Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна

– Если ты, дрянь такая, еще раз прикоснешься ко мне любой частью своего грязного тела, я сломаю тебе сначала эту руку, потом другую, а потом и обе ноги, – прогремела я ей в ухо. Запоздало вспомнив, что делать этого ни в коем случае нельзя, добавила тише: – И к моим вещам прикасаться тоже права не имеешь. Запомнила?

– Отпусти. – Она перестала дергаться и только коротко всхлипывала.

– Отпущу, как только извинишься и пообещаешь больше ко мне не лезть.

Она опять дернулась, но, хотя я была немного легче, сбросить меня ей не удалось, только еще больше вывернула страдающую руку. Девица взвыла и выдавила:

– Извини. Обещаю не трогать ни тебя, ни твои вещи.

Я отпустила, и она подскочила, как разъяренная кошка, выставив на меня руки с растопыренными пальцами.

– Ты обещала, – пришлось напомнить. – Или твое обещание стоит столько же, как и остальные слова, то есть ничего?

Она с шумом втянула в себя воздух, резко развернулась и выбежала из комнаты.

– Зря ты так с ней, – сказала тихая соседка. – Ее отец работает в министерстве магии.

– Значит, должен был озаботиться воспитанием дочери, потому что, отправь мы жалобу на нее, пострадает он. Меня зовут Катарина Кинтеро.

Я подошла к ней и протянула руку. Девушка некоторое время недоуменно на нее смотрела, потом неуверенно протянула свою.

– Ракель Наранхо. От Эрнандес все рано или поздно сбегают.

Я стукнула ладонью о ее ладонь, вовремя вспомнив, что тут не принято пожимать руки, и спросила:

– А ты?

– Сеньора Дуарте просто так не переводит в другую комнату, – вздохнула она. – Либо за деньги, либо за услуги.

– За услуги?..

– Пересказ слухов, сплетни и все такое. – Ракель поморщилась.

– Наушничество.

– Оно самое. Сеньора любит быть в курсе новостей.

Сеньора настолько любила быть в курсе, что примчалась к нам почти тут же.

– Что здесь происходит? – возмущенно загремела она.

– Ничего, – недоуменно повернулась я к ней, – мы с сеньоритой Наранхо беседуем.

– Она меня ударила! – Вылезла из-за спины комендантши моя врагиня. – Эта дрянь меня ударила.

– Врешь, – я была само спокойствие, – ударила меня ты, а я просто не дала себя бить. Это любой из магов, владеющих ментальной магией, может подтвердить.

Сеньора Дуарте повернулась к Эрнандес, та заюлила взглядом с такой же скоростью, как виляет хвостом бездомная собака, которую пообещали накормить.

– Сеньорита? Так кто из вас говорит правду? Мне пригласить мага?

– Она мне угрожала! – выпалила Эрнандес, глядя на меня с ненавистью.

– Я не угрожала, а предупреждала, что будет, если ты станешь ко мне приставать. – И посмотрела на нее так, что она испуганно сглотнула и сделала шаг назад, в безопасный сумрак коридора.

– Хм… – задумалась комендантша. – Похоже, без мага мы не разберемся.

– Не надо мага, – внезапно заныла Эрнандес, – мне могло показаться что-то не то. Возможно, все дело в том, что эта комната неправильно ориентирована по сторонам света. Думаю, сеньора Дуарте, мне нужна другая.

– Другая? – возмутилась та. – Да где же я их вам наберу? У меня нет свободных комнат.

– Сеньора Дуарте, давайте посмотрим, вдруг найдется… – заискивающе ныла Эрнандес.

Они ушли. Я прикрыла дверь и требовательно посмотрела на Ракель:

– Что это было?

– Как что? Если привлекается маг, то он пишет отчет, копия которого идет в министерство магии. Наверное, ты права и у ее отца могут быть неприятности из-за поведения дочери.

Она смотрела на меня широко раскрытыми удивленными глазами, не в силах поверить, что проблема так легко решилась. А она действительно решилась: Эрнандес вернулась молча, ни на кого не глядя, собрала вещи и в несколько приемов перенесла их куда-то в другое место.

А я на правах победительницы заняла ее кровать, поскольку она была ближе к окну. Из него действительно открывался приятный вид на оранжерею.

Глава 28

До обеда к нам так никого и не подселили. Ракель пояснила, что прием идет почти неделю, основной поток схлынул, а девушек вообще поступает меньше, чем парней.

