Расцвет русского могущества - Иван Забелин

Возросши и возмужавши и собравши много храбрых, Святослав первый свой поход направил на Волгу. Там оставались еще старые счеты его отца, при котором на Волге у хазар, у буртасов и болгар погибла русская рать, возвращаясь из Каспийского похода в 914 году. Русь, по языческому закону, не могла оставлять старых обид без отмщения и помнила их по крайней мере до колена внуков, а теперь собрались именно дети и внуки мстить за смерть дедов и отцов. Кроме того, обиды, как видно, еще продолжались и на Волге; вероятно, испытывалась теснота для русских торгов, особенно для Новгорода. Святослав вышел, стало быть, с намерением очистить как следует волжский путь и с этой целью, быть может, собирал так много храбрых. Из Киева он плыл в лодках по Десне и по Оке. По Десне жили свои люди, северяне, а на Оке сидело племя вятичей, еще независимое от Киева. «Кому дань даете?» – вопросил их Святослав. «Козарам дань платим, даем по щлягу от рала», – отвечали вятичи. Должно полагать, что Святослав очень хорошо знал об этом и прежде, но летописец, верный своей мысли начинать всякую историю с пустого места, только объяснил этим переговором независимость вятичей от Киева. Святослав промолчал и поплыл дальше. Ясно, что в это время его цели не простирались еще на вятичей. Если он думал о волжских болгарах и хазарах, то с вятичами в это время воевать не следовало, ибо они, хотя бы и побежденные, все-таки остались бы в тылу русской рати, шедшей, по-видимому, прежде всего на камских болгар, где бог весть что могло случиться. На возвратном пути, при бедственном окончании похода, вятичи могли быть очень страшными. Русская летопись тоже ничего не сказала о волжских делах Святослава, а прямо говорит о войне с хазарами. Но если поход шел по Волге, то чтобы добраться до хазар, т. е. до самого моря, надо было сначала переведаться с болгарами и буртасами. Арабский писатель Ибн-Хаукаль и говорит, что теперь (976 год) не осталось и следа ни от булгара, ни от буртаса, ни от хазара. Руссы, говорит он, истребили их всех, отняли у них все их области и присвоили себе[134]. Те, которые спаслись от их рук, все разбежались по ближним местам, все еще желая остаться на своей родине и надеясь условиться с руссами о мире и покориться им. «Руссы разрушили все, овладели всем, что было по реке Волге булгарского, буртаского, хазарского», – прибавляет Хаукаль и указывает год этого подвига – 969-й. По русской летописи, Святослав пошел на Волгу в 964 году, на хазар в 965 году, и можно полагать, что он очищал тамошний путь в течение четырех или пяти лет. Вместе с тем он разрушил хазарский город Саркел на Дону и добрался даже до ясов и касогов, которых тоже победил и таким образом занес русскую границу на самую Кубань, т. е. до Киммерийского Боспора, где потом является наше русское Тмутараканское княжество.

Однако вятичи не устрашились такого погрома, и несмотря на то что их властители хазары были рассеяны Святославом, они все-таки не поддавались, и Святослав принужден был идти на них особым походом, победил их и возложил дань.

Само собой разумеется, что от этих славных походов была привезена в Киев славная добыча. И княжеская казна, и хоромы дружинников наполнились всяким азиатским добром, добытым в булгарских и хазарских городах, а буртасы, вероятно, поплатились дорогими мехами; не говорим о пленных, которые всегда составляли одну из главных добыч на войне.

Но это было только начало подвигов, и славное начало! Русским мечом были прочищены все пути на Дальний Восток. Славянская или русская река Волга, как ее прозывали арабские писатели, на самом деле вполне стала русской, а с нею вместе освободились и стали тоже русскими Дон с Азовским морем и проливом, в который прежде, не более 25 лет назад, так трудно было пробраться русским ладьям. Русь близко придвинулась к магометанскому миру, и естественно, что и сама открыла двери его влиянию даже в своем средоточии, в Киеве. Лет чрез 20 магометанство уже хлопочет о водворении в Киеве своей веры.

