Дары ненависти - Людмила Астахова

Джона тряхнула головой, отгоняя прочь воспоминания о… наверное, лучшем годе своей жизни. Заря юности так быстротечна. Она вспыхнет коротким сполохом неистовых чувств и надежд, чтобы угаснуть без возврата и остаться лишь в памяти. А жизнь – так хрупка, так тонка эта бесконечная ниточка, и надо торопиться, чтобы успеть оставить после себя след. Ведь никому неведомо, когда настигнет болезнь, пуля или несчастный случай – кого-то в шестнадцать, а кого-то и в двести пятьдесят. И существует ли вообще конечный срок? Никто так ни разу и не дошел до края…

– Соблаговолите вашу ручку, дорогая Джойана.

Кинью Балтид улыбался так радостно, что леди Янамари усмотрела в его улыбке скрытое злорадство. Он вчера очень боялся, что еррейский баронет – Хилдебер Ронд окажется победителем в брачном соревновании.

– Так любезно с вашей стороны, дорогой Кинью. Надеюсь, я не опоздала к началу торгов?

– Вы точны, как корабельный хронометр, миледи.

Джона и вправду не любила опаздывать, куда бы то ни было.

Благородный виконт Балтид успел даже места занять. Не совсем там, где хотелось бы, но и эти сойдут.

Для вида ознакомившись со списком заявленных лотов, Джона подтвердила свою заявку, посетовав на скудоумие камердинера, из-за которого возникла необходимость личного присутствия. Обычно дамы ее уровня на подобные мероприятия присылали доверенных лиц. Устроитель – милейший господин Лестир выразил свой восторг столь удачному стечению обстоятельств.

– Вы станете украшением нашего аукциона, миледи. Такая огромная честь для меня.

Огромная честь, говоришь? Льстец! Наглый златоглазый льстец. Разве ему неизвестно, что украшению положено быть чуть больше «диллайн»? А может быть, просто он знает что-то такое и боится? Чтобы получить веские основания подозревать господина Лестира, Джоне достаточно было оглянуться по сторонам.

– Ах ты, плут! – шепотом пригрозила она камердинеру, пребольно ущипнув его за предплечье. – Да тут вся столица собралась. Неужели так сложно было присмотреться к списку?

Даже Жозеб Мендия и тот здесь. Зеленоглазый красавчик в черном рединготе самого модного кроя расположился в первых рядах, собирая дань в виде заинтересованных взглядов дам.

– Займите свои места, дамы и господа! Мы начинаем! – объявил ведущий, призывая собравшихся к тишине. – Представляем вашему вниманию лот номер один. Великолепный мебельный гарнитур, состоящий из…

Шуриа аукционы более всего напоминали мелкое мародерство на кладбище. На всеобщее обозрение выставлялась частная, почти интимная жизнь бывшего владельца. Все эти банкетки, бюро из ореха, шелковые ширмы, шкатулки, зеркала, которые принадлежали лорду Гарби годами, десятилетиями. Что-то досталось от родителей, что-то было куплено у мастера. И в этих вещах еще долго будет жить часть души Лердена, тогда как самого Гарби больше нет.

Джоне стало грустно, но она все-таки сделала нужное количество шагов по аукциону[16], чтобы заполучить те самые костяные шкатулки. Теперь они будут стоять на каминной полке, напоминанием о самом безупречном мужчине Синтафа.

В это время ведущий объявил лот номер десять – двухэтажный дом на площади Роз. Стартовая цена приближалась к разумной, но, зная истинное состояние данного строения с ужасающе засаленными дымоходами, Джона сочла пожелания аукциониста завышенными. Печника, клавшего тамошние камины, следовало казнить изощренно и мучительно – мало того что труба коротковата, ее даже за скосом крыши не видно, так еще и внутренний дымоход был извилист, словно мышиная нора.

Но торги получились бойкие, цена все поднималась и поднималась. Ничего, в общем-то, удивительного – район хороший, считается престижным. Поразило, что сильнее всех азартничал Жозеб Мендия. Он же и стал победителем.

Джона в сердцах ругнулась сквозь зубы. Теперь придется все отыгрывать обратно. Преодолеть неприязнь к этому человеку, заново завязать знакомство, а возможно, и попытаться соблазнить. Последняя идея – не самая удачная. Коварная искусительница из графини-шуриа, прямо говоря, – никакая. Не той породы и экстерьера. А замуж за владельца фабрик не хочется. Ой, как не хочется.

– Вы замерзли? – участливо поинтересовался лорд Балтид. – Вам плед принести?

– Будьте так любезны, дорогой Кинью.

Приталенный редингот цвета блеклой бирюзы сидит на тощей леди отлично, но совершенно не греет.

«Убью мерзавку!» – заочно посулила кровожадная шуриа своей модистке, поскупившейся на теплую подкладку.

«Ах, миледи, но она же вас полнит!» Гадюка!

И пока виконт проявлял к даме участие, то бишь бегал за пледом, у Джоны появилась возможность понаблюдать за предметом предстоящей охоты. Красавчик, наполовину ролфи, взгляд точь-в-точь волчий, тонкие губы постоянно сохнут, и он их облизывает быстрым движением бледного языка. Стрижка короткая, волосики к гладко бритым щекам лепил, должно быть, полчаса кряду, так старался выглядеть модным. Над верхней губой – капельки пота от волнения. И так, и эдак примеривалась – ну не нравится и все! Тут ведь нужно не только умение вовремя закрывать глаза, но и опыт соблазнения, а у Джоны он был всего один. И тот случился так давно, что уже непонятно, кто и кого искусил: она Аластара – невиданной доселе искренностью, или он ее – в приступе отчаяния и в порядке тихого бунта против устоев…

Известно же, что нет такой хитрости, на которую не пойдут юные и влюбленные по уши девицы, лишь бы приблизиться к объекту воздыхания. Но Джона в свое время переплюнула всех. До сих пор стыдно вспоминать, хотя и удивляться не стоит: сидя под замком и без остановки читая романы о любви, барышня и не такое измыслит. Вопрос в другом – почему Аластар ответил на чувства? Впрочем, его безумия хватило на неделю – прекрасную и, бесспорно, изменившую их обоих навсегда. Но к тому моменту, когда ослепленная страстью, а оттого бесстрашная Джона примчалась сообщить любимому, что одарит его сыном, а заодно и предложить сбежать вместе в одну из Свободных Республик, «где они обретут свое счастье», князь диллайн успел вспомнить, сколько ему лет и что он все-таки князь, а не сумасбродный мальчишка.

Аластар не страдал милосердием и не считал юный возраст поводом для смягчения удара, а потому сказал честно:

– Больше мы не будем встречаться. Я преступил все наши законы, ты – лишилась девичества… по-моему, достаточно безумств, как считаешь?

Джона кивнула молча. У нее онемели губы. Солнце золотило короткую щетину на узком породистом лице князя. Волосы и брови успели выгореть, и весь он был такой золотой-золотой. Как недоступный новичку призовой кубок на скачках. Вернее, недосягаемый.