Грабеж – дело тонкое - Вячеслав Денисов

Гениально. Савойский до адвокатства трудился в нотариальной конторе на улице Красных Партизан! Той самой, адрес которой мне назвала Светка Юшкина. Именно в этой конторе оформлялись гражданско-правовые отношения при обмене квартир, и, по всей видимости, там же Витя Юшкин получал свои роковые двести тысяч. Вторая новость была не настолько ошеломляюща, насколько мало достоверна. Миша Решетуха, что совсем неудивительно, мог бывать на старом адресе Савойского. Предполагался обмен, значит, новый жилец мог приехать для осмотра нового жилья. Но странно другое. Сутягин, кому принадлежала квартира, уверял Земцова в том, что выкинул Мишу из квартиры и произвел обмен сам. Как прикажете понимать ситуацию в этом случае? С одной стороны, оправдывается и присутствие смятой повестки в квартире. Миша пришел да за разговором выкинул ненужную бумажку на пол. С людьми свинской направленности такое в гостях иногда случается...

С этими мыслями я и покинул квартиру спортсменки. Внизу, в машине, сидел Пащенко и терпеливо дожидался моих внятных и подробных объяснений.

А что ему объяснить? Я сам ничего сейчас не понимаю. Похоже на то, что сожитель спортсменки, глотающей по утрам водку, как кефир, лжет. Даже если допустить факт того, что Миша все-таки каким-то образом побывал в квартире Савойского, то согласиться с тем, что тот мог отпустить его из дома со словами – «Ты звони, Миша, если что», – трудно. Скорее, невозможно. Миша, простите, глух. Следовательно, никуда позвонить он не может. Такие вот дела...

– Вполне возможно, что Миша был, – выслушав меня, заключил Пащенко. – Но это был не Решетуха. Высоких Миш в Тернове столько же, сколько в Мехико маленьких Хуанов. Да и чего не придумаешь ради спасения семьи, правда?

Правда. Но на Красных Партизан мы все-таки поедем, что бы ты, Пащенко, ни говорил о неработающем указателе левого поворота...

Мы уже почти подъезжали к маленькому деревянному домику, обозначенному табличкой «Памятник архитектуры XIX в.», в котором размещалась нотариальная контора, как в моем кармане запиликал телефон. Это, наверное, Саша хочет узнать, когда Моя Честь соизволит показаться дома, чтобы идти в гости к сестре. Надо сказать, что бывают моменты, когда я совершенно забываю о своих клятвах выгуливать Рольфа, ходить в гости к ее сестре и еще много о чем, выполнение чего свидетельствует о моем высоком статусе семейного человека.

– Да, Сашенька, я понял, – тороплюсь объяснить я, опережая ее возмущение и демонстрируя понимание собственной вины. – Минут через... сто двадцать буду дома. Ты не волнуйся.

– Нет, я буду волноваться! – заявляет мне в трубку... но это не Саша, а Левенец. – Я уже волнуюсь. Мне звонил Земцов, справлялся о Решетухе. Это еще хорошо, что я на арестах и в субботу на работу вышел. У него какая-то информация, которую этот старый лис, судя по всему, хочет у меня перепроверить. Через час он будет у меня. Подъедешь?

Я пообещал.

Раньше этот дом назывался домом купца Иголкина. В России начала девятнадцатого века не было нумерации домов. Дом купца такого-то, дом мещанина такого-то. Если бы купцу Иголкину стало известно, что в конце позапрошлого столетия он жил на улице Красных Партизан, он, наверное, богу душу отдал бы гораздо раньше. А так ничего, дожил мужик до восьмидесяти пяти и ничуть не страдал.

Суббота, а граждан, стремящихся удостоверить юридический факт, хоть отбавляй. Половина посетителей – крутые ребята, прибывшие зарегистрировать право ездить на новой машине, вторая половина – старушки и дедки, желающие завещать квартиры родственникам быстрее, чем правительство придумает новые меры по улучшению их жизни.

Воздух из открытой двери ударил нам в нос, овеял ароматом дорогих французских духов. Простые люди, как известно, в нотариальных конторах не работают. Если судьей стать очень трудно, то стать нотариусом практически невозможно. Те профессии, на которые раньше набирались люди по комсомольским путевкам, нынче превратились в VIP-деятельность.

Внутри дом купца Иголкина выглядел куда краше, чем внутри. Шелкографические обои, подвесные потолки, дубовые двери. Внутри всей этой красоты витал дух благополучия и было слышно гудение лазерных принтеров. Заглядевшись на убранство, я потерял несколько секунд, и Пащенко нашел нужную дверь первым. Судя по расположению двери, госпожа Савойская работала в конторе давно, и теперь, на правах старожила, занимала одну из лучших комнат. По всей видимости – опочивальню Иголкина.

