Зона Справедливости - Евгений Лукин

— К нам?..

— Д-да… — сказал Колодников, подходя. — То есть не к вам, а… Ну, за трудовой, словом… Фонд ликвидировали…

— Садись, подбросим… — ворчливо то ли предложил, то ли приказал Геннадий Степанович, отодвигаясь в глубь салона.

Алексей был удивлён и встревожен внезапным предложением, однако отказаться не посмел.

— Ну что, Эраст Петрович?.. — всё так же ворчливо, но уже с хорошей дозой яда в голосе осведомился опер, когда Алексей захлопнул дверцу и машина тронулась. — В хулиганы, говоришь, подался?..

— Эразм… — машинально поправил его Алексей, потом вник в сказанное — и ослабел. — А как же вы… узнали?.. — беспомощно спросил он.

— А чего там было узнавать! — натужно усмехнулся опер. — Я из командировки вернулся, а мне подарочек: прямо в самом райотделе побоище… Просмотрел на всякий случай протоколы… Гляжу: подпись знакомая… Ты ж фамилию-то чужую поставил, а подпись — свою… За что замели-то?

— Да вот как раз в связи со всем этим… — затосковав, начал Алексей. Скрывать что-либо уже не имело смысла. — Понял, что к чему, ну и напился на радостях…

— Ну, и что же ты понял?..

Легковушка выбралась на магистраль, дома кончились, по обе стороны полотна летели зазеленевшие посадки, латунные плети ив. Шофёр гнал, насколько мог судить Колодников, куда-то к северной окраине города. Над спинкой переднего сиденья маячил крепкий затылок рукастого детины, знакомого Алексею ещё по первому разговору в райотделе. Детина, как всегда, молчал и катал желваки.

— Сам придумал или в листовке прочёл? — со скукой полюбопытствовал опер, когда Алексей изложил ему вкратце кое-что из недавних своих приключений. Чувствовалось, однако, что усомнился Геннадий Степанович — так, по привычке. Проверить, насколько искренне человек говорит.

— Да никаких листовок тогда ещё в помине не было!.. — запальчиво напомнил Колодников. — Они только на второй день появились, когда меня уже выпустили…

Тут же сообразил, что ничего это не доказывает, — и примолк. Действительно, выдумать свою историю он с тем же успехом мог и позавчера, и вчера, и сегодня. Да хоть сию минуту… И попробуй проверь!

Машина тем временем ворвалась в жилой массив и, попетляв по улочкам, остановилась, немного не доехав до желтоватого казённого здания, также оказавшегося райотделом милиции. У входа, с двух сторон обложенного солидными тёмно-красными златолитерными табличками, тоже наблюдалась суматоха, как и там, откуда Колодников прибыл, с той только разницей, что здесь не выносили ящики, а заносили. Один райотдел уплотняли другим.

— Так, — нахмурившись, бросил опер. — Пойдём сейчас попробуем твою трудовую выручить…

«…а потом уж поговорим», — мысленно закончил фразу Колодников и снова затосковал. И чёрт его дёрнул задержаться на перекрёстке! Видел же, видел: переезжает райотдел… Ну и шёл бы себе домой, придурок! Нет, нужно было опять нарваться…

Трудовую книжку выручили на удивление легко. Большеротый меланхоличный следователь, чем-то напоминающий морщинистого эксперта — того самого, что когда-то разобидел Колодникова, принял их в обстановке, максимально приближённой к боевой — среди полураспакованных ящиков и в страшной тесноте. Тем не менее, он задал Алексею несколько вопросов, касавшихся фонда и его руководителей, причём чувствовалось, что, окажись этот следователь в жерле вулкана или на крыше небоскрёба, вести он себя будет так же невозмутимо и неторопливо. На вопросы его Колодников внятно ответить не смог, ибо касались они, в основном, финансовых операций. Так и не добившись толку, следователь почесал острую, как у Дуремара, лысину, вздохнул с привычным разочарованием и, найдя среди многих трудовых книжек принадлежащую специалисту по компьютерному дизайну Алексею Колодникову, ткнул пальцем в какую-то ведомость, где надлежало расписаться в получении.

Поскольку суеты и толкотни хватало на всех этажах, Геннадий Степанович предложил выйти на воздух и перекурить. Надо полагать, затевалась очередная задушевная беседа — без протокола, естественно… Я, дескать, помог тебе трудовую отбить, а ты давай в порядке благодарности рассказывай… Интересно, о чём? Вроде уже и не о чем…

— Ну теперь-то вы хоть верите, что я не врал тогда?.. — жалобно спросил Алексей, поднося оперу зажигалку.

— Теперь это неважно… — сердито помолчав, ответил тот и затянулся несколько раз подряд.

— Нет, но… — несколько растерялся Колодников. — Как это неважно? Дело-то, как я понимаю, не закрыто…

— Ты телевизор смотришь? — спросил опер.

— М-м… Иногда.

