Последнее звено - Виталий Каплан

Вот ему что надо!

Правильнее всего, видимо, было бы сослаться на контузию – мол, ничего не помню, что варварская сабля не отбила, то варварская лошадь отдавила. Но он, похоже, мужик приставучий, станет допытываться, а попробуй вспомнить, а сосредоточься… а постарайся… Прямо как наш препод по культурологии, вытягивающий троечников на четверку.

И я удовлетворил ученое любопытство. С каменным выражением лица (надеюсь, оно и впрямь было каменным) простучал ладонью по скамье «Съезд сорванных крыш».

Фролов слушал внимательно и, когда я закончил, долго молчал. Потом велел повторить.

– Вот как… Очень интересно. Дай-ка я сам попробую. Так?

Способности у него, несомненно, имелись, но запомнить сложный ритм с двух раз мог бы только гений. Гением мой собеседник не был. Пришлось несколько раз поправить, пока наконец у него не вышло более-менее сносно.

– Где ты узнал этот ритм? – он буквально сверлил меня глазами.

– Да так, – пожал я плечами. – Сам придумал, со скуки. Холопу, знаете ли, часто приходится скучать…

– Ну да, ну да, – хмыкнул Фролов. – Бывает, конечно. Да ты хоть знаешь, что ты со звучарой сделал?

Он вскочил со скамьи, стал мерить шагами горницу.

– А что? – неуклюже изобразил я испуг. – Сломал, да?

– А то, – не мигая, уставился он на меня. – Заработала звучара даже без второй катушки. И волна такая пошла, что степняки умирали со смеху. Некоторые – в буквальном смысле слова. Не выдерживало сердце. У коней – никакой реакции, а вот люди… Они ничего уже не замечали – скачут ли, стоят ли на месте. Их можно было резать, душить, вязать и тащить. Им это все было неинтересно. Они, понимаешь, ржали. Будь у вас в крепости больше воинов, вы бы всех степняков повязали их же собственными арканами. Но силы, конечно, несоизмеримы. К тому же ты не слишком долго и стучал, один степняк все-таки доскакал до тебя… ему просто повезло, он успел отделиться от остальных еще до того, как звучара запела по-новому.

– И что дальше было?

– Смотря с кем. Если с тобой – тебе просто неслыханно повезло. Твоя линия в этот момент прыгнула вверх настолько… мне даже страшно за тебя. Если этот скачок не вызван прежними страданиями… тогда тебе за него расплачиваться либо долго, либо страшно… В общем, кто-то подстрелил этого воина. Совершенно непонятно – кто, откуда. Стрелу потом нашли. Стрела вроде как у степных, вошла воину под ухо – значит, снизу били, из травы. Только вот откуда там взялся лучник? Не будь его, лежал бы ты распоротыми кишками к солнышку…

– А что с остальными? Ну, вообще?

– Степняки какое-то время спустя пришли в себя. И продолжили движение в глубь наших земель. Правда, примерно пятую часть вашей заставе удалось выбить. Но это и не особо важно, какова доля… Важно другое – ваш Амвросий Лукич успел закончить ритуал связывания… Поэтому прорвавшуюся орду стали преследовать всяческие напасти. Кони теряли подковы, сбивали ноги, какие-то группы степняков заблудились… Представь, степняки заблудились в степи! Колодец на пути оказался пересохшим, а ведь весной дождей было достаточно. Ночью они не спали, мучились всякими страхами… Люди из разных кочевий поссорились, началась поножовщина… Хан, я слышал, ничего не смог со своими наложницами… а для степняка нет большего позора. Одним словом, когда навстречу им вышла наша рать, орда уже превратилась в перепуганное людское стадо. По сути, даже и боя не было. Кого не захватили в плен – те удрали восвояси. Летнее вторжение кончилось.

– Во как! – я едва удержался, чтобы не присвистнуть. – А что такое ритуал связывания?

– Думаешь, это так легко объяснить в двух словах? – прищурился Арсений Евтихиевич. – Тут много слов потребуется. У тебя пока даже нет базы понятий…

– Базы чего?

– Рад, что термин «база» тебе объяснять не надо, – усмехнулся он. – Андрей, ты догадываешься, что я решил встретиться с тобой не только для того, чтобы выучить новый ритм для звучары? У меня более серьезное предложение.

Он помолчал, пристально взглянул мне в глаза. Да, такого могут обзывать Упырем, понял вдруг я. Такому на халяву экзамен не сдашь, конвертики не помогут.

– Что за предложение? – я не выдержал первым.