– Я занята, – сообщила она, оторвавшись от сигареты и своих томных мыслей. Трудно было понять, чем она занята, с ней была лишь длинная сигарета и кружка дымящегося кофе. Быть занятой в этот момент она могла только ими.

VIP-работа для VIP-дам. Даже не знаю, что заставило Игоря Олеговича расстаться с такой дамой. Не скажу, что она неземной красоты, видели и получше – одна моя Сашка чего стоит. Однако и на дороге такие просто так не лежат. Скорее, пресытился Савойский неповторимым шармом да отправился по свету еще лучше искать.

– Вы почему так бесцеремонны? – удивилась она, наблюдая, как мы с Пащенко, войдя в кабинет, заперли изнутри дверь и занялись поиском удобного места для сидения.

– Потому что мы из прокуратуры, – объяснил Вадим, поднося к столу дамы стул с высокой спинкой. – Я – прокурор транспортной прокуратуры Пащенко. Зовут меня Вадим Андреевич. На всякий случай – мое удостоверение. Оно настоящее, хоть и только что напечатанное, просто срок прежнего уже истек. Пришлось получить новое. Если не верите документу и моему слову, позвоните в областную прокуратуру или мэру Тернова. Он подтвердит.

Казалось бы – полный бред. Куча ненужных слов, общий смысл которых заключался в простом молчаливом раскрытии служебного удостоверения перед носом экстраженщины. Сегодня с самого утра мне везет на экстравагантных дам, чей возраст перемахнул за сорок. Только бы это везение не перепутало мне, как в той песне, все карты. Но бредом это только могло показаться. Пащенко в своем словесном потоке выдал для Савойской одну очень важную информацию: мы здесь, у вас, по очень важному делу, и дело настолько серьезно, что если вы вздумаете брыкаться и показывать нам брошюру Конституции, то о вас узнают все, включая областного прокурора и мэра города. Шел размен должностей на долю от сделки.

– И что транспортной прокуратуре нужно от нотариуса? Я контрабандой перевезла через границу тонну писчей бумаги?

– С юмором у вас все в порядке, – констатировал прокурор. – Сейчас посмотрим, как обстоят дела с памятью. Чем занимался ваш муж Игорь Олегович до того момента, как вы с ним расстались и он ушел из нотариата? Заодно, если можно, расскажите и о причинах, которые заставили его отсюда уйти. Мне не нужно объяснять, что любой здравомыслящий нотариус сделает все возможное, чтобы если его и удалили из этой конторы, то только на носилках и холодным. Речи о добровольном оставлении поста не идет. Чем же прельстился Игорь Олегович?

Пока Пащенко говорил, я смотрел на Татьяну Леонидовну. Ее имя значилось на бронзовой табличке на дверях вместе с фамилией, поэтому ошибиться было невозможно. Едва услышав о предмете предстоящей беседы, женщина тотчас стала проявлять признаки раздражения и некоего нетерпения. По всей видимости, тема была близка и болезненна, и очередное прикосновение к ране не вызывало никаких чувств, кроме неприятных. Однако я ошибся. На этот раз качества неплохого психолога меня подвели. Водя глазами от люстры к принтеру, от принтера к кофе, она терпела до тех пор, пока речь не зашла о носилках и низкой температуре нотариального тела.

– Господи, достаточно. – Она поморщилась, словно открыла дверь деревенского туалета. – Не тратьте сил, я уже поняла, чего вы добиваетесь. Мы работали вместе с Игорем до тех пор, пока не поняли, что стали безразличны друг другу. Один из нас должен был отсюда уйти. Игорь, как мужчина, принял единственно верное решение и ушел. Он хороший юрист и очень скоро стал неплохим адвокатом. Прожив вместе три года, мы остались друзьями. Первое время я подбирала ему клиентов... – Она осеклась и посмотрела на нас открытым взглядом. Сначала на Пащенко, потом – на меня. – Вам, должно быть, хорошо известно, что адвокат живет хорошо только тогда, когда у него есть определенный круг собственных клиентов. Нужно было с чего-то начинать, и я предложила ему с десяток вариантов. Сюда, в контору, ходят разные люди, однако подавляющее большинство пришедших составляют группу, совершенно незнакомую с законом. Совершают сделки на перспективу, слабо разбираясь в законе. Подчас они даже не понимают того, что делают. Я давала им визитки Игоря и советовала обращаться за помощью.

– Кажется, это называется семейный подряд, да? – спросил я.

– Зря вы ерничаете. Я повторяю – мы расстались друзьями. Тем более я чувствовала некую вину перед Игорем за то, что он ушел с насиженного места. Мне не нужно объяснять вам еще и то, что нотариус неплохо зарабатывает.