Мальчик – отец мужчины - Игорь Кон

В исследовании 360 норвежских школьников от 12 до 16 лет, выяснилось, что положительное (скалолазание, каякинг, переправа на плотах и т. п.) и отрицательное (преступления и социально неприемлемые поступки, прием наркотиков и т. п.) рискованное поведение стимулируются разными социальными вызовами и не взаимозаменяемы (Hansen, Breivik, 2001).

Конкретных данных о гендерно-возрастных различиях в принятии и восприятии риска в психологии развития мало. В одном исследовании 120 детям от 6 до 10 лет демонстрировали фотографии, изображавшие игры с различными степенями физического риска, например езду на велосипеде без шлема (Hillier, Morrongiello, 1998). Интервьюирование показало, что дети различают степени риска, причем младшие дети идентифицируют меньше факторов риска, чем старшие, а мальчики считают риск меньшим, чем девочки. Мальчики признают поведение рискованным только при возможности получения серьезной травмы, тогда как девочки фиксируют любую возможность травмы. То есть мальчики склонны недооценивать степень возможного риска.

По понятным причинам больше всего исследований посвящено рискованному поведению подростков. Теория Лоуренса Стайнберга (Steinberg, 2008) фиксирует следующие моменты:

1. Поведение подростков нужно всегда рассматривать в реальном контексте принятия риска.

2. Подростки больше склонны вовлекаться в рискованные поступки в группах, нежели в одиночестве. Их реальные жизненные ситуации наполнены эмоциями, повышенным возбуждением и эйфорией, которых нет в искусственных экспериментальных ситуациях.

3. Чувствительность (сензитивность) подростка к вознаграждению отличается от взрослой, побуждая его для получения такого же удовольствия желать более высоких степеней новизны и стимуляции.

4. Саморегуляция включает способность прервать рискованные действия, думать, прежде чем действовать, и выбирать между разными способами действия, но ответственные за саморегуляцию мозговые структуры созревают позже других структур головного мозга.

Поскольку повышенная рискованность поведения подростка биологически нормальна, вместо того чтобы пытаться устранить ее, нужно стараться избежать ее наиболее опасных последствий.

Исследования Стайнберга и его коллег интересны прежде всего тем, что они связывают эмоциональные аспекты подростковых рисков с социально-групповыми процессами. В одном из экспериментов подростки играли в видеоигры, в которых они должны были водить автомобиль в присутствии сверстников или в одиночестве. Оказалось, что в присутствии сверстников игроки-подростки выбирают рискованные комбинации вдвое чаще, чем в одиночестве, тогда как на поведение взрослых игроков присутствие зрителей не влияет.

Рискованная езда и связанная с нею аварийность – одна из главных опасностей мальчиков-подростков. Как влияет на нее наличие в автомобиле пассажиров разного пола и возраста? В одном исследовании на парковках десяти американских средних школ регистрировали пол и возраст (подросток или взрослый) водителей и пассажиров всех выезжавших машин, а затем с помощью электронной аппаратуры фиксировали скорость езды и реакцию водителей на ситуацию на дороге, дорожные знаки и т. п. (Simons-Morton, Lerner, Singer, 2005). Оказалось, что водители-тинейджеры склонны вести машину быстрее и допускать больше рискованных маневров, чем взрослые, причем в присутствии другого мальчика-подростка эта склонность усиливается. В присутствии мальчика-пассажира подростки-водители обоего пола допускали гораздо больше рисков (превышение скорости, опасный обгон), чем когда ехали в одиночестве или когда пассажиром была девочка. В ситуациях мальчика-водителя и мальчика-пассажира очень рискованная езда встречалась вдвое чаще, чем в других обстоятельствах. То есть мальчики выпендриваются не столько перед девочками, сколько друг перед другом.

Многочисленные исследования показывают, что рискованная езда обусловлена целым рядом объективных и субъективных факторов (Allen, Brown, 2008). Это и общая склонность мальчика-подростка к риску как способу доказать собственную взрослость; и желание понравиться сверстникам, заслужить у них уважение, особенно если собственный групповой статус подростка невысок; и страх социальной изоляции, который многие подростки переживают острее, чем физическую угрозу жизни. То, что происходит в машине, где сидят его товарищи, для подростка зачастую важнее происходящего на дороге. Сидящий за рулем мальчик не видит тех, кто сидит сзади и «давит» на него своими шутками и подначками, и не может оценить степень их серьезности. Его внимание разделено, нередко он больше реагирует на сверстников, чем на дорожные знаки. Ему хочется показать нечто необычное, и пассажиры его к этому стимулируют. Соперничество с теми, кто сидит в его машине, и с попутными и встречными водителями сплошь и рядом превращает обычную езду в командные соревнования без четких правил. Мальчишке надо не только вести машину, но одновременно кричать, махать руками и т. п. Болтовня с пассажирами (или разговоры по мобильнику при езде на мотоцикле) резко увеличивают число дорожных происшествий. Плюс громкая возбуждающая музыка и т. п. Причем у мальчиков все это выражено значительно сильнее, чем у девочек.

