Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич

Как известно, «выступление генерала Корнилова» окончилось полной неудачей в самом начале. Начала работать следственная комиссия. Однако, естественно, далеко не все участники «корниловского мятежа» или причастные к нему были тогда выявлены и арестованы. Вызванные 1 сентября 1917 г. в следственную комиссию Б. Геруа и Н. Соллогуб дали показания, однако благодаря, очевидно, непрофессиональному ведению следствия в их действиях ничего «преступного» обнаружить не удалось. «Мы были оправданы», — вспоминал Б. Геруа421. Оба «корниловца» возвратились на прежнее место службы в штаб 11-й армии. Примечательно, что никого из окружения Геруа и Соллогуба, тех сотрудников штаба, которых к «заговору» привлек Соллогуб, не арестовывали и на допросы не вызывали.

В связи с поставленным вопросом считаю необходимым обратить внимание на некоторых лиц, которые состояли в то время в числе подчиненных и сотрудников аппарата генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии, т. е. Н. Соллогуба. Это Афанасьев Федор Михайлович (1883—1935), полковник Генерального штаба, начальник связи штаба 11-й армии, затем старший адъютант генерал-квартирмейстера штаба армии. Любимов Владимир Виссарионович (1881 —1937), подполковник Генерального штаба, тогда помощник старшего адъютанта генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Токаревский Вячеслав Константинович (1882—1929), полковник Генерального штаба, с декабря 1916 по октябрь 1917 г. — старший адъютант отделения генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Шиловский Евгений Александрович (1888—1952), капитан Генерального штаба, в то время находившийся в отделении генерал-квартирмейстера и т. д. старшего адъютанта отделения генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Все указанные лица с 1918 г. находились в Красной Армии. В годы Гражданской войны они занимали высшие штабные должности (начальники штабов армий и фронтов). Все они, весьма вероятно, были причастны к «корниловскому заговору». Трудно предположить, что генерал-квартирмейстер штаба 11-й армии Н. Соллогуб ведет конспиративную работу, а его ближайшие сотрудники, аппарат ничего не ведают. Без ведома этих офицеров Соллогуб не мог вести никакой оперативной и конспиративной работы. Прежде всего такого рода подозрения касаются В. Токаревского и Е. Шиловского. Не исключено, что именно этих офицеров, не называя фамилий, имел в виду Б. Геруа, вспоминая о ближайших сотрудниках Н. Соллогуба, привлеченных последним к «заговору».

Сказанное выше приобретает еще большую значимость, если учесть, что Шиловский, находясь с 1918 г. на службе в РККА, уже с октября 1919 г. и до октября 1920 г. был начальником оперативного управления штаба 16-й армии, которой в этот период как раз командовал Соллогуб. Несомненно, что цо рекомендации Соллогуба, назначенного с начала октября 1920 г. начальником штаба Западного фронта, Шиловский был назначен начальником штаба 16-й армии. Таким образом, давнее, дореволюционное сотрудничество этих офицеров возобновилось и плодотворно продолжилось с 1919 г. Оба они оказались в кругу ближайших сотрудников Тухачевского. В частности, Шиловский был затем временным командующим 16-й армией, затем помощником начальника штаба Западного фронта и вместе с Соллогубом цривлечен в Военную академию РККА Тухачевским в сентябре 1921 г., когда последний был назначен ее начальником. Известно также, что начиная с 1921 г. Е. Шиловский жил в одном доме с другими преподавателями академии. Его семья была дружна с семьей И. Троицкого. Надо полагать, и Н. Каку-рина. Известно также, что Шиловский разделял военно-теоретические воззрения Тухачевского, в частности, был последователем и разработчиком оперативной концепции—теории «последо-нательных операций», выдвинутой Тухачевским. Во всяком случае, до конца 20-х гг. они придерживались единых позиций в оперативных взглядах.

Итак, в окружении М. Тухачевского в лице Н. Соллогуба и Е. Шиловского, а также В. Гатовского находились не только близкие соратники по польскому походу, но и «заговорщики-корниловцы». И не столь важно, знал ли об их «корниловском» прошлом сам Тухачевский. Важно то, что эти люди однажды решились на военно-политическую конспирацию. Они на нее были способны. Они имели соответствующие настроения на «военную диктатуру». Кто мог поручиться, что эти настроения исчезли, а не усилились?

