Последний танец Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Босуэлл умер.

Может ли он видеть меня сейчас? Может ли он находиться в этой комнате и наблюдать за мной? Мог ли его дух прилететь сюда, освободившись из тюрьмы? О, если бы это было правдой!

Когда Шрусбери сказал о его смерти, я ощутила холодный ползучий паралич, как будто сама жизнь в моих членах совершенно прекратилась. Мои зубы непроизвольно застучали, несмотря на теплый весенний день. У смерти ледяная хватка, пальцы из сосулек, руки из свинца, и я ощущала ее присутствие во мне и вокруг меня. Я отправилась в постель и лежала там, дрожа и глядя в потолок.

Это было так же, как давным-давно в Джедбурге, когда я едва не лишилась жизни. Тогда я тоже лежала холодная и неподвижная, и мое состояние ухудшалось с каждой минутой. Если бы я умерла в Джедбурге!

Но Бог пощадил меня ради этого несчастья. С тех пор я имела лишь несколько счастливых моментов, и большинство из них вместе с Босуэллом. Теперь он ушел, и мы больше никогда не увидимся на этом свете.

Видит ли он меня сейчас? Увижу ли я его снова после смерти?

Полуденное солнце, не отбрасывающее тени, светит над землей, которую я вижу из окна. Смерть кажется наиболее безжалостной при ярком свете дня. На закате или в полночь – тогда, может быть, я написала бы больше. Сейчас я не могу этого вынести».

«Прислуга спит, но я оставила в изголовье маленькую свечу. Писать в постели довольно трудно, но я не хочу вставать. Только здесь я могу чувствовать себя в безопасности. Окно открыто, и в комнату задувает холодный ветер, от которого меня бросает в дрожь. Смерть у себя дома, это ее час. Я могу приветствовать ее и исполнить «Гимн смерти» Ронсара. Если я сделаю это, будет ли она добра ко мне? Дарует ли мне присутствие моего любимого, освободит ли его от своей безмолвной хватки, позволит ли ему подойти ко мне?

Смерть – самый жестокий тюремщик. Ее не подкупить, не убедить и не смягчить никакими мольбами. О смерть, пожалуйста, хотя бы на одно мгновение… Однажды ты забрала его у меня, но потом отпустила. Сделай это еще раз!

Я почувствовала присутствие мужа в этой комнате, он звал меня, побуждал встать с постели и последовать за ним. Но когда я осознала это, то испугалась, как никогда в жизни. Я говорила себе, что это лишь Босуэлл, который никогда не причинит мне вреда, но каким-то образом смерть превратила его в нечто иное, невыносимое для меня. Поэтому я ждала, обхватив руками колени, пытаясь набраться мужества и следовать зову либо понять, что он существует лишь в моем воображении, и успокоиться. Но я не могла сделать ни того, ни другого. Он присутствовал здесь, он звал, но я застыла и не могла пошевелиться. Я не видела никакого движения; присутствие обращалось прямо ко мне, в моем собственном разуме.

Босуэлл, я подвела тебя. Прости меня. Я смертный человек, и я боюсь».

Мария осторожно закрыла дневник. Ее сердце громко стучало даже после того, как она написала эти слова. Она думала, что их вид успокоит ее, и в некотором смысле так и случилось. Но комната, погруженная в непроглядную тьму, давила на нее так, словно она находилась в гробнице. Ей не хотелось оставаться в постели, где придется либо вытянуться во весь рост и провести ночь без сна, либо мучиться кошмарами.

Она медленно подошла к стулу у камина, где Мэри Сетон обычно оставляла свою шаль. Шаль действительно висела там; Мария закуталась в нее и направилась к прихожей. Босые ноги шагали беззвучно, и пол оказался не настолько холодным, чтобы заставить ее вернуться к кровати и поискать шлепанцы. Она решила посетить свою маленькую часовню и помолиться. Может быть, тогда темнота будет не такой зловещей.

Когда она вошла в прихожую, то с удивлением увидела отблески света из соседней комнаты и услышала приглушенный звук мужских голосов. Она думала, что все давно спят. Может быть, стражники никак не угомонятся в эту теплую весеннюю ночь? Меньше всего ей хотелось, чтобы они увидели ее; она должна остаться одна. Мария на цыпочках двинулась вперед, когда услышала имя:

– …Босуэлл.

Она остановилась, словно уткнувшись в скалу. Само его имя как будто обрушило, перевернуло мир вверх дном. Никто, кроме нее, не имел права произносить его.

«Как они посмели?» – сердито подумала она, но потом изумленно замерла.

– Говорят, он был мертв уже несколько дней, – произнес знакомый голос.

