Звёзды - это блюдо, которое подают холодным (СИ) - Духовникова Евгения

— Не надо, — перебила Клементина, яростно замотав головой. Она не хотела причинять боль Фау, но выбора не было. — Не обещай ничего. Ты ведь ещё не знаешь, на какое чудовищное предательство меня вынудили согласиться…

Клементина рассказала всё, умолчав лишь об одном: что она уже была знакома с Чесси и знала о причастности своего брата к "Открытому небу". Флойд слушал молча, но чем дальше, тем сильнее хмурил длинные брови.

— Рыжий тип называет себя Шарком, — добавила она в конце, избегая смотреть Фау в глаза. — Но это больше похоже на прозвище или позывной, чем на настоящее имя. Это за ним ты гнался тогда на катке.

— И не догнал, — Фау помрачнел и надолго задумался.

— Что мне теперь делать? — через минуту Клементина не выдержала. — Если "Открытое небо" не добьётся желаемого, страшно даже представить, что они сделают со Стефаном. Да, Стеф нарушил закон. Но пойми, Фау, пока действует вето на космические программы, будут несогласные и недовольные. Люди и без того чувствуют себя ущербными по сравнению с флойдами, — а запрет только укрепляет эти чувства! Вот если можно было бы хоть немного ослабить…

— Ослабить, говоришь? — глаза флойда угрожающе вспыхнули. — Едем. Я покажу тебе кое-что. — Он с силой захлопнул дверь, нажал кнопку, переводящую автомобиль на ручное управление, и тронулся так стремительно, что колёса жалобно взвизгнули.

Когда они выехали на шоссе, ведущее за город, Клементина отважилась на вопрос:

— Что ты хочешь мне показать?

— Увидишь, — последовал исчерпывающий ответ.

До самого заката они мчались на скорости под полторы сотни миль в час — и урбанистический ландшафт сменился пасторальным пейзажем сонного пригорода, затем — лесополосой, которую, в свою очередь, оборвал серый бетонный забор высотой футов в тридцать. Притихшая Клементина молча наблюдала, как они поравнялись с воротами, бесшумно открывшимися при их приближении, и въехали внутрь.

Вопрос, что это за место, отпал сам собой, когда она вышла из машины и огляделась. На идеально ровной площадке, размеченной на правильные шестиугольники, стояло с дюжину флаеров. И хотя они были очень похожи на тот, который она видела в Консульстве (и даже летала!), второго, чуть более внимательного взгляда хватило, чтобы понять: это не атмосферные летательные аппараты, а межзвёздные корабли. Не грузовые, конечно, как те, что садятся и взлетают в Кингорди, — у этих размеры были куда скромнее. Но тем не менее это были именно звездолёты: от них пахло открытым космосом, солнечным ветром и абсолютной свободой.

Заметив, что Фау твёрдым шагом направляется к одному из них, Клементина невольно попятилась, но он успел перехватить её руку, не давая улизнуть.

— Я не знала, что к югу от Лондона есть космодром.

— Разве ж это космодром? — Фау рассмеялся. — Так, парковка для легковушек. Ни гасителей гравитации, ни станции диагностики. Даже разгонника нет. Впрочем, большегрузы здесь не появляются.

— Куда мы полетим?

Её вопрос в очередной раз был благополучно проигнорирован.

Изнутри устройство корабля тоже мало чем отличалось от аэромобиля, во всяком случае, с виду. За исключением чуть удлинённой хвостовой части, где Клементина заметила несколько дверей (санузел? каюты? двигательный отсек?), он выглядел почти так же. Проследив, что его пассажирка надёжно зафиксирована в одном из кресел, Фау занял место пилота и принялся за работу.

Примерно через четверть часа томительного ожидания (флойд так и не проронил ни слова), они взлетели. И на этот раз Клементина не проморгала взлёт. Скорее наоборот, впечатление от старта на "легковушке без разгонника" были столь яркими, что запомнились на всю жизнь и вряд ли сумели бы когда-нибудь стереться из памяти.

Сначала корабль тряхнуло так, что девушка грешным делом подумала, не провалились ли они в преисподнюю. Затем их с нечеловеческой силой потащило куда-то вверх, и она уже готова была попрощаться со своим скромным обедом, как надтреснутый баритон бортового компьютера отчуждённо произнес: "Формирование локальной гравитационной сферы завершено" — и перегрузка перестала скручивать её в бараний рог. Правда, мутило её после этого ещё долго.