Примечательно и совершенно в духе «корниловских настроений» было поведение Соллогуба сразу же после Петроградского вооруженного восстания и установления советской власти в Петрограде. Большевистскую революцию он, как и большинство других старших офицеров и генералов, встретил враждебно и принял участие в попытках противостоять ей на фронте. Он тогда, в октябре—ноябре 1917 г., занимал должность генерал-квартирмейстера штаба Западного фронта.

Характеризуя окружение М. Тухачевского и останавливая столь пристальное внимание на Н. Соллогубе, нельзя обойти стороной еще одну личность, несомненно, принадлежащую к близким сотрудникам и единомышленникам указанных лиц.

Баторский Михаил Александрович (1890—1938) из дворян Санкт-Петербургской губернии, выпускник Пажеского корпуса, с 1909 г. — корнет л.-г. Кирасирского Ее Величества полка. В Пажеском корпусе он учился вместе с А. Гатовским, вместе с которым и попал в указанный гвардейский полк. Их приятельские отношения сохранились, пройдя через Первую мировую и Гражданскую войны, тем более что им неоднократно приходилось быть соратниками и сослуживцами. Он оставался в полку до 1915 г. ив чине штаб-ротмистра как окончивший в 1914 г. Академию Генерального штаба продолжил службу в штабах высших соединений Русской армии1. С 1916 г. он в

РГВИА, ф. 3547, on. 1, д. 139. Послужной список М.А. Баторского. См. также «Список лиц с высшим военным образованием...... С. 22. См. также: Сувениров О. Ф. Трагедия РККА. 1937—1938. М., 1998. С. 377.

основном служил в разных должностях в штабах войск гвардии. Там он впервые встретился с Н. Соллогубом. Там, видимо, возникли у них приятельские отношения, возобновившиеся позже во время службы в Красной Армии. Они служили вместе в штабе гвардейского корпуса и Особой армии в 1917 г. Однако близкое служебное сотрудничество между ними относится к 1919—1921 гг.

Оказавшийся в Красной Армии с сентября 1918 г. М. Ба-торский с сентября 1919 г. занял должность начальника штаба 16-й армии, которой командовал Н. Соллогуб. Очевидно, их служебное сотрудничество было настолько плодотворным и боевое единомыслие и сложившиеся приятельские отношения столь сильны, что, когда М. Тухачевский взял к себе в качестве начальника фронта Н. Соллогуба (в октябре 1920 г.), то последний забрал с собой из штаба 16-й армии М. Баторского. Он занял должность помощника начальника штаба фронта. Здесь в штабе фронта успешно сотрудничали в то время и Н. Соллогуб, и М. Баторский, и П. Ермолин. С уходом Соллогуба в штаб ВСУК в декабре 1920 г. и назначением начальником штаба Западного фронта Ермолина Баторский сохранил за собой свою должность.

Баторский, как ранее отмечалось, подобно Какурину в целом разделял взгляды Тухачевского на «революционную войну». После ухода из штаба фронта Ермолина с июня 1921 г. он занял его должность начальника фронтового штаба, оставаясь в таковой и при исполнявшем обязанности командующего фронтом И.Н. Захарове. Все это свидетельствует о единстве взглядов и сотрудничестве ближайшего окружения Тухачевского во время его командования Западным фронтом. С декабря 1921 г. до августа 1924 г. Баторский был начальником Высшей кавалерийской школы (бывшего Николаевского кавалерийского училища) в Петрограде.

Для полноты характеристики М. Баторского следует обратить внимание на одно весьма примечательное обстоятельство, существенно корректирующее его военно-политический облик. В 1918 г. Баторский являлся активным участником германофильской контрреволюционной организации П. Дурново в Петрограде, объединявшей преимущественно гвардейских офицеров, ожидавших прихода кайзеровских-войск в Петроград1. Он являлся «правой рукой Дурново»422 423. Впрочем, его связь с этой организацией фактически прервалась после вступления в РККА.