– Андрей, как я знаю, тебя приняли в крепостные бойцы на десять лет. Я верю, что из тебя получится неплохой воин. Но воином больше, воином меньше – для княжества это не столь важно. А вот что ты человек очень способный – для меня несомненно. Я имею в виду, конечно, не способность махать саблей. У тебя есть ум – что бывает не так уж часто, и есть творческое мышление – что встречается крайне редко. Тебе учиться надо, Андрей. Получать высшее образование. Ты можешь достигнуть куда большего положения, чем воин… не говоря уже о холопском состоянии. В общем, я предлагаю тебе поехать со мной. В Александрополь. За лето я надеюсь подготовить тебя к поступлению на первую стадию нашей панэписты… Мне говорили, что ты знаешь грамоту… Это многое упрощает…

Да, это был вкусный пряник. Может быть, даже и неотравленный. Да это же вообще – единственный шанс вырваться отсюда, избавиться от десятилетнего срока. Главное – вырваться. А там уж разберусь, как попасть на малоизвестный островок в Черном море…

– А что скажет Амвросий Лукич? – осторожно спросил я.

– Скажет: «Воля ваша, Арсений Евтихиевич», – усмехнулся Фролов. – У меня есть полномочия забирать рядовых воинов. «Для содействия внедрению научных разработок в дело обороноспособности», – весело протянул он. – Не умеют, Андрюша, наши чиновники ни писать человеческим языком, ни говорить.

Наши тоже, мог бы я ему сказать. Но только вежливо кивнул.

Так вышло, что в Питере я был всего один раз, после шестого класса. На недельку съездили с папой. Ну, понятно, музеи, Эрмитаж, Петропавловка, все такое – но больше музеев и дворцов мне запомнились белые ночи. На расстоянии шестисот пятидесяти километров от мамы папа забыл о педагогике, послал подальше режим дня – и мы гуляли целую ночь, до рассвета. В Москве такого нет и быть не может – этого вечного заката, когда полночь ничем не отличается от раннего, теплого и светлого вечера.

Вот и здесь было то же самое. Тот же лимонно-апельсиновый закат с примесью черничного джема. Тот же мягкий, совсем не вечерний воздух, те же переливы красок.

Да, я понимал – географическое совпадение не абсолютно точное, Ладожское озеро – это все-таки не Финский залив, а Александрополь – не Санкт-Петербург. Разница, наверное, километров в пятьдесят… Иных различий я не замечал. Конечно, если говорить о природе. Правда, комарья тут заметно больше.

А город… Нет, это, конечно, и близко не лежало с Питером. Да, прямые широкие улицы, дощатые тротуары, да – немало кирпичных домов. Но никаких тебе дворцов, статуй, лепнины… Не блестит в лучах незаходящего солнца Адмиралтейская игла… Нет никаких мостов. И вообще от Кучеполя особо не отличается. Может, не столь шумно? Но так мы и въехали уже вечером, а вернее, как раз в белую ночь. Пятнадцатое июня. У нас там, в Питере, сейчас толпами бродят туристы, школьники, студенты… Там – смех, музыка, пиво «Балтика»… Здесь – закрытые ставни, редко-редко увидишь освещенное окно. Стекла – предмет роскоши, а роскошь немногие себе позволяют. Не только в деньгах дело – в линии. За роскошь придется платить неприятностями. Здесь ли, в другом ли шаре – а придется.

Арсений платить не боялся. Все окна его большой квартиры на втором этаже были застеклены. А одно, в столовой, – не обычное стекло, а витраж. Картинка со смыслом – маленькая девочка прыгает, пытаясь поймать голубой шар. То ли мяч, то ли надувной глобус. А тот уносится в серое, пасмурное небо, и сразу понятно: не поймает, не догонит, ветер сильнее.

– Заметил? – кивнул Арсений. – Редкая вещь. Искусника найти очень непросто. Это ж не скучные орнаменты малевать… Тут надо душу вкладывать, а кто ж рискнет линией?

– Дорого заплатили?

– Прилично, – Фролов улыбнулся. – Но я могу себе это позволить. Должно же быть в жизни хоть что-то яркое?

Надо было понимать, что все остальное у него – серое и тусклое.

Но у завкафедрой в квартире было кое-что поярче витража.

– Вот, знакомься, – сказал он, едва мы вошли. – Это Елена, моя младшая сестра. А это Андрей, будущий ученик нашей панэписты. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Вот из-за такой Елены, видимо, и заварилась разборка греков с троянцами. Тонкие формы, медно-каштановые волосы, серые с зеленым отливом глаза – это еще ладно, это встречается. Но странный свет, льющийся, казалось, у нее изнутри… Что-то сидело в ней такое… Я не мог подобрать слова. Высокое? Глубокое? Далекое? Все не то, все лишь оттенки, частности…

– Здравствуйте, Андрей, – она слегка улыбнулась. – Сейчас будем сбитень с вареньем пить. Вы какое предпочитаете? Малиновое, черничное? А хотите из морошки? Вы там, в южных землях, наверное, такое и не пробовали?