– Кто нашел его?

– Какой-то мальчишка, который меняет солому. Они держали его в такой глубокой темнице, что никто не мог даже приблизиться к нему.

Это был Бабингтон… Энтони Бабингтон!

– Он совершенно потерял рассудок и жил на цепи, как дикий зверь. Но думаю, потом тьма взяла свое. Только подумайте – пять лет жить в абсолютном мраке!

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть друг, который помогает Сесилу с его корреспонденцией, – ответил Бабингтон. – При дворе шепчутся об этом и передают всем, кто хочет знать… всем, кроме королевы Марии. Бедная леди, ей бы стало только хуже. Шрусбери представил дело так, будто он мирно умер в уютной постели. Но так будет лучше.

– Так что с ним случилось на самом деле? – настаивал другой голос.

– Говорю же, его просто нашли мертвым. Посветили туда, а он сидит и уже окоченел. Но он обезумел задолго до этого. Говорят… – он доверительно понизил голос, и Марии пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать слова, – говорят, он боролся и бросался на столб, к которому его приковали. В конце концов он успокоился и сидел тихо, так что о нем позабыли. Еще говорят, он весь зарос волосами и грязью…

Схватившись за голову, Мария побежала в спальню, как будто это могло прогнать боль и заставить ее забыть об услышанном. «О любовь моя, я не могу вынести этого! – Она плакала на бегу и шаталась от отчаяния. – Я не могу, не могу! Лучше бы я умерла вместо тебя! О любовь моя, жизнь моя, душа моя!»

XVII

«15 июля, год 1579-й от Рождества Господа нашего. День святого Свитина Винчестерского.

Здесь верят, что если в день святого Свитина пойдет дождь, то он будет идти еще сорок дней. Кажется, это связано с ливнем, когда тело святого было потревожено против его воли в 971 году. Здесь есть много забавных верований. Сегодня утром Энтони Бабингтон рассказал мне об этом после того, как все проснулись под звуки дождя.

Когда здесь начинается дождь, он часто бывает проливным. Небо чернеет, гремит гром, и сверкают молнии. Воды так много, что земля не может впитать ее. Она потоками льется в подвалы и превращает дороги в болота. В Шеффилд-Манор, где мы проводим лето, дробь дождя на листьях старых дубов в парке похожа на стук копий по щитам римских солдат.

Энтони пришел попрощаться со мной. Еще один человек покидает мою жизнь – человек, о котором я заботилась. Один за другим, все они уходят от меня. Энтони поступает правильно: он молодой, готов повидать мир.

– Я отправляюсь в Лондон, – сказал он. – Но как вы знаете, я вернусь, когда вступлю в права наследства, а оно весьма солидное. Но я никогда не откажусь от своих принципов, миледи, не отрекусь от вас или от истинной веры. На самом деле я буду искать себе жену-католичку. Уже пора.

Я посмотрела на него. Он стал еще более красивым, чем когда был подростком, и любая женщина сочла бы его привлекательным. Его отец давно умер, и он был гораздо более свободен в выборе, чем многие другие.

– Я буду скучать по тебе, Энтони, – ответила я. Опять эти слова прощания! – Но меня утешает мысль о том, что ты будешь верен истинной церкви. Бог знает, это становится все труднее.

– Да, но, кроме того, я смогу более деятельно участвовать в ваших планах, – сказал он. – Есть планы…

– Тише, Энтони! – перебила я. – Не связывайся с ними. Только не сейчас.

Мне хотелось добавить: «Не рискуй своей жизнью, прежде чем не распробуешь ее на вкус».

Он выглядел разочарованным. Если он думал, что я буду аплодировать его замыслам, то глубоко заблуждался. Такие занятия становятся все более опасными. После моего прибытия в Англию положение католиков значительно ухудшилось. Очевидно, Елизавета надеялась, что, когда старые священники умрут, католицизм умрет вместе с ними. Но некоторые особенно упорные изгнанники основали католическую семинарию в Дуэ для подготовки новых священников. В 1575 году они тайком приехали в Англию, и внезапно множество католиков, послушно посещавших англиканские службы, перестали это делать, а молодые люди обращаются в католичество. Эти священники ходят от дома к дому, служат мессу, принимают исповеди и проповедуют. Старые католические семьи, такие, как семья Энтони, образовали тайную сеть домов-убежищ, где можно прятать единоверцев. Они даже нанимают специально обученных каменщиков и плотников, которые сооружают хитроумные укрытия. Как любая запретная вещь, католицизм теперь стал привлекательным для молодежи, ищущей приключений. В Оксфорде особенно сильны католические настроения.