Проклятая Мангазея - Константин Волошин

сплетни шли от неё. Она только и мечтала, как её сынок Бабуш станет главой рода и всего богатства. И попытка Насти подлечить старого Матвея оказалась не ко двору.

— Начнут плести разные сети, — жаловалась Настя. — А мы ничего почти не знаем из их обычаев, и обязательно попадём в ловушку. Боязно мне, тятя!

— Пустое, дочка! Сплетни завсегда будоражили людей. Так интереснее жить. А мы как раз очень подходим для этого. Тут есть какая-то тайна, а это всегда привлекает разных проходимцев и любителей почесать языки. Как там хозяин?

— Говорит, что лучше. Даже повеселел вчера. Я его полечила малость. Даже после волнения с женой быстро успокоился. У него печень и сердце плохие. Старые.

— Что ты хочешь? Ему, почитай, за семьдесят, наверное.

— Я не спрашивала. Очень доволен был, тятя. Может, так нас отблагодарил?

— Лучше бы он как-то иначе это сделал, Настя. А ты куда смотрела?

— Он предложил мне что-то да я отказалась. Вот так и получилось. Что мне теперь делать? Тятя! Ещё кто-нибудь прибьёт тут тихонько.

— Хорошо бы иметь кинжал хоть. Всё отбиться можно. Да рабу не положено. Ты бы не могла в другой раз попросить Матвея сделать такое? Да и тебе не мешает иметь оружие. Хоть какое. На всяк случай. Мало ли что.

— Попали мы, тятя. Меня даже в дрожь бросило. Боюсь я.

А слухи один страшнее другого помаленьку обрастали всё новыми небылицами. Наши бедные рабы не обращали на всё это внимания, и это сильно раздражало окружающих.

— Может, испросить помощи у Матвея? — неуверенно спросил Тимошка. — У него ещё достаточно власти для смягчения нашего положения.

— Попробую, — нехотя согласилась Настя. — Как он меня позовёт, я и попытаюсь.

Уже перед вечером слуга, что с мрачным видом, молча махнул рукой, зовя следовать за собой. Настя глянула на отца. Тот кивнул, отпуская.

— Настенька, дочка, опять хворь на меня навалилась. Можешь помочь?

— Ой! Конечно, господин! Если получится. А может и не получиться.

— Это почему же? — с неудовольствием проговорил Матвей.

— У меня настроение плохое. А это может помешать мне в лечении. Дело ведь тонкое, нежное. Но я с радостью попробую.

— А что за причина? — насторожился старик.

— Не хотела бы говорить, господин. Можете расстроиться. А так тоже плохо.

— Ладно, не говори. Потом поведаешь старику. В боку болит так противно, тяжко!

— Повернитесь малость и думайте только о хорошем, приятном.

Охая и ворча, старик повернулся. Настя положила ладошку на больное место и ощутила лёгкое покалывание в ней. Прислушалась и погладила место. Губы сами зашептали что-то, чего она сама не разбирала. Так продолжалось с четверть часа.

Отняв ладошку и сделав странные движения ею в воздухе, стряхнула её и спросила с беспокойством:

— Ну как, господин? Прошло или нет?

Старик прислушался и с повеселевшей улыбкой на морщинистом лице, ответил:

— Помогло, дочка! Почти не чувствую. Вот молодец! Спасибо тебе, милая моя!

Он даже сел и попробовал встать. Настя помогла ему. Вместе вышли за порог. Он сел на скамейку и вдруг спросил, пытливо глянув на девчонку:

— А теперь говори, что тебя беспокоит. Ты обещала, а я вижу, что ты обеспокоена. Обещаю помочь. Ну же!

Настя помялась и наконец молвила вроде бы с сожалением:

— После того, как мы с тятей переселились в новую кибитку, к нам стали относится всё хуже и хуже. Я боюсь, что мы с тятей можем пострадать. Люди так против нас настроены, господин. И ваша жена особенно, — рискнула дополнить она.

— Вот стерва! — Матвей крутанул головой. Кругом было пусто. — Ладно, девка! Я постараюсь вам помочь. Дало, конечно, трудное, но то моя обязанность. Иди и ни о чём не беспокойся. Я постараюсь всё утрясти. Особенно с супругой!

Настя поклонилась и ушла, понимая, что и так слишком сильно обнаглела. Хорошо, что кругом никого поблизости не было. Однако, любопытные глаза наверняка уже засекли её разговор с Матвеем. Или Матиром, как на местный лад его здесь звали.

По прошествии нескольких дней Тимофей улыбнулся дочке, вернувшейся к вечеру в кибитку. Та вопросительно взглянула на отца.

— Чему радуешься, тятя? Скажи и мне, и я порадуюсь. А то не вижу причин.

— Разве? А мне даже очень хорошо видно. Народ-то стал помягче к нам. Неужто не заметила? Странно. Ты чем так обеспокоена?

— Если честно, тятя, то бабой Давах. Даже Матвей назвал её стервой. То она не успокаивается. Всё чего-то выискивает для сплетен о нас.

— Да чёрт с нею! Остальные тоже не совсем дураки. Понимают, откуда ветер дует. Значит, хозяин не зря тебе обещал помощь. Сделал. Слово держит.

— Так всё одно страшно, тятя! Думаешь, она успокоится? Как бы не так. Просто тише и незаметнее будет палки в колеса нам вставлять. И это скоро скажется.

— Да ладно тебе, дочка! Ты ещё так молода, что забивать свою головку такими мыслишками просто глупо. Успокойся. К Матвею больше не звали?

— Что-то помалкивает хозяин. Может, хозяйка что сделала с ним? С неё станется!

— Неужто посмеет?! — ужаснулся Тимофей. — Ты бы навестила, как знахарка.

— Как могу я? Боязно и неудобно. Подумают, что навязываюсь. Зато ко мне уже двое просились помочь им с хворями. Да мне боязно. Смогу ли?

— А ты так и говори, что ничего не можешь обещать. Молодая и неопытная ещё.

И всё же Насте немного удавалось облегчить страдания хворых. Не всех, но и так люди заговорили о ней. А Матвей всё больше привечал девчонку и уверял, что хвори его помаленьку отпускают его. Он даже пригласил её с отцом. Сказал, славя её усердие и способности:

— Хочу ближе узнать твоего отца, Настя. Осталось мне не так много и напоследок охота побольше общаться с родными людьми. Ты православная?

Настя вопросительно расширила глаза. Матвей тоже смотрел на неё с вопросом.

— Я ведь жила в тайге. Иногда виделась с местными кочевниками. Раз в год. О религии отец мало мне говорил. А мама всё больше о старых богах и Магомете. Магомет мне вовсе не нравился, а божки туземцев были просто смешны. Так что никто меня не приобщал к вере особо строго.

— Без веры никак нельзя, дочка, — грустно ответил Матчей. — Я вот тоже грешен. Отказался от веры пращуров своих. Принял другую, что великий Будда нам принёс из Индии. Слыхала про такую страну?

Настя затрясла головой.

— Я мало думала о вере, господин. Меня больше занимала жизнь вокруг. Растения, животные разные, букашки. Я с ними разговаривала, и многое могла понимать из их звуков. Меня даже волки в лесу не трогали. И