Бом Булинат. Индийские дневники - Александр Кашкаров

Вернулись в отель, попили чайку и решили ехать в Манали. Прощаясь с добрым боссом отеля, купили у него кусок твердого за сто рупий, а его другу Кашкет подарил свою грязную футболку, которую собирался выкинуть, друг был счастлив и, утирая слезу, долго не выпускал Кашкета из объятий. В ожидании автобуса устроились в придорожной кафешке и закурили косяк, который оказался… – автобусы проходили мимо, а мы все заказывали чай, но вот, наконец, подошел наш черед. Это был четвертый или пятый по счету автобус, на котором нам удалось покинуть Нагар.

Несколько дней кряду ограничиваемся походами по недалеким окрестностям Олд Манали. Тихие, кривые, скользкие от ручьев улочки, веселый люд, ткацкие станки на крышах, все пропитано неспешностью пробуждающейся весны. По утрам белое небо спускалось в деревню, а снежные вершины кутались в серую дымку.

Хозяина отеля, где я и мой друг мерзли третий день, звали Эм Си, так он сам себя величал и так нам представился, не распространяясь более подробно об этимологии своего прозвища. ЭмСи чем-то напоминал несколько пополневшую бабу Ягу из советских фильмов и одновременно застенчивого джина. На вопрос, сколько ему лет, он пожал плечами, помолчал и неуверенно ответил: «Twenty five».

На улице начался дождь. ЭмСи предложил нам попить чайку внизу у него на кухне в отдельном домике с плиткой, газовым баллоном, кроватью и полками с посудой. Мы сидели втроем, жуя печенье и неспешно болтая. Для меня это было не так просто – после щедрого хозяйского чиллама я с трудом разбирал, что мне говорит ЭмСи, он был точно в том же состоянии – это я понял, когда он взялся готовить «Black tea». ЭмСи тремя пальцами кинул крошечную щепотку заварки в гигантскую кастрюлю, затем залил ее холодной водой и, не дождавшись пока вода вскипит, бухнул туда полкило сахара. Немного помешав ложкой в кастрюле, он разлил нам по стаканам почти прозрачную воду с желтоватым оттенком. Слова путались, и мы вскоре распрощались, сославшись на то, что хотим спать.

Кровать в нашей комнате стояла в нише, а колонки на полу в отдалении, звук так странно разливался по комнате, отражаясь от стен, что нельзя было угадать, где находится источник звука – музыка была повсюду. Я долго лежал и слушал старину Моррисона, дождь все моросил, шурша каплями по крыше. Под утро дождь зарядил не на шутку, небо стало темным и серым, далекие горы пропали из вида, и можно было разглядеть только ближние склоны.

Весь следующий день у меня болел живот, я валялся дома под десятью одеялами и читал. Кашкет сделал вылазку в New Manali[110] за бананами, но подозреваю, что ему не терпелось отведать mutton momos. По возвращении он отверг эту теорию, сказав, что это не было целью, а лишь вторичным стимулом, от которого он не смог удержаться, а главное – он зашел в парикмахерскую, где, счищая его окладистую бороду, несчастные парикмахеры затупили полсотни бритв. Там же на нем опробовали массаж головы. «Прекрасная штука! – сказал Кашкет, – Сначала бьют кулаками по макушке, щиплют за виски и вправляют шейные позвонки, напоследок давят на глаза, дергают за руки и хрустят пальцами. Мне втерли два литра крема в физиономию и надавали пощечин – это завершающий этап массажа лица!».

Вечером, только я собрался вздремнуть, вошел ЭмСи с традиционным намерением дунуть. Я отказался, и они с Кашкетом дымили вдвоем, глумясь надо мной, закопанным в одеяла.

Дождь продолжал барабанить по крыше, с каждой минутой только усиливаясь. Комната наполнилась сыростью и холодом, изо рта шел пар. Кашкет стал нем как рыба, и все нелепые вопросы ЭмСи посыпались на меня. Он не был большим знатоком английского, и чтобы понять его, требовалось немало воображения и сноровки, я тяготился этой беседой, надеясь на то, что ЭмСи скоро уйдет. Повисла долгая пауза, играла музыка, и было слышно, как несколько ночных бабочек бьются о неоновую лампу. Будто в сговоре с дождем ЭмСи, и не собирался растворяться. Чтобы хоть что-нибудь сказать или вследствии того, что сказать было нечего, он стал в пятисотый раз предлагать нам свой новый тостер и одеяла, которых у нас уже имелось штук по пятнадцать у каждого:

– If you want more blankets, no problem, just tell me… If you feеl cold, just tell me, I give you more blankets, four, five, six, no problem.

– Thank you, MC, we are OK, we have enough!

Пауза минут на пять.

– ОK! But four, five, no problem, just tell me, I bring to you … no problem.

– Thank you, man, we are fine…

Пауза.

– You can make toast, no problem, just tell me, I have new toast machine, you can take here, no problem.

– Thank you, MC, we know that, we’ll take it some day[111].

Разговор шел таким образом около получаса наконец, исчерпав весь запас предложений, ЭмСи затушил сигарету в пепельницу из половинки кокоса и откланялся, напоследок обнадежив нас завтрашним визитом.

Моррисон и дождь вновь заполнили собой все пространство, заглушая шквальные порывы ветра. Капли то дружно шелестели над головой, то градом обрушивались на железную крышу. Вскоре начался настоящий ураган, молнии вспыхивали с такой интенсивностью, что темнота ночи не могла втиснуться в крошечные промежутки между ними и занять свое законное место. Тени предметов карабкались по стенам и потолку, перекрывая друг друга, складываясь в причудливые картины.

– Спишь? – спросил Кашкет.

Мы сели у окна и закурили. Молнии сверкали со всех сторон, освещая в ночной темноте силуэты гор. Кашкет представлял все происходящее как пакистанскую бомбежку на границе Индии, ему вообще все время снится война или какой-нибудь криминал – то его убивают в джунглях дикие туземцы, то он подрывает танк, выползая на одной ноге из окопа, или что он, солдат героического подразделения, косит врагов из пулемета. Громовые раскаты отдавались эхом в горах, казалось, они вот-вот рухнут, поглотив все своей каменной массой.

Дымит палочка благовоний, изо рта идет пар, сидим на полу около низенького стола, закутанные в четыре одеяла, пьем чай и все равно мерзнем.

Сегодня, один из самых холодных дней, ближайшие склоны покрылись снегом. Легкая белая поземка плавно обнажает зелень только у самого подножия гор. Две белые птицы кружат на фоне заснеженного склона, теперь я понимаю что значит – «no season». Вдруг у меня промелькнула мысль, что всего пару месяцев назад мы выехали из Варанаси, а кажется, что это было в другой жизни. Диву даюсь, как странно течет время в этой стране! Вспоминаешь недавнее событие, а, кажется, что это случилось в прошлом году. Сколько событий, сколько всего разного приключилось за эту поездку, и она еще не закончилась – ну разве не восхитительно! В Москве все события привычно укладываются в строгий хронологический порядок. Здесь же события спорят друг с другом, теряются в подсознании, всплывают и играют с тобой в угадайку. За пару месяцев ты проживаешь несколько лет.