Зона Справедливости - Евгений Лукин

Он жёлчно усмехнулся и помолчал.

— Ну?.. — не выдержал Колодников.

— Гипноизлучатель, — с отвращением выговорил Кирюша. — Импульсный гипноизлучатель… То есть опять эти суки что-то на нас испытывают…

— Какие суки?.. — оторопело спросил Алексей.

— Да любые! — огрызнулся Кирюша Чернолептов и в полном расстройстве махнул рукой.

Глава 18

Так кто же, чёрт возьми, прав?..

Мало того что вся эта история страшила и угнетала — она бесила Колодникова, она просто выводила его из себя. Будучи начитанным, а главное — мыслящим человеком, он привык, что знакомые то и дело обращаются к нему с вопросами. Ну, не с житейскими, разумеется, — это надо быть последним идиотом, чтобы спрашивать совета о чём-либо насущном у Алексея Колодникова! Нет, вопросы ему сплошь задавались глобальные, философские, от большого ума. Верно ли, например, что мы живём внутри «чёрной дыры»?.. Ну и тому подобное…

В златые годы застоя Алексей чувствовал себя едва ли не оракулом, всегда опережая общественное мнение на год, а то и на два, причём исключительно за счёт личной смелости и усиленной работы мысли. Все вокруг ещё бранили Сталина, а он — Ленина. Когда же, спохватившись, добирались наконец до Владимира Ильича, Колодников уже вовсю крыл большевиков в целом. Подобно трезвому Кирюше, Алексей обожал хлёсткие формулировки. «Если правда, которую вчера знал ты один, сегодня известна каждому, — назидательно говаривал он, — то, стало быть, никакая это уже не правда. Копай глубже…»

Потом всех накрыло перестройкой, и самым обделённым, как ни странно, оказался именно Колодников. Гласность его просто ограбила! Высказываться и умствовать начали все кому не лень — и Алексей как бы затерялся в толпе. Да что там в толпе, в кругу друзей — и то затерялся. Повылинял вроде… А самым обидным было то, что остальные-то, заразы, ни мозгов не напрягали, ни до истины не докапывались — просто пели с чужого голоса. Да и осмелели они только лишь потому, что разрешено было осмелеть… Колодников перестал читать газеты и возненавидел телевизор. «Повышать свой уровень дезинформированности — не желаю», — надменно цедил он.

И всё-таки большего унижения, чем теперь, ему ещё терпеть не приходилось. Впервые вместо того, чтобы растолковывать другим, куда в данный момент катится этот мир, Алексей, сам ни черта не понимая, в отчаянии прислушивался к заведомо бездарному бреду друзей и знакомых.

Так кто же из них, чёрт возьми, прав?..

Вчера Алексея, растроганного душевным поступком жены, можно сказать, почти уже примыло к Димкиному берегу. На сон грядущий Евангелие вслух читали… Прошибло светлой слезой, мерещилось обещанное Царство Божие… Однако утро следующего дня резко протрезвило Алексея. Листовки, «святые письма», а главное, скупка квартир — всё это заставляло насторожиться и просто отпугивало…

Что же касается Милы с её высшей справедливостью и низшими потусторонними силами… Да чепуха собачья! В лучшем случае — самообман, в худшем — шарлатанство… Зря, что ли, вон Паша Глотов вцепился в неё мёртвой хваткой? Ну, будет ещё одна Ванга…

Вот с Кирюшей Чернолептовым сложнее. Кирюша Чернолептов — это благородное безумие, а как учит нас история (хотя, конечно, ни черта она ничему не учит!), именно благородное безумие сплошь и рядом в итоге оказывается правдой. Хотя… Да тоже полно дыр в Кирюшиных рассуждениях!.. Ну, усомнился Кирюша в Господнем вмешательстве… Кстати, справедливо усомнился. Но неужели же он сам не замечает, что из гипотезы его прямо-таки торчат всё те же самые несообразности?.. Ладно. К стигмам претензий нет. Со стигмами, следует признать, Кирюша придумал классно… А вот по сути… Ну, нажала, допустим, какая-то неведомая сука на красную кнопочку и спустила с цепи человеческую совесть. Зачем это ей, суке, нужно — вопрос шестнадцатый… Даже тридцать восьмой… Но ты мне вот что объясни, Кирюша ты мой пронзительный: почему эта твоя совесть, как и Димкин Господь Бог, карает только за насилие?.. А кража? А прелюбодеяние? А лжесвидетельство?.. Тоже ведь скособоченная у тебя какая-то совесть получается…

Нет, если кто и прав, то один лишь электрик Борька. Не о том надо думать, что происходит, а о том, как близких своих уберечь да и самому уберечься… «Не нашего это ума дело, Петрович… Конец света, конец света!.. Ты гляди, как бы самому конец не пришёл!..»