— Чаще смотри, — ворчливо посоветовал опер. — Хотя бы новости знать будешь… — Помолчал, посопел. — Заварухой этой теперь занимается ФСБ, — сообщил он сквозь зубы. — А мы — так, по мелочи, на подхвате. Вот пускай у них голова и болит… Понял, какие дела, Алексей Петрович? Если и будут тебя таскать, то уже не к нам…

— Та-ак… — холодея, вымолвил Алексей. Вот только ещё контрразведки ему не хватало для полного счастья… Хотя… По сравнению с ментовкой… Тогда к чему весь этот разговор, да ещё с таким дальним подходцем? Притормозил, подвёз, помог трудовую вызволить… Только ради удовольствия перекурить с Колодниковым на пороге райотдела?

Опер поглядел на озабоченное лицо Алексея и усмехнулся.

— Сам-то ещё бежать не надумал?

— Мне-то чего бежать? — хмуро ответил тот, почти дословно повторив вчерашние слова сына. — Димка тоже своё сполна получил… Да и жена тоже… А вот вам… Вам, по-моему, прямой смысл бежать.

— А мне бежать незачем… — выговорил опер с каким-то мрачным удовлетворением. — Самое дело начинается. Ещё пара недель — и будет у нас, как в Чернобыле… Все прелести сразу. И мародёры, и прочее…

Вне себя Колодников с силой метнул едва до половины докуренную сигарету в бетонную урну.

— Да пойми же ты!.. — шёпотом завопил он, потрясая в бессилии кулаками перед грудью. — Нельзя тебе тут оставаться! Это же самоубийство самое настоящее!.. Неужели не понимаешь? Ты же оперативный работник! Значит и руки крутил, и бил, и стрелял…

Прищурившись и словно что-то высматривая в конце улицы, опер Геннадий Степанович чуть нагнулся и раздавил окурок о край урны.

— Слышал уже, наверное, скольких у нас на пенсию разом выгнали? — неожиданно спросил он, выпрямляясь. — Хотя да, ты ж телевизор не смотришь… Всех поснимали. Генерала вон в отставку отправили… А нашу группу не тронули… Знаешь, почему? — Он искоса взглянул на Колодникова. — Потому что больше работать некому будет, если нас выгнать… А насчёт самоубийства… — Опер приостановился, прикинул. — Прямой на мне смерти ничьей нет, мужик я крепкий… Да выживу, если что!..

Добираться в центр пришлось своим ходом. Поколебавшись, Колодников покинул автобус четырьмя остановками раньше той, что располагалась рядом с домом, и сразу же пожалел об этом своём поступке. За то время, пока он трясся в транспорте, чёрт его знает с чего, поднялся ветер, да такой, что чуть очки с лица не сковырнуло. На крышах гремела жесть, по улицам несло жёсткую, как стеклянная крошка, пыль. Алексей поспешил извлечь из кармана лыжную шапочку. Стоило её напялить, как ветер, атакуя с флангов, тут же предпринял попытку закатать край шапочки выше уха. Пришлось временами придерживать её, словно шляпу.

Одолевая напор полного всякой дряни воздуха, Колодников всё же планов не переменил и двинулся в сторону двухэтажного особнячка. Миновав кирпичный теремок, тяжёлые двери которого по-прежнему были опечатаны, он перешёл трамвайные пути и далее двинулся дворами, где, оказавшись в относительном затишье, вновь обрёл способность размышлять.

«Ну, допустим… — сосредоточенно соображал Алексей. — Допустим, ударил ты (легонько, невзначай!) этакого заморыша, а сам мужик здоровый… Ну и вернётся тебе потом твой же собственный шлепок. Ты от него и не покачнёшься даже, а он-то, заморыш, с сотрясением мозга в больницу угодил… Или наоборот… В молодости ты был бугай, а под старость тебя щелчком пришибёшь… И вот твои молодые затрещины падают на тебя старенького! Сразу можно гроб заказывать… И где же тут справедливость?.. Нет, если кто и прав, то, наверное, Кирюша Чернолептов. Бог всё-таки хоть иногда, но милует… А тут какая-то слепая беспощадность… Как будто в шестерёнки людей заматывает…»

Конечно, на рассуждения эти Колодникова навёл разговор с Геннадием Степановичем на крыльце уплотняемого райотдела. Честно сказать, своим намерением остаться опер просто потряс Алексея. И ладно бы не понимал всей грозящей опасности, а то ведь понимает!.. С некоторых пор до самозабвения ненавидя ментовку, Колодников тем не менее уже смирился с мыслью, что и впрямь неплохой он мужик, этот самый Геннадий Степанович. В семье, как водится, не без урода… Но допустить ещё и моральное его превосходство Колодников просто не мог — и судорожно доискивался теперь тайных причин столь редкого самопожертвования — редкого даже среди людей (что уж там о ментах-то говорить!). Предположим, обещало начальство повышение по службе, звёздочку (или там звезду) очередную накинуть, если останется… Вознаграждение особое…