Дочь Эйтны - Карин Рита Гастрейх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Измены с Бортеном? Мариэль не написала бы такую ложь
— Не по своей воле. Смотрите, моя Королева. Видите дым?
От бумаги поднялся призрачный пучок, который свернулся, когда ударился о чары.
— Это Ахмад-мелан, — сказал Телин.
— В письме? Я не знала, что такое бывает.
— Только маг высочайшего уровня может запереть проклятие такой силы с помощью пера и чернил. Это дело рук Бэдона, волшебника старой гвардии, друга и союзника вашего мертвого врага Церемонда. Когда-то он был моим наставником, — эта мысль, казалось, позабавила Телина. — И Кори.
— Вот что свело Акмаэля с ума, — поняла Эолин. Глубочайшие страхи короля вырвались на свободу. — Где Мариэль? Что сделал с ней Бэдон?
— Мариэль в безопасности, отдыхает под присмотром своей сестры Жакетты в резиденции верховного мага Эхиора.
— Я должна отправиться к ней как можно скорее. А ее мучители?
— Мы не нашли Бэдона. Маркл, доставивший Мариэль старому волшебнику, нашел новый дом в подземельях Вортингена.
— Маркл? Но он был ее другом!
— Для некоторых дружба мало что значит по сравнению с амбициями. Вскоре к мальчику присоединится Крамон Лангерхаанс. Маркл назвал Лангерхаанса сообщником Бэдона. Он и его несчастная племянница Раэлла. Оказывается, ваша фрейлина знала об этом письме и его ожидаемой доставке. У нее были особые указания относительно того, как реагировать на ярость короля. Я так понимаю, она идеально сыграла свою роль.
Взгляд Телина метнулся к кровати, выражение его лица выражало холодное безразличие.
— Раэлла всегда была слишком откровенна в своих амбициях. Я полагаю, в ее судьбе есть урок для всех нас.
— Никто не заслуживает такой смерти.
— Вы добры, что так думаете, моя Королева.
Эолин казалось, что ее разум был в тумане. Ужас всего этого был слишком глубок, чтобы его можно было осознать.
— Мы должны сохранить письмо как доказательство измены Бэдона, — говорил Телин. — В то же время мы должны уничтожить его.
— Потому что любой, кто прочтет это письмо, тоже может поддаться его чарам, — сказала Эолин. — Они поверят словам Мариэль и обвинят меня в измене, а моих детей в том, что они — бастарды.
Телин улыбнулся.
— Иногда Кори разочаровывается в вашей способности выжить в этой игре, но я никогда не сомневался в том, что вы схватываете очевидное из-за вашего инстинкта тонкости. И если я позволю себе быть смелым, моя Королева, у вас есть талант не терять голову, даже когда кажется, что мир рушится.
— Эхекат, — пробормотал он. — Рехорнем антэ.
Белый огонь Эйтны полился из ладони Телина струйкой, пробившей чары. Письмо загорелось. Бумага раскрылась, как роза внутри медленного лилового пламени.
Хексуэ.
Внезапно огонь был потушен.
Телин положил пепел и клочки бумаги на кусок черного шелка. Он аккуратно сложил ткань, накладывая другие чары.
— Вот видите, — сказал он, — компрометирующие слова исчезли, но доказательства проклятия Бэдона остались.
Эолин посмотрела на него, не зная, как интерпретировать подарок, который он только что сделал ей.
— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за это.
— Вы не обязаны меня благодарить, моя королева, это личная услуга для старого друга. Мы рассчитаемся с ним, когда придет время.
— О, — она сразу поняла, кого он имел в виду. Ожидал ли маг Кори что-то от нее взамен, или это была попытка искупить проступки?
— Я думаю, что мы задержались достаточно, — сказал Телин, протягивая Эолин руку. Когда она встала, он добавил. — Я нашел еще кое-что, что, как я полагаю, принадлежит вам.
Телин раскрыл ладонь и показал Серебряную Паутину. Эолин уставилась на украшение, связывавшее ее и Акмаэля с детства. Его мерцание потускнело, его кристаллы скрывались от света. Ее руки дрожали, когда она сжала украшение в кулаке и прижала его к груди.
Никакая магия больше никогда не соединит нас.
Снова нахлынуло горе. Слезы просили выпустить их наружу, но Эолин заставила их вернуться, осознавая свое место, слуг, которые ждали снаружи, и новую роль, которую она должна взять на себя для своего народа.
Безмолвно она повесила серебряную цепочку на шею, позволив амулету остановиться на ее сердце. Кивнув Телину, она направилась к залу Совета, ее дух был окутан тьмой, а ее мир превратился в ночь.
Глава двадцать пятая
Долг
Тэсара стояла над своим братом, пока он спал. Послеполуденный свет пробивался сквозь окна, освещая его лунные волосы. Она успокоилась, увидев его таким, его иссохшее тело, укрытое мягкими шерстяными одеялами, его дыхание ровное и глубокое.
Сестры Бедных ходили вокруг них, тихо шепча и шурша юбками. Они растирали душистые травы в ступах и нагревали воду над огнем в маленьких горшках. Они возжигали благовония и молились при свечах. Тихие ритуалы заставили сердце Тэсары болеть за дом, который она когда-то знала среди них.
Дверь открылась на смазанных петлях, и появилась Добрая Мать, ее морщинистое лицо было обрамлено угольно-серой вуалью. Единственным ее тщеславием была нить деревянных четок, которые щелкали при ходьбе. Старуха подошла к королю, положила ему на голову пятнистую руку и тихо благословила.
Затем она подала знак остальным уйти. Они повиновались с быстрыми и благоговейными поклонами. Только когда за последней из них закрылась дверь, Добрая Мать обратилась к Тэсаре:
— Надеюсь, вы удовлетворены нашими приготовлениями?
— Да. Спасибо, Добрая Мать, за то, что позволили некоторым сестрам поселиться здесь. Я знаю, что это решение было сопряжено с риском.
— Мы едва ли могли отказать вам, хотя с вашей стороны было импульсивно отослать Братьев подальше без слов и предупреждений.
— Уверяю вас, мой дядя будет проинформирован, и я прослежу, чтобы он понял.
— Я думала, вы уже ему сообщили.
— Не было времени.
Добрая Мать приподняла бровь.
— Всегда есть время на то, что мы считаем важным.
— Я сама скажу Пенамору. Мне нужно, чтобы он понял, что я приняла это решение из любви к моему брату, не более того.
— Он может видеть, что твои мотивы чисты, Тэсара, но его разозлит то, что ты действовала по собственной воле.
— Тем больше причин откладывать новость.
— Почему так много неповиновения твоему дяде? — старуха обошла кровать и села рядом с Тэсарой. — Почему так много печали, когда твоя дочь была освобождена и вернулась в семью? Тебе не следует размышлять о судьбе своего брата. С этим сейчас ничего нельзя поделать. Гром