Сходные тенденции наблюдаются в видеоиграх. Американские психологи (Padilla-Walker et al, 2009) опросили 813 студентов колледжей (500 девушек и 313 юношей, средний возраст около 20 лет), как часто они играют в видеоигры и в какие именно, и сравнили электронный досуг респондентов с их рискованным поведением (выпивка, наркотики, секс), самооценкой и с тем, как они оценивают качество своих отношений с родителями и друзьями. Выя снилось, что студенты, которые больше увлекаются видеоиграми, независимо от пола, чаще пристращаются к выпивкам и наркотикам, а их отношения с близкими ухудшаются. При этом юноши играют в видеоигры втрое чаще девушек и в 8 раз чаще отдают предпочтение жестоким играм. Исследование не было лонгитюдным, речь идет не о причинно-следственной связи, типа «компьютерные игры способствуют опасному сексу, алкоголизму и наркозависимости», а лишь о статистической корреляции (вполне возможно, что именно бедность эмоциональной жизни побуждает молодых людей проводить больше времени за компьютером). Тем не менее, проблема существует. То, что мальчики-подростки вдвое чаще своих ровесниц играют в агрессивные «взрослые» видеоигры (Olson et al., 2007), подвергает их дополнительным рискам. Убедить в этом мальчика трудно.

Любовь к острым ощущениям, новизне и риску, воплощающая в себе традиционные ценности маскулинности и отличающая мальчиков-подростков как от девочек, так и от старших мужчин, дает значительные преимущества подростку перед менее крутыми ровесниками. По данным лонгитюдного исследования (Feldman et al., 1995), такие мальчики в 6-м классе пользовались наибольшей популярностью у сверстников, в старших классах сохранили лидирующее положение, раньше других начали сексуальную жизнь, пользовались успехом у девушек и т. д. Но – оборотная сторона медали! – пониженный порог восприятия риска толкает таких юношей на совершение социально и личностно опасных действий, в результате чего они оказываются в группах риска по незащищенному сексу, инфицированию ВИЧ и ЗППП, участию в изнасиловании, алкоголизму, наркозависимости и преступности. Но ведь мальчик не выбирает свой тип личности, от которого зависит стиль его жизни!

Мальчишеская «рисковость» не сводится к одной только эмоциональной составляющей. В каждом конкретном случае присутствует, как минимум, три аспекта: 1) психологическая диспозиция, склонность к риску, 2) принятие решения и 3) условия среды. У 196 студентов колледжа замерили любовь к острым ощущениям, локус контроля, воспринимаемые риски, ожидаемые выгоды, степень вовлеченности в риски, влияние сверстников, предполагаемое участие сверстников и ожидаемые выгоды, после чего предложили отреагировать на несколько сценариев рискованного поведения. Результаты показали, что участию в рискованных действиях способствуют любовь к острым ощущениям, предполагаемое участие сверстников и ожидаемые выгоды. Твердость принимаемого решения связана с предполагаемым участием в рискованном поступке других людей. Кроме того, студенты принимали во внимание степень их личного риска (Rolison, Scherman, 2003).

Социальная психология требует различать а) восприятие риска, включающее в себя оценку предвидимых последствий действия и степени вероятности наступления этих последствий, и б) мотивацию принятия риска – кажется ли этот риск возбуждающим или пугающим, испытывает ли субъект потребность в острых ощущениях и т. п., и как он относится к воспринимаемому риску. Готовность рисковать зависит от выгодности воспринимаемого риска, его степени и от ситуативных факторов.

Экспериментально доказано, что любовь к риску не является постоянным личностным свойством; индивид, готовый принять на себя высокую степень риска в одной сфере, например в спорте, может быть весьма умеренным в другой (например, в финансах). Менеджер, готовый рисковать казенными деньгами, может быть осторожным в расходовании собственных средств, а скалолаз, охотно совершающий рискованные восхождения, может очень бояться опоздать на поезд. Это существенно и для понимания гендерных различий.