Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий

Молодые, пьяные и с мечами. С длинными мечами. Откуда только взялись? Стража, очевидно, здесь никогда не появляется. Распустились.

Я допил чай, аккуратно поставил чашку на стол рядом с опустошенной деревянной лакированной миской, на которой уже лежали палочки для еды. Недоеденный дайкон блестел в свете фонарей в глиняной тарелочке рядом. Красиво. А шумят тут невыносимо.

Как я устал от неуважения за сегодняшний день…

Сел, подобрав ноги в первую позицию иайдо, опустил левую руку на ножны под бронзовую цубу Хання-Син-Кё, чтобы, если потребуется, вытолкнуть одним движением большого пальца меч из устья ножен. И произнес:

– Эй, молодые люди…

Они мгновенно развернулись, новоприбывшие. Рассыпались полукругом – привычно так перестроились на угрозу с нового направления. Вот, значит, как выглядит банда. Не встречал пока. Да и молоды они больно. У нас бы они еще к учителям ходили, на последние экзамены.

Да, ввязался я, простых слов тут не хватит…

– Держите себя в руках, –  посоветовал я им, наблюдая за каждым. Мечи еще в ножнах, но это только пока. Все готовы выхватывать и рубить. Да, понятно, почему им никто не перечит, и я бы не стал в других обстоятельствах, в одиночку-то. Поостерегся бы… Но сейчас я устал и мне было все равно. Или я б их вот-вот сам рубить начал без всякого предупреждения.

– Тебе чего? –  угрюмо спросил Нагасиро из-за своего стола. Ссора между своими мгновенно иссякла, как это и бывает, когда появляется кто-то третий. Не знаю, как остальные, а Нагасиро мою позу узнал, уверен.

– Я хотел бы попросить вас быть несколько сдержанней, –  ответил я искренне. –  У меня сегодня день не сложился.

– Да ты что, –  глумливо удивился один из новоприбывших, шагнул вперед, но Нагасиро его удержал за плечо:

– А ну стой, Дзентиро.

– Ну, стою…

Нагасиро, не меняясь в лице, осмотрел меня с ног до головы, покрутил головой:

– Где хозяйка? Сбежала? Ладно…

Степенно поднялся из-за стола, подобрав лежавший рядом меч в ножнах, обтянутых светлой змеиной кожей, сунул его за пояс, выкинул из рукава золотую монету – ничего себе жест! Та громко звякнула, подпрыгнув в пустой миске. Величественно расправив плечи, Нагасиро повернулся и, не глядя на меня, неспешно пошел к выходу.

– Так, вы. Пошли. Поговорить нам надо, дело есть. Эй, Дзентиро, не отставай! Идем.

Нырнул под занавеси и скрылся в ночи. Двое других безмолвно и послушно последовали за ним, а задержавшийся Дзентиро мгновение сверлил меня взглядом, но тоже ушел, ничего не добавив.

Вот так вот. Ничего себе… А я остался один.

Ненадолго, впрочем. За стенками зашевелился замерший было народ, тут же кто-то на полусогнутых нырнул с улицы внутрь, кто-то загремел на кухне.

Я отпустил ножны, сел свободней. Выдохнул.

Люд без особого шума рассаживался на брошенные было места.

На меня поглядывали. Шептались.

И поэтому я неожиданно почувствовал мучительный стыд.

Вот так вот. Оказывается, полно свидетелей случайной склоки, оказывается, это такое неожиданное развлечение для посторонних, живой театр, и ценителей в достатке у уличной ссоры, ну, как обычно…

Вскоре появилась хозяйка, низко поклонилась мне и унесла посуду, оставшуюся после Нагасиро, шустро прибрав его монету из миски.

Вошедший за нею следом человек был высок, худ, аккуратно пострижен и выбрит, одет в серое кимоно, разлинованное тонкими вертикальными полосками. Он не спеша курил длинную и тяжелую на вид трубку, блестевшую медью. Тяжелая – такой и голову пробить можно, если вдарить половчее. Сдержанно пуская табачный дым, он осмотрелся и произнес:

– Ну и что тут?

– Да снова нагрянули эти кабукимоно проклятые, господин Сакуратай, –  затараторила хозяйка, поклонившись. –  Спасу от них никакого. Чуть не разнесли все снова, спасибо господину самураю – заступился за нас, недостойных.

Человек с трубкой перевел взгляд на меня. Сдержанно поклонился. Я медленно кивнул в ответ. Затем он безмолвно вышел.

Хозяйка принесла мне еще чаю и денег за ужин не взяла.

Я допил чай и пошел спать.

Глава 17

Голодный при деньгах

Басня о том, что не всякая обеспеченность кормит.

Утром у себя в комнате я разложил оставшиеся у меня монеты в ряд на татами и обдумал, надолго ли мне их хватит – денег оставалось немного. Бумажные расписки нашего княжества теперь просто образец бросовой казенной каллиграфии – риса за них теперь не получить нигде. Странно остаться одному и рассчитывать только на то, что нашлось в рукавах. Мне придется как-то растянуть эти оставшиеся монеты на неопределенный срок. Пока я не найду кого-то из наших. Может быть, они знают, как быть…

Вот только найду ли…

Зависеть от денег было странно. До сего дня они не были мне особенно нужны: рис – мера всего. Но в этом городе получить свою чашку риса в день я мог только за деньги. Не осталось никого, кто был бы мне что-то должен за то, что я ему обязан службой.

Я не ударился в панику только потому, что когда-то в молодости уже побывал в таком положении, когда сбежал из отчего дома на войну – и там, к счастью, господин старший садовник взял меня на службу, прежде чем я совсем опустился. Повезло, что его носильщик сандалий умер от кровавого поноса…

В нашей усадьбе в Эдо должно было жить не меньше двухсот человек, судя по количеству ездивших туда людей. Где они все теперь? Пошли по миру? Встречу ли я кого-то из них?

Знают ли уже у нас в замке? Хороший гонец, меняя лошадей, способен достичь замка за четыре дня. Бегун – за восемь.

Что там начнется, подумать страшно…

Еще я не мог поверить, что я теперь ронин. Человек, свободный, как волна, никто и ничей. Меня отправили с прежнего места, а в новое я не попал. Как странно. Я не мог принять то, что произошло. Тут точно была какая-то ошибка, нелепица. Что это за повод вообще такой для роспуска? Наследник? Но ведь шли переговоры об усыновлении внучатого племянника, я сам слышал, ждали лишь одобрения сёгуна, так почему нас распустили? Не хватило средств на подарки?

Мне не хотелось думать, что это случилось из-за того, что я не доставил ящик с деньгами вовремя. Это была вообще не моя обязанность. Но я думал об этом. И ощущал вину. Неужели я всех подвел…

Нужно найти хоть кого-то, кто все мне расскажет. Может, все переменится еще. Может, нас простят…

Часть людей, как водится, отправилась в изгнание вслед со старым князем – не оставили же его вовсе без слуг? А прочие? Затерялись