Меч ангелов (ЛП) - Яцек Пекара

Сиротки

Легион мне имя, ибо нас много.

Сначала я почувствовал тошнотворный смрад горящего сырого мяса. И только потом увидел облака серого дыма, который поднимался в облачное небо из-за плотной завесы деревьев. В конце концов, я услышал радостные крики и песни. Я придержал коня, потому что знал, что происходит впереди меня, и также знал, что если я решу поехать дальше, то должен буду столкнуться с последствиями сделанного мною выбора. Но на самом деле выбора у меня не было. Мой долг велел мне проверить, что происходит в этом месте, скрытом за деревьями.

– Мордимер, не надо… – Послышался сзади тихий голос Курноса, который тоже догадался, что за этим последует.

Я лишь покачал головой, не оборачиваясь в его сторону, и рванул вперёд. Из-за спины донёсся вздох и приглушённый шёпот близнецов. Что ж, ребята хотели уже возвращаться в Хез, а я собирался втянуть их в новую заваруху. У меня, конечно, могла бы теплиться робкая надежда, что жители деревни сжигают, например, мясо больной коровы или свиньи. Но можно ли в таком случае объяснить эти радостные крики? Слишком часто я имел возможность наблюдать людей, горящих на кострах, чтобы знать, что именно так ведёт себя наблюдающая муку толпа. И, к моему сожалению, в этом ничуть не было возвышенной радости, возникающей в результате спасения души грешника, а лишь пустая потеха, вызванная наблюдением за страданиями другого существа.

К сожалению, мои подозрения оправдались. Из-за деревьев мы выехали прямо на луг, расположенный в излучине широкой, лениво текущей реки. А посреди этого луга стоял догорающий уже костёр (сложенный весьма непрофессионально, если кому-то интересно моё мнение). Вокруг него кружилась толпа крестьян – мужчин, женщин и детей. Видно, вся деревня, а может, даже несколько окрестных деревень пришли посмотреть на это представление. Они кричали, смеялись, пили пиво, кто-то бросал в пламя шишки, кто-то другой танцевал вокруг, громко выкрикивая „у-ха!, у-ха-ха!” и бросая в воздух шляпу. Кто сгорел на костре – понять было уже невозможно, ибо от несчастного, или же несчастной, не осталось ничего, кроме обугленных останков, лишь грубо напоминающих по форме человека.

Мы шагом въехали на луг, я впереди, за моей спиной Курнос и близнецы. Крестьяне, однако, были так заняты весельем, что долгое время никто нас не замечал. Мы стояли спокойно, но вдруг под Первым взбрыкнула лошадь, и болт, выпущенный из его арбалета, просвистел около моего уха.

– Ух, извини, Мордимер, - буркнул Первый, и я только вздохнул.

Тогда крестьяне, наконец, увидели, что они не одни, и начали поворачиваться в нашу сторону. Их было много. Может, пятьдесят, а может, шестьдесят, в том числе по крайней мере двадцать мужиков в расцвете сил. У некоторых в руках были топоры, я также заметил, что в траве лежат несколько других топоров, а также вилы и палки. Я огляделся в тишине, толпа смотрела на нас со смесью любопытства и страха. Я не боялся, что на нас нападут, потому что только дурак кинется с топором или дубиной в руке на четверых вооружённых. Они должны были заметить кольчуги под нашими плащами, широкую кривую саблю Курноса, арбалеты близнецов и мой меч, качающийся у бока лошади. Тем не менее, я хорошо знал, что крыса, загнанная в угол, бросится даже на вооружённого человека. И не собирался доводить крестьян до такого отчаяния.

– Меня зовут Мордимер Маддердин, - произнёс я громко, но спокойно. – Я лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Кто из вас, люди, здесь главный?

Толпа отшатнулась. Я заметил, что несколько баб резвым шагом двинулись в сторону брода, за которым виднелись крыши изб. Мужики сбились в кучку и о чём-то зашептались, поглядывая на нас исподлобья. Шапка человека, минуту назад отплясывавшего вокруг костра, приземлилась в огонь.

– Староста. Мэр. У вас должен быть кто-то подобный…. – подсказал я, когда тишина затянулась.

В конце концов, из толпы выступил худой высокий старик. У него были седые всклокоченные волосы, выбивающиеся из под шапки, и изрытое оспой лицо.

– Я староста, - сообщил он, глядя в сторону.

– Иди сюда. – Я поманил его пальцем. – Ну иди, иди, не бойся…

Он осторожно приблизился, но встал на значительном расстоянии от меня.

– Слушаю, господин, - буркнул он.

– Шапка, - произнёс я мягким тоном, и он удивлённо уставился на меня.

В конце концов, он понял, сорвал с головы шапку и скомкал её в руках. Я обвёл взглядом толпу, и остальные крестьяне тоже начали стягивать шапки.

– Это что? – Я указал пальцем на догорающие бревна.

Староста обернулся через плечо и долго разглядывал костёр, будто видел его в первый раз, и это зрелище приводило его в неописуемое удивление.

– Это? – глуповато переспросил он наконец.

– Ведьму сожгли! – выкрикнул кто-то из толпы, но я не успел заметить, кто.

– Это правда? – Я повернулся в сторону старосты.

– Ну, выходит, господин, что так оно и есть… – пробормотал тот.

– А расскажи-ка нам, друг мой Курнос, как наказывают тех, кто присваивает себе права суда инквизиции? – спросил я громким голосом.

Курнос выехал вперёд и откинул капюшон. Староста застыл с открытым ртом, несколько человек вскрикнули, несколько других побледнели. Ну что ж, Курнос и без того не отличался красотой, а проходящий через всё лицо широкий складчатый шрам тоже не добавлял ему привлекательности. Не скрою, мне нравилось впечатление, которое производила на людей его физиономия.

– За это полагается кастрация, сдирание кожи и сожжение на медленном огне, - очень громко возгласил Курнос.

– Детей наших хотела поубивать, ведьма проклятая! – заголосила какая-то баба, и сразу раздался целый хор голосов.

Староста, почувствовав поддержку крестьян, поднял на меня глаза.

– Святая правда! – Он стукнул кулаком в худую грудь. – Чтоб мне помереть на этом месте.

– Так оно сейчас и может статься, – засмеялся Курнос, и этот смех отнюдь не добавил ему красоты, потому что его шрам выглядел как толстый и длинный червь, ищущий выход из-под кожи.

Староста отступил на два шага и согнулся в поклоне.

– Смилуйтесь, господин, –застонал он, глядя исподлобья и сморщив лицо в гримасе.