Несмотря на то, что, когда Колодников вновь ступил под круглый серый свод, время близилось к трём — погрузка мебели в родном дворе ещё продолжалась. Жуткая прокламация со сталинским зачином была сорвана, зато на противоположной стене кто-то успел налепить целый блок размноженных на ксероксе листовок, в верхней части которых чёрной зловещей кляксой расплывался некий символ — то ли крест, то ли свастика, то ли вообще иероглиф. Догадываясь, что ничего утешительного он там не обнаружит, Колодников тем не менее приблизился и всмотрелся в эту недобрую и чем-то ему знакомую символику. Догадка его оказалась правильной. Чёрная четырёхлепестковая клякса располагалась на бледной, скверно пропечатанной карте района и изображала поражённую справедливостью зону по данным вчерашней ночи. Но, что самое печальное, схема эта, насколько мог судить Колодников, вполне соответствовала действительности. Правый отросток, если верить плану, тянулся к особнячку, арендованному прикрытым ныне фондом, а верхний захватывал здание райотдела милиции. Сами отростки расплылись настолько, что, казалось, ещё немного — и они сольются в общее пятно, целиком поглотив дом номер двадцать один по проспекту Крупской…

Текст под картой поражал сухостью и какой-то прямо-таки военной лаконичностью. Указывалось опасное время, количество происшествий — и только в самом низу листа значилось: «НЕ ПОЛАГАЙТЕСЬ НА СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ. СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ. ПРОВЕРЬТЕ ВАШУ КАРМУ». Далее шли телефонные номера. Штук пять. Телефона Милы Колодников среди них не обнаружил. Тоже, видать, конкуренты…

Ещё чёрная клякса на карте напоминала амёбу, и Алексею внезапно представилось, что это и впрямь нечто живое. Некое незримое бесформенное существо расползается по ночному городу, выбрасывая отростки туда, где камни домов ещё хранят память о злобе человеческой, о жестокости и смерти… Да-да… Расстрелянные в арках чекисты, пыточные подвалы нарядного кирпичного особнячка, комки цемента на стенах наполненной зловонным паром камеры…

Да нет, чепуха!.. Это даже и не версия, господа, — так, видение…

Подавленный, он прошёл во двор. Пожитки и мебель выносили теперь только из четвёртого подъезда. Прочих кочевников уже смыло, оставив у крылечек щепки, тряпки, обрывки верёвок — как после кораблекрушения. Трижды переехать — всё равно что единожды гореть… Странно… А что же остальные? То ли прокламаций не читали, то ли никого в жизни пальцем не тронули…

Однако стоило об этом Алексею подумать, как двери шестого парадного распахнулись и на крылечко выперся сначала чей-то откляченный зад, а затем показался шероховатый тёмный торец выносимого комода. Та-ак… Надо понимать, пошёл второй заезд… то есть выезд…

Скамейки перед четвёртым и шестым подъездами пустовали. Ну, перед четвёртым — ещё понятно, а вот перед шестым… Очевидно старухи каким-то образом чуяли заранее, откуда следует заблаговременно убраться. Сейчас они облюбовали себе насест возле второго парадного, из чего следовало, что уж там-то в ближайшее время отгрузки не предвидится. Сухие, морщинистые губы старух, как показалось издали Колодникову, были удовлетворённо поджаты. Наблюдали и злорадствовали втихомолку.

Алексей поколебался, не зная: подойти поговорить с теми, кто драпает, или же не стоит?.. Пожалуй, что не стоит. Вон какие все злые, чуть что — сдавленный мат-перемат… Сквозь шум погрузочных работ время от времени пробивался одиночный выстрел доминошной костяшки. За деревянным столом, утверждённом на четырёх врытых в землю столбах, по-прежнему забивали козла. Игра шла, впрочем, довольно вяло, без особого азарта. Участники её то и дело оглядывались с превосходством на отъезжающих, обменивались понимающими ухмылками и негромко толковали промеж собой. Колодников ожидал углядеть среди них Борьку (кстати, заядлого доминошника), но того что-то нигде видно не было. Верно, по вызову побежал… Богу — Богово, а слесарю — слесарево…

Алексей подошёл, поздоровался. Кто ответил, кто не обратил внимания. В числе последних был уже примелькавшийся Колодникову пенсионер с орденскими планками на пыльно-чёрном пиджаке, в который старикан влез ещё в начале апреля и в котором явно намерен был разгуливать всё лето до поздней осени. На пальто ведь да на рубашку планки не прицепишь…

— Нет, ну ты смотри, ты смотри, что выносят!.. — покачивая старенькой серой шляпой, сокрушался он. — Ну мыслимо такое честным путём нажить, а?..