Лестинца - Егор Фомин

Но уже опомнился правый фланг и одним слаженным усилием, душой которого были Гривен и Нежень, отбросил своих противников.

- Держи фланг! - звонко и весело скомандовал Гривен трем своим соратникам, - а мы с милой мир спасем!

Они вдвоем набросились на десяток пробившихся внутрь врагов словно смерч, словно ветер смерти. Сколь прямы и сильны были его удары, столь точны и изысканы были движения ее клинка. Они действительно были одним целым. Они пели одну песню. Двоих поразили сразу, как только повернули свое оружие в сторону обоза. Еще один упал, уже у самих телег.

И вновь прорвавшиеся оставили попытку поджога, обернувшись к воинам. Нежень и Гривен оказались окружены со всех сторон. Шестеро от обоза и еще пятеро прорвалось между флангом и центром.

Встав спина к спине, и мужчина, и женщина совсем не собирались умирать. Засверкала сталь в умелых руках, и, прежде чем противники оценили их умение, еще один прекратил свой путь в этом мире.

Они перебрасывались словами, полными нежности, которую презирал этот мир, считая словами слабости, среди сверкания стали и звона клинков. Они жили одной жизнью. Жили одну судьбу. И умерли одной смертью. Одно копье пронзило его грудь и вышло из ее груди.

- Ты здесь, милый? - прошептала она, когда ноги подогнулись и они повалились на землю.

- Я здесь, милая, - сжал он ее пальцы.

Но центр уже сомкнулся с флангом, а солдаты врага успели покинуть тыл мятежников.

Принц не удивился, когда гвардейца перед ним сменили близнецы. Их перекошенные лица светились ненавистью.

- Ну, наконец-то! - выдохнули оба и бросились на него.

Он бился так, как раньше не бился на учебной площадке. Забывая все, чему учили, и судорожно вспоминая одновременно. Спасало только то, что противники не привыкли сражаться вдвоем и в ненависти мешали друг другу. Однако их было двое и он понимал, что ему не выстоять. Ощущение поражения и близкой смерти овладело всем телом, и пальцы слабели не удерживая меч.

- Ты в долгу, твою так! - вдруг сказал Итернир, нанося неожиданный удар прямо в сердце одного из близнецов.

Инстинктивно принц ударил сам в открытого второго брата, пораженного смертью своей половины. И очень удивился, когда осознал себя стоящим над трупами врагов живым и здоровым.

Первая попытка солдат опрокинуть мятежников прямым натиском провалилась. И только тогда командир стражи понял, насколько слаб левый фланг мятежников, что его можно просто обойти.

- Обходи их! - раздалась звучная команда, - обходи справа!

И тяжелее всего пришлось пастухам. Их противники растянулись широкой цепью, пытаясь забежать в тыл. Среди этих воинов не было пастухам равных в ловкости и быстроте, но их было девять, а врагов двадцать.

- Потягнем, други! - шумел один из них.

- Потягнем! - кричал другой, - только бы люльку не обронить!

- Да на кой она тебе, на том свете?

- А Ёнку дам прикурить!

- Дай лучше этим прикурить!

- А они не хотят!

- Да тащи их сюда!

- Не выходит! Они меня держат!

Но уже топор одного из них, не выстоявшего против пяти, бессильно выпал на землю, и хозяину уже не суждено было его поднять.

- Мужики! Нерен помер!

- А люльку не обронил?!

- Нет!

- Ну, стоим тогда, братцы!

И сразу трое врагов пали от точных ударов пастухов. Но все-таки многие прорвались к обозам, растянув левый фланг до бессилия, растворяя его. А еще двое пастухов уже не могли этого видеть.

- Назад, братцы! - закричал один из них, - они кулеш наш поедят!

- Весь?! - раздался голос полный нескрываемого ужаса.

- Весь! - жизнерадостно ответили ему, - гляди, какие у них хавала!

- Не позволим, братцы!!!

И вертелись разъединенные пастухи, окруженные врагами.

Оставив на Ланса центр, Грол бросился на левый фланг. Словно медведь в буреломе мигом возник он в самой гуще врагов, и от его шестопера не спасали ни щиты ни доспехи.

Ланс бился холодно и расчетливо. Сильно связывали руки Крын и Торок. Оба неумело держащие оружие. Но ни одна царапина не тронула ни его, ни его соратников. И ни на шаг не отступил он от своей позиции. А перед ним уже лежали три бездыханных тела, и среди них Рен-Тун, третий принц, отыскавший то, что нашел его старший брат гораздо раньше.

Но даже вмешательство Грола не спасло левый фланг. Разбитый и расчлененный. Еще четверо солдат пали, оплатив смерть еще двух пастухов. Но только когда нападавшие стали падать, пронзенные стрелами, натиск чуть ослаб.

Ригг, остановившись в отдалении накладывая очередную стрелу и натягивая вновь лук, обливался слезами. Горечь смерти на конце стрел душила его, но рука была тверда. И это, казавшееся черствостью, еще больше печалило. Человек приходил в этот мир ради жизни, а он убивал. И, хотя он старался бить врагов в руку или ногу, это не спасало от самого себя.

- Назад! - пронесся крик в тылу солдат, - Ватага напала на замок!

Но только тогда, когда командир солдат, выслушав гонца, приказал спешно отступать, Ригг опустил лук.

Мятежники не преследовали солдат, оставивших на поле больше половины мертвыми. Лишь девятнадцать солдат из сорока и лишь один принц избежали смерти в этой жестокой сече, когда раненных почти не было. Мятежников самих осталось двенадцать человек. Даже четверо обозников погибло, пытаясь помочь воинам. Погибло, не успев даже поднять свое оружие.

Командир замковой стражи торопил своих солдат, кляня себя за то, что не сумел предугадать рейда Ватаги, и за то, что по сути проиграл битву мятежникам. Они бежали так быстро, как только могли, но добежав до Принцевых Ферм, разграбленных и объятых дымом пожарища, поняли, что безнадежно опоздали. Ватажники увели отсюда телеги, чтобы увезти всю богатую добычу из замка.

В распахнутые ворота замка вошли уже шагом. Ватаги здесь уже не было. Все немногочисленные стражи были мертвы, кроме двух стариков у ворот, по-прежнему игравших в кости. Во дворе лежали слуги, сжимавшие оружие. Попадались мертвые женщины, с распоротыми животами. Кругом была кровь, грязь, осколки и мусор.

Ун-Рона нашли целым и невредимым в подвалах донжона.

Поле боя, залитое кровью, в наступавшей ночи казалось еще более мрачным. Политая кровью трава виделась черной. Ригг шел к своим спутникам, встречая взгляды мертвых. Слезы уже не душили. Болело где-то глубоко внутри. Словно оборвалось что-то. Навсегда. Теперь, только теперь Ригг знал, что может убивать.

Его удручало это поле пляски Прали. Этой безумной косматой богини смерти в лохмотьях.

Он видел мертвых пастухов, мертвые глаза Нерка из Шарине, охотника за головами. И мертвого Котьена, вонзившего в него свой клинок. Наверное, думалось ему, они не раз встречались в трактире у Шетена, вместе пили.