В то время как Святослав барсом скакал по этим местам, разнося повсюду славу и страх русского имени и собирая в Киеве добытые богатства, однажды в Киев же к нему прибыл посол от греческого царя, знатный вельможа и сын корсунского градоправителя, именем Калокир. Он привез тоже много золота и приехал с тем, чтобы подвинуть Святослава на войну против славянских болгар, которые издавна очень теснили греков. С давних времен болгары наносили грекам постоянные беспокойства своими набегами и войнами, разоряя и опустошая греческие области из конца в конец. В Царьграде сложилась даже пословица, которая всякий случай какого-либо разорения и опустошения именовала добычей мизян – так назывались у греков болгары по имени старой области, где они поселились на жительство. Это значило то же, что наше присловье: как Мамай воевал. Несмотря на то что болгары были уже целых сто лет христианами, их ссоры с греками не прекращались. Главными поводами к войнам бывали со стороны же греков торговые стеснения и разные другие греческие неправды. При Олеге славный болгарский царь Симеон не раз приводил в страх и трепет сам Царьград. Для греков не было никакой возможности укротить такого врага по той причине, что болгары жили в лесистой и гористой стране, где всюду опасность на опасности; за горным и лесным местом следовало утесистое и наполненное оврагами, а там болота и топи, – нельзя пройти, а если пройдешь, нельзя выйти. В этой земле греческие войска очень часто погибали без остатка. Много гибло там знатных полководцев, а греческие цари очень хорошо помнили, как в начале IX века (811 год) один из них, Никифор, зашедший в Болгарскую землю, пропал там со всем войском; как царская его голова, воткнутая на кол, выставлялась долгое время всем напоказ, а потом, по скифскому обычаю, череп его был оправлен в золото и служил братиной на веселых попойках у болгарской дружины.

С того времени воевать с болгарами в их земле греки почитали безрассудным. Теперь, в 963 году, царствовал другой Никифор, называемый Фока, начавший свое царствование блестящими победами над сарацинами в Азии. Однажды, именно в то самое время, как он праздновал первую свою победу над сарацинами, к нему пришли болгары за получением положенной дани. Царем в Болгарии был в это время Петр, сын славного Симеона, но сам человек не очень мудрый. Никифор Фока взбесился. Как победитель над более сильными врагами, теперь он не мог снести такого унижения. Послов он принял, но на самом празднике в торжественном собрании всего двора, сказавши громкую речь о том унижении, какое греки должны испытывать, как рабы платя дань этому бедному и гнусному скифскому народу, царь в ярости повелел бить по щекам этих послов и приговаривать: «Подите и скажите вашему князю, этому дикарю, одетому в шкуру, который и питается только сырыми шкурами, – скажите ему, что самодержавный, сильный и великий греческий царь скоро сам придет в его страну с полной данью и научит, как должно обращаться к греческим повелителям». Конечно, не одна гордыня победоносца заставила царя подняться на болгар. Были и другие причины. Никифор просил у болгар помощи против венгров и не получил, узнав при этом, что они заключили даже союз с его врагами. Нисколько не медля, Никифор вышел на болгар с великим ополчением; скоро овладел всеми их пограничными городами, но дальше идти не посмел, опасаясь, как бы не пожертвовать свой череп для болгарской братины.

Он придумал другое средство наказать болгар. Еще по договору Игоря Русь обязывалась помогать грекам, когда потребуется, поэтому ее корабли с греческим флотом хаживали к острову Криту и сам Никифор добывал свои победы тоже при помощи руссов. В 962–963 годах он с ними же совсем отвоевал остров Крит. Все это показывает, что он должен был очень хорошо знать нашу Киевскую Русь, особенно ее славного вождя. В этих отношениях, по всему вероятию, и скрывается объяснение, почему царь решился призвать на болгар Святослава. Он поручил устроить это дело упомянутому Калокиру, а для того, чтобы действовать успешно, отправил с ним целые возы греческого золота, 1500 литр, т. е. 26–27 пудов[135], которое и велел раздать князю и дружине[136]. Вместе с тем Калокир был пожалован в сан патрикия, или в бояре. Это был человек отважный и пылкий; он очень хорошо знал, что с помощью русских все можно совершить. Он хорошо знал также, что отважный и смелый человек легко может и сам воссесть на царский греческий престол. Как ни был высок и величествен этот славный престол, а он весьма часто попадал в руки первому хитрецу и смельчаку. И вот Калокир обдумал дело совсем по-другому, нежели приказывать ему царь Никифор. Он вознамерился сам заместить этого царя и овладеть царством. Смелое, отважное и великое предприятие было по душе нашему Святославу, а рассыпанное золото изумило и обольстило глаза дружины; купцы, вероятно, тоже смекали, что на свободном Дунае и поближе к Царьграду торги будут прибыльнее. Говорили же тогда греки, правду или нет, что русский народ до чрезвычайности корыстолюбив, жаден к подаркам и даже любит самые обещания. Калокир, кроме золотых подарков, употребил еще больше самых заманчивых обещаний. Он предложил Святославу завоевать Болгарию и удержать ее себе в собственность, а ему помочь только овладеть Греческим царством, за что сулил, как будет царем, вознаградить еще бесчисленными сокровищами из государственной казны. Вообще этот грек так очаровал простодушного и храброго князя своими планами и обещаниями, а больше всего своею пылкой отвагой, что Святослав полюбил его, как родного брата.