами, позади идут его тылы. Танки нашего батальона настигли колонны вражеских машин, груженных горючим и боеприпасами, с ходу сокрушили их.

На подходе к Дубно сопротивление стало нарастать. Видимо, противник повернул свои части фронтом против отряда бригадного комиссара Попеля. По нашим танкам начали бить артиллерийские и минометные батареи. Мазаев приказал ускорить движение, огнем и гусеницами подавить батареи врага.

Ковбасюк и Фролов веером направили свои танки на две высотки, на которых заметили вспышки выстрелов. Машины развили такую скорость, что фашисты не могли вести по ним прицельный огонь: снаряды рвались то позади, то впереди нашего батальона.

Высотки одолели за каких-нибудь пять минут. Стрельба на какое-то время прекратилась. Поле боя впереди было пустынным. Но капитан Мазаев не сворачивал своих боевых порядков — предчувствовал, что враг вот-вот снова бросит против нашего полка свои танки. Так оно и вышло.

Уже издали угадывались очертания города Дубно, когда один из пригорков, отчетливо маячивший среди ровных полей, тачали обходить две крупные танковые колонны гитлеровцев.

— Впереди вражеские танки, — предупредил комбат свои роты, — приготовиться к бою!

Противник не сбавлял скорости, не разворачивал свои колонны, хотя, несомненно, видел наши танки. «Очевидно, гитлеровцы надеются расколоть наши боевые порядки на три части, изолировать их друг от друга, — догадался капитан. — Ничего у вас, господа фашисты, не выйдет!» Мазаев тут же приказал первой роте обойти высоту справа и ударить во фланг вражеской колонны, а второй и третьей ротам — идти прежним курсом, открыть огонь с ходу.

Бой грянул, лишь наши сблизились с неприятелем метров, на 400—500. И вот вспыхнул первый вражеский танк. Вскоре все смешалось в один общий клубок. Теперь трудно было разобрать, где наши, а где немцы, тем более управлять боем. Маташ надеялся только на смекалку своих танкистов. Каждый проведенный бой убеждал его в том, что командиры и бойцы батальона, особенно те, кто участвовал в финской кампании, — а их в батальоне собралось немало, — не теряются в самых сложных обстоятельствах и нередко находят выход