На берегах Ганга. Торжество любви - Грегор Самаров

Маркиз вошел и через некоторое время вышел оттуда с другой особой, тоже закутанной в плащ, и они поехали обратно. Здесь он провел своего таинственного гостя, который, наклонив голову, скрывал лицо, в свои комнаты и приказал камердинеру, чтобы у боковых ворот стояла наготове карета.

Гастингс аккуратно явился в назначенное время. Маркиз принял его в своем маленьком салоне и разговаривал с ним более свободно и оживленно.

Не прошло и четверти часа, как камердинер открыл дверь и, низко поклонившись высокопоставленному гостю, отступил назад.

Принц Уэльский, которому тогда было около двадцати четырех лет, имел благородное, по-юношески свежее лицо с остро очерченными чертами, которые и до сих пор присущи представителям его династии, но его стройная гибкая фигура вовсе не походила на тяжеловесного медлительного Георга III. Любезная, веселая, но несколько насмешливая улыбка играла на его свежих красивых устах; его большие глаза светились умом и горячим задором.

Одетый в простой черный костюм, он привлекал неподражаемой элегантностью своей осанки, в которой соединялось гордое сознание своего достоинства с приветливой любезностью и которая больше говорила о его высоком происхождении, чем даже звезда ордена Подвязки на его груди. Он привык смотреть на всех с высоты своего величия, но никогда не давал чувствовать расстояние, которое отделяло других от него.

Вошедший принц подал руку Гастингсу и испытующе взглянул на него.

— Я счастлив, — сказал он сердечно, — стоять лицом к лицу с человеком, который завоевал для Англии целое государство.

Выражение его лица, тон его голоса покоряли искренностью и так далеки казались от лести, что в Гастингсе при словах будущего короля Англии поднялось гордое чувство собственного сознания, и невольно ему вспомнился Питт и его холодная сдержанность.

— Я исполнял свой долг, как всякий англичанин. Судьба дала мне случай сделать то, что и другой сделал бы на моем месте.

— Судьба, сэр Уоррен, ставит великих людей на нужные места в трудные времена. Вам кажется естественным то, чему мы удивляемся и что служит нам примером, — слегка вздохнул принц, — когда настанет время и нам действовать.

— И я надеюсь, — горячо ответил Гастингс, — что ваше королевское высочество когда-нибудь завершит то, чего я не мог завершить, и моим страстным желанием является служить вашему высочеству.

Принц улыбнулся.

— Здесь, у моего друга Хотборна, — он посмотрел на лорда, — я могу говорить о том времени, когда я наконец буду королем! Конечно, — продолжал он, вздыхая, — мне иногда очень тяжело видеть, как Англией вместо бедного больного отца управляют люди, которые стараются втиснуть ее в старые узкие рамки, не понимая духа времени… Если бы я стал королем сегодня же, то чего бы я только ни сделал, чтобы власть Англии первенствовала в Европе. Если бы у нас было управление, полное свободной мысли, управление, которое смотрит не на прошлое, а в будущее, то Англия повелевала бы на море в обоих полушариях. Вы, сэр Уоррен, завоевали нам громадное, великолепное государство в Азии, но, если бы мы удержали Америку, кто посмел бы с нами тягаться? Но кто поручится, что удержится за нами и ваша Индия? Если и там будет управлять тот же бездушный разум, что и здесь, то мы должны бояться, что лишимся Индии, как лишились Америки. Фокс — человек свободы, а вы, сэр Уоррен, — человек силы. Будь я королем, я поставил бы вас обоих около себя, и мне повиновался бы весь свет! Но я не король, и, может быть, еще долго не буду им. Но и без всяких мыслей против отца могу же я думать о своем будущем назначении, готовиться к нему, искать себе друзей, если когда-нибудь я займу трон! Вы, сэр Уоррен, вы такой друг, я часто думал о вас, когда с удивлением слушал о ваших подвигах, и я уверен, после того как я увидел вас и огонь ваших глаз, что вы признаете силу и умеете властвовать; совсем как умный и ловкий ездок — он хозяин своей лошади, хотя и дает свободу ее движениям.

Принц говорил оживленно и особенно убедительно. Гастингс слушал затаив дыхание, он не мог оторваться от оживленного лица молодого человека, который скоро должен держать скипетр Великобритании. Какая будущность открывалась ему!

— Ваше королевское высочество, — низко поклонился Гастингс, — можете на меня рассчитывать, и мне кажется, что господствующее теперь в Англии управление своей тяжелой рукой может только задавить все, что при свободе поднялось бы на службу отечеству.

Маркиз взглянул на портьеру, маскировавшую дверь в соседнюю комнату; казалось, тяжелые складки слегка дрогнули, и легкая улыбка заиграла у него на устах.

— Но, — прибавил Гастингс, помолчав немного, — картина, которую ваше высочество только что нарисовали мне, навсегда останется мечтой. Мистер Фокс враждебно настроен ко мне. Вы, наверно, знаете, ваше высочество, что оппозиция возводит против меня ложное обвинение и выставляет мои труды как преступление! Люди, способные на это из ненависти, зависти и недоброжелательства, вряд ли когда-нибудь согласятся действовать заодно со мной, да и моя гордость, на которую я имею право, не позволит мне подать им руки!

— Вы слишком горячо принимаете все к сердцу, сэр Уоррен, — улыбнулся принц, — смею вас уверить, что Фокс вам не враг, что он удивляется и восхищается вашими делами, как и я. Францис вас ненавидит, он хотел прославиться в Индии, но рядом с вами он не нашел простора своему тщеславию. Он сбил Бурке с толку, и тот горячится, думая, что защищает гуманность.

— Гуманность! — пожал плечами Гастингс. — Пустое слово, когда дело идет о низложении деспотов Индии!

— Я знаю, сэр Уоррен, но Бурке нельзя удержать. Пусть он делает по-своему, пока не остынет. Фокс не может и не хочет помешать, он знает, что дело для вас не опасно. Обвинение уже возбуждено, завтра оно будет рассматриваться и будет отклонено, как того желает сам король. Вы сделаетесь пэром и членом тайного совета, и тогда вы свободны, вы можете выбирать новые пути, чтобы оказывать отечеству новые услуги.

— Ваше королевское высочество может на меня рассчитывать! — заявил Гастингс с восторгом во взоре. — Я буду крепко стоять около вас и надеюсь так же успешно сражаться с врагами Англии, как я это делал в Индии. Но пока не настанет то время, когда для Англии взойдет новое солнце, я буду работать и подготавливать будущее.

— Этот момент, — заметил принц, — может скоро настать; мой отец болен, кое-где поговаривают уже о регентстве…

— Но, — с жаром остановил его Гастингс, — Англии нужен ясный, сильный королевский разум, и долг обязывает сказать об этом; необходимо, чтобы народ это знал!