– До начала занятий всего два дня осталось, чего ты хочешь? Все, кто знает, стремятся попасть пораньше, потому что и учебников может не хватить, и форма, бывает, заканчивается. Тогда невезучим приходится либо долго ждать, либо самим заказывать.

– Странно, мне этого не рассказывали…

– Возможно, родители не хотели, чтобы ты сюда поступала?

– Они об этом вообще не знают, – отмахнулась и перевела разговор на собеседницу: – А твои родители, они были против?

– Нет, конечно. У меня они оба маги, с чего бы им запрещать этим заниматься своим детям? Мама так вообще из семьи одного из Легиона.

– Легиона? – переспросила удивленно.

И чуть не стукнула себя по губам, увидев, как изменилось лицо Ракель. Когда я наконец усвою, что в моем положении лучше всего молчать? И за умную сойду, и не проколюсь по-глупому. Это же наверняка понятие из тех, что здесь и младенец знает.

– Ты тоже из тех, кто считает, что Сиятельных в Теофрении не надо было трогать? – убито спросила Ракель.

– Я считаю, что это дела прошлого, – ответила примирительно, сообразив, что за Легион имелся в виду. – Тогда им это казалось правильным.

– Это и было правильно! – пылко воскликнула она.

– Убить столько людей правильно?

– Это не люди, это Сиятельные.

И столько ненависти было в ее словах, что сразу подумалось: жить с ней в одной комнате непредусмотрительно, узнает о моей сути – придушит ночью подушкой. Даже Эрнандес в этот момент показалась безопаснее.

– И почему ты отказываешь Сиятельным в праве быть людьми? – сухо спросила. – Наш король даже на брак дочери согласился, лишь бы стране помочь.

– Он ошибся в причине. Причина не в отсутствии у нас Сиятельных, а в том, что они есть в соседних государствах, вот и вытягивают жизненные силы из нашей страны. Если бы соседи последовали нашему примеру, мы бы избавились от этой паучьей сети. Или ты тоже веришь, что Сиятельность – дар Двуединого?

– Не верю, – согласилась, – но не по той причине, что ты.

– А по какой?

– Это не моя тайна, – важно ответила.

Те объяснения, что я могла дать, совершенно не подходили семнадцатилетней девушке.

– Я думаю, что Сиятельные Двуединому неугодны, – заявила Ракель, – и он не хочет, чтобы в Теофрении они опять появились, иначе бы он благословил Теодоро Мурицийского и нашу Марселу.

– В Муриции считают по-другому, они думают, что Двуединому неугодны теофренийцы.

– Чушь! – бросила Ракель.

– Чушь не чушь, а проблемы у Теофрении, и мурицийцы не без основания считают, что из-за отсутствия Сиятельных. Теофренийцы в Муриции сейчас не слишком популярны, именно поэтому мне и пришлось бежать. И я теперь не знаю, выберутся ли родители… – Легенда на глазах обрастала деталями.

Я потупилась и тяжело вздохнула, входя в образ почти сироты.

– Прости…

– Тебе-то за что извиняться? – удивилась.

– Не подумала, что тебе тяжело говорить на эту тему. Но я не знала. И считаю очень несправедливым, что принца Рауля собирались лишить трона в пользу соседней страны.

В политические споры лезть хотелось еще меньше, чем в теологические, потому что о взаимоотношениях стран я знала только то, что они в принципе были, а этого очень мало для любых разговоров. Поэтому примирительно сказала:

– Не стоит обсуждать монаршие решения. Король наверняка знает больше нас, и ему видней, как сделать так, чтобы страна перестала страдать.

Ракель поджала губы, явно не соглашаясь со мной, но спорить не стала.

– Кстати, ты говорила про учебники. Проводишь в библиотеку?

– Ой, конечно, – спохватилась она. – А потом еще пообедать надо.

С «пообедать» я была полностью солидарна, потому что позавтракать я не успела, а есть надо даже Сиятельным, пусть они не совсем люди, с точки зрения Ракель.

Первым делом мы добрались до библиотеки. Ракель оказалась права: доставшийся мне комплект был дряхлый донельзя и так и норовил развалиться на листочки. Я состроила жалобное лицо и намекнула, что этим учебникам давно пора на покой, его достаточно измучили предыдущие поколения студентов, но библиотекарь оказался настолько устойчив к моим женским чарам, что я засомневалась, что под потертой мантией прячется мужчина. А может, дело было в том, что мужчину преклонного возраста бренные радости уже не интересовали.