Беззумный Аддам - Маргарет Этвуд

Впереди идет Носорог с пистолетом-распылителем. В арьергарде — Шеклтон. Зеб — в середине, рядом с Тоби, присматривает за ней. Он несет винтовку — так безопасней, поскольку Тоби уже выпила эликсир для краткосрочной усиленной медитации. К счастью, у нее еще остались грибы с когдатошних вертоградарских грибных плантаций — в коллекции сушеных грибов, которую она хранила много лет и забрала с собой из салона красоты «НоваТы».

— Эй, ты что тут делаешь? — произносит кто-то. Это голос Шеклтона — он доносится до Тоби словно по темному туннелю. Она поворачивается. Рядом стоит Черная Борода.

— Я желаю идти с Тоби, — говорит он.

— Бля, — восклицает Шеклтон. Черная Борода радостно улыбается:

— И с Бля тоже!

— Ничего, пусть он идет с нами, — говорит Тоби.

— Мы его так или иначе не остановим, — говорит Зеб. — Разве что треснуть дубинкой по голове. Хотя, конечно, я мог бы сказать, чтобы он убирался на хер.

— Пожалуйста, не надо, ты его совсем запутаешь, — просит Тоби.

— Куда ты идешь, о Тоби? — спрашивает Черная Борода.

Она берет его протянутую руку.

— Иду навестить друга. Но это невидимый друг.

Черная Борода ничего не спрашивает, только кивает.

Зеб смотрит вперед, потом направо и налево. Он мурлычет себе под нос песенку — эта привычка у него была с тех пор, как Тоби его помнит. Если Зеб мурлычет, это обычно означает, что ему не по себе.

Как нам все начать с нуля,Коль сбежали с корабля,Коль сбежали мы в поля,Мы не знаем, бля!

— Но ведь Джимми-Снежнычеловек знает Бля! — возражает Черная Борода. — И Коростель тоже его знает!

Довольный собой, он взглядывает на Тоби и Зеба, ожидая от них подтверждения.

— Ты прав, приятель, — говорит Зеб. — Они-то знают, бля.

Тоби чувствует, как смесь для усиленной медитации накрывает ее в полную силу. Голова Зеба — силуэтом на фоне солнца — окружена нимбом; до Тоби доходит, что это посеченные концы волос, надо будет его подстричь, где бы взять ножницы — но одновременно с этим ей кажется, что у него из головы бьют ослепительные потоки энергии. Фосфоресцирующая бабочка, морфо-сплайс, порхает над тропой. Конечно, Тоби знает, что бабочка и впрямь люминесцентная, но сейчас она светится раскаленной синевой, как пламя газовой горелки. Черный Носорог высится хтоническим великаном. Стебли крапивы арками склоняются по краям дорожки, и жгучие волоски на листьях так напоены светом, что похожи на марлю. Кругом царит какофония звуков — гул, щелканье, постукивание, шепотом произнесенные слоги.

А вот и куст бузины, что они так давно посадили на могиле Пилар. Он сильно вырос. С него низвергается лавина белых цветов, наполняя воздух ароматом. Куст окружен вибрацией: пчелы, шмели, бабочки большие и маленькие.

— Оставайся тут, с Зебом, — говорит Тоби Черной Бороде. Она выпускает его руку, делает шаг вперед и опускается на колени перед бузиной.

Она фокусирует взгляд на белых гроздьях цветов и думает: «Пилар». Морщинистое старое лицо, загорелые руки, кроткая улыбка. Все когда-то было живым, осязаемым. И все ушло в землю.

«Я знаю, что ты здесь, в новом теле. Мне нужна твоя помощь».

Голоса нет, но есть пустое пространство. Ожидание.

«Аманда. Не умрет ли она? Не убьет ли ее этот ребенок? Что мне делать?»

Ничего. Тоби чувствует, что ее покинули. Но чего она ждала, в самом-то деле? Волшебства не бывает. Никаких ангелов нет. Это всегда были только детские фантазии.

Но она не может не попросить. «Пошли мне весть. Сигнал. Что бы ты сделала на моем месте?»

До нее доносится голос Зеба:

— Осторожно. Не двигайся. Медленно поверни голову и посмотри налево.

Тоби поворачивает голову. Совсем рядом — камнем добросишь — тропу переходит гигантская свинья. Это свиноматка с приплодом: за ней цепочкой идут пять поросят. Мать тихо похрюкивает, детеныши отвечают высоким визгом. Какие у них розовые, прозрачные уши, какие твердые копыта — словно кристалл, какие…

— Я тебя прикрываю, — говорит Зеб. Он медленно поднимает винтовку.

— Не стреляй, — говорит Тоби. Собственный голос доносится до нее словно издалека, рот кажется огромным, онемевшим. Ее сердце успокаивается.