Потом появился звук — утробно-низкий басовитый рокот едва на грани слышимости, негромкий, но неприятный до тошноты и почему-то вызывающий безотчётное чувство паники. Бросив на неё косой взгляд, Фау поморщился и что-то сделал, но рокот прекратился. Зато бортовой компьютер не преминул упрекнуть противным голоском: "Подавление инфразвуковых волн в салоне снижает энергоэффективность на двадцать процентов".

— В отличие от людей, мы нормально переносим инфразвук, — сказал флойд. — Взлёт на разгоннике и взлёт на штатных двигателях — не одно и то же. Придётся потерпеть.

— Я и сама догадалась, — выдавила Клементина, мужественно борясь с головокружением и приступами дурноты.

Взлёт продолжался. Выцветшая голубизна за иллюминаторами незаметно потемнела, сменившись густой тьмой, слегка сбрызнутой яркими вспышками. Звёзды?.. Нет, скорее, искусственные спутники и орбитальные станции флойдов. В какой-то момент среди них мелькнула Луна: холодный изрытый кратерами шар, одиноко болтающийся во мраке. С какой же скоростью они движутся?

Внезапно Клементина поймала себя на мысли, что если бы она не сходила с ума от смятения, тревоги и страха неизвестности, она, наверное, чувствовала бы себя счастливой. Вдали не то что от дома — от родной планеты, без крошки хлеба в кармане, в чужом корабле, несущемся на запредельной скорости, один на один с существом, одновременно пугающим и привлекающим её, — она была бы счастлива. Если бы только знала, что ждёт её впереди.

А может, иногда нам и не стоит этого знать?

Чтобы отвлечься от мятежных мыслей, девушка принялась изучать кабину. Там, где у автомобиля или самолёта было бы лобовое стекло, у флойдского корабля стоял слегка изогнутый экран, по которому медленно плыли разноцветные точки, словно силясь поскорее выбраться из плена координатной сетки. В целом всё это смотрелось весьма аляповато, пёстро и не очень серьёзно, но Клементина вспомнила, что флойды воспринимают цвета не так, как люди, а значит, и картинка на экране выглядит для них иначе.

Так, выходит, и она сама выглядит в его глазах совсем по-другому! И как эта очевидная мысль до сих пор не приходила ей в голову? Интересно, какой он её видит? Клементина вспомнила, как в детстве любила рассматривать старые негативные плёнки отца. Конечно, эпоха плёночных камер давным-давно канула в небытие, но любители ортодоксальной фотографии находились и по сей день. На негативах яркий солнечный день представал ужасающим постапокалиптическим пейзажем, а широкая улыбка выглядела как зловещий оскал — в вывернутом наизнанку изображении с превеликим трудом угадывались родные черты.

Внезапно корабль словно провалился куда-то вниз — видимо, искусственная гравитация резко сменила вектор, за иллюминаторами замелькали смазанные световые блики, а линии координатной сетки мгновенно закрутились спиралью, свиваясь в центре в тугой узел.

— Мы пройдём искусственной кротовой норой, — пояснил Фау, хотя она ничего у него не спрашивала. — На малотоннажном корабле так будет быстрее, а главное, менее энергозатратно.

— О, я уже никуда не спешу, — пробормотала Клементина себе под нос, забыв, что у флойдов не только зрение острое, но и слух. Фау, конечно, услышал её, но комментировать ремарку не стал.

Мысленно настроившись на несколько часов полёта сквозь червоточину, Клементина попыталась поудобнее устроиться в кресле, но стоило ей только привести спинку кресла в горизонтальное положение (снова неосознанно прибегнув к информации из влитой в неё базы данных), как бортовой компьютер бодро отрапортовал о выходе в координатное пространство.

Моментально проснувшись, Клементина прильнула к иллюминатору, жадно вглядываясь в незнакомый рисунок созвездий. Потом перевела взгляд на экран — и обомлела. Планета, которую она увидела там, не имела ничего общего с Землей. И даже крупного плана было достаточно, чтобы понять: с ней что-то не так.