Свиноматка останавливается, поворачивается боком: идеальная мишень. Она смотрит на Тоби одним глазом. Пять малышей собрались под сенью матери, у сосков, тоже расположенных в ряд, как пуговицы жилета. Углы рта у свиньи приподняты, словно в улыбке, но это у нее от природы. Блик света на зубе.

Черная Борода выступает вперед. Он золотится на солнце, зеленые глаза сияют, он протягивает руки перед собой.

— Назад! — командует Зеб.

— Погоди, — говорит Тоби. Какая непреодолимая сила. Пулей свиноматку не остановить, разряд из пистолета-распылителя на ней разве что ссадину оставит. Если она ринется в атаку, то раздавит их в лепешку, словно танк. Жизнь, жизнь, жизнь, жизнь, жизнь. Налитая соками до того, что сейчас лопнет. Вот в эгу самую минуту. Секунду. Миллисекунду. Тысячу лет. Эпоху.

Свиноматка не двигается. Она все так же стоит, подняв голову и навострив уши. Огромные, похожие на лилии-каллы. Вроде не собирается нападать. Поросята застыли, глазки у них — как темно-лиловые ягоды. Черная бузина.

Вот звук. Откуда он идет? Он — как ветер в ветвях, как крики летящих ястребов… нет, как песня ледяной птицы… нет… Черт, думает Тоби. Я совсем упоротая.

Это поет Черная Борода. Тонким мальчишеским голосом. Коростельским, не человеческим.

Еще миг — и свиноматка с поросятами исчезают. Черная Борода поворачивается к Тоби и улыбается.

— Видишь, она приходила, — говорит он. Что он имеет в виду?

— Черт, не видать нам жареных ребрышек, — это Шеклтон.

Вот так, думает Тоби. Пойди домой, прими душ и протрезвись. Ты просила видение — ты его получила.

Вектор

История рождения Коростеля

— Ты еще чуточку под кайфом, а? — спрашивает Зеб на подходе к деревьям, где когда-то висел гамак Джимми и где сейчас ждут Дети Коростеля. Сумерки; все кажется глубже, гуще, многослойнее, мотыльки фосфоресцируют ярче, ароматы вечерних цветов пьянят сильнее — это остаточное действие смеси для усиленной медитации. Рука Зеба в ее руке — словно грубый бархат; словно кошачий язык, теплый и мягкий, деликатный и шершавый. Иногда приходится ждать полдня, чтобы смесь выветрилась.

— Я не уверена, что «под кайфом» — подходящий термин для описания мистического опыта, близкого к религиозному, — отвечает Тоби.

— А, так вот что это было!

— Возможно. Черная Борода теперь рассказывает, что Пилар явилась нам в шкуре свиньи.

— Вот блин! А еще вегетарианка. Как ей это удалось?

— Он говорит, что Пилар просто надела шкуру свиньи, как ты надеваешь шкуру медведя. Только ей для этого не понадобилось убивать и есть свинью.

— Какая жалость.

— И еще Черная Борода утверждает, что она со мной говорила. Что он сам это слышал.

— И ты тоже так думаешь?

— Не совсем. Ты же знаешь, как рассуждали вертоградари. Я вступила в общение со своей внутренней Пилар, которая экстернализировалась в видимой форме, подключенной к волновым излучениям вселенной, благодаря использованным мной вспомогательным средствам, влияющим на биохимию мозга. Вселенной, в которой — при правильном истолковании фактов — совпадений как таковых не бывает. И то, что сенсорное впечатление может быть в некотором смысле «вызвано» принятой мной смесью психоактивных веществ, не обязательно значит, что это впечатление — иллюзия. Двери открываются ключами, но значит ли это, что вещей, которые мы видим за открывшейся дверью, не существует?

— Да, Адам Первый над тобой поработал как следует. Он мог гнать эту пургу часами.

— Я могу следовать цепочке его рассуждений, так что в каком-то смысле я согласна, что он надо мной поработал. Но когда дело доходит до «веры», я уже не так уверена. Хотя, как сказал бы тот же Адам Первый, что есть вера, как не добровольный отказ от неверия?

— Ага, ага. Я никогда не мог понять, верил ли он в то, что сам говорил. Настолько, чтобы положить руку в огонь за свои убеждения. Он был тот еще жук.

— Он говорил, что если поступаешь в соответствии с постулатами веры, это все равно, как если бы ты на самом деле верил.

— Только бы его найти. Хотя бы мертвого. Что бы там ни произошло, я хочу об этом знать.

— Это называется «закрытие», — говорит Тоби. — В некоторых культурах считалось, что дух человека не может вылететь на свободу, пока тело не получило достойного погребения.

— Люди — странные зверюшки, правда? Были. Ну вот, мы пришли. Делай свое дело, рассказчица.

— Не знаю, получится ли. Может, сегодня лучше не надо. У меня до сих пор в голове шумит.