Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Dwyer Philip

Моя интеллектуальная некрология следует трем взаимосвязанным подходам, которые критикуют, отражая тезис Пинкера: исторический метанарратив, структура и индивидуальный агент. Во-первых, аналогичный аргумент о "цивилизационном процессе" был выдвинут в отношении ранней современной Японии, где основное внимание уделяется элитарной культуре и привилегированным текстам, а не народной культуре или действиям. Во-вторых, я использую японский промышленный капитализм конца XIX - начала XX в., чтобы показать, как капитализм симптоматически проявлял насилие. Другими словами, насилие - это симптом напряженности, присущей капитализму. Несмотря на искреннее стремление к конституционному правительству в конце XIX века, только к 1920-м годам эти мечты стали реальностью для небольшого состоятельного среднего класса, да и то слишком поздно. Наконец, поскольку тезис Пинкера возлагает ответственность на свободно плавающего индивида, обладающего более или менее "самоконтролем", мы должны учитывать, по крайней мере, одно влияние на действия индивида - идеологические фантазии.

Я не имею в виду идеологию в старомодном понимании как нечто противоположное реальности, своего рода ложное сознание, скрывающее то, что "происходит на самом деле", и не имею в виду идеологию в политологическом понимании как политическое мировоззрение определенной группы или политической партии. В этом более старом употреблении "идеология" имеет негативный оттенок; по Пинкеру, идеология есть только у исторических злодеев - фашизма и коммунизма. Идеология, как он использует это понятие, видима - ее можно принять или отвергнуть; таким образом, эмпатия, интеллект и самоконтроль индивида могут превзойти идеологию. Скорее, идеология, как ее определяют Зизек и другие, - это рамки, которые определяют повседневную жизнь. Утверждение о том, что мы живем в эпоху великого мира, который должен был наступить благодаря Просвещению, повышению уровня интеллекта, росту благосостояния и изменению "взглядов", которые больше не прославляют насилие, - это, по сути, идеологическое утверждение.

Ученые на протяжении XX века использовали философию, социологию и историю, чтобы опровергнуть многие утверждения, на которых основываются предположения Пинкера. Например, хотя Пинкер и утверждает, что его подход является научным, на самом деле он является сциентистским; он повторяет облик позитивизма, утверждая, что разум и эмпирические факты "не зависят от психологического склада мыслителей, которые пытаются их постичь"; это в значительной степени миф. Огромный объем книги Пинкера равносилен наукообразной версии "если вы говорите это достаточно, это становится правдой" - настроение, прекрасно переданное в теистической похвале научного журналиста Тима Рэдфорда: "Я не знаю, прав ли он, но я думаю, что эта книга - победитель". Разум никогда не очищался от суеверий, как показал Джейсон Джозефсон-Сторм, и мы "не уходим от трайбализма [и] авторитетов".

Мнимая нейтральность "фактов" игнорирует то, как факты развертываются; они никогда не представляют сами себя. Лучше всего это выразил Фуко: "Как только исторический смысл овладевает сверхисторической перспективой, метафизика может согнуть его для своих целей и, приведя в соответствие с требованиями объективной науки, навязать свой собственный "египтизм"". Пинкер показывает, что даже он с подозрением относится к собственным телеологическим утверждениям: "Это может показаться виггистским, презентистским и исторически наивным... однако это подтверждается фактами".

Проблема телеологии ("виггистской") не в том, что она исключает изменения, обусловленные предполагаемой первопричиной, а в том, что, изменяясь во времени, текущий исторический момент был предначертан вопреки этим изменениям. Это "морализирование хронологии", как красноречиво выразился Верлин Клинкенборг, является проблемой не только для историков, но и в еще большей степени для ученых: "Сегодня наука старается не замечать даже малейших следов этого, любого предположения о том, что эволюция имеет направление, стремящееся к кульминации в нас... или в любом другом предположительном месте. . или в любой другой предположительно желаемой конечной точке". Конечная точка телеологии, буквально telos, игнорирует исторические тупики, и это основная претензия историков к тезису Пинкера - то, что игнорируется так много истории. Хуже того, оптимизм telos выставляет вещи, которые идут не так, как надо, просто трагическими отклонениями в плавном движении к миру. Славой Зизек кратко сформулировал эту проблему,

Новая поросль эволюционных оптимистов (Сэм Харрис, Стивен Пинкер) любит перечислять положительную статистику ... она (в основном) верна, но можно легко увидеть проблемы, возникающие при таком подходе. Если сравнить положение евреев в Западной Европе и евреев в течение прошлого века, то прогресс очевиден... но между ними произошел холокост.

Всплески насилия между отрезками, казалось бы, мирного времени объясняются тем, что возможность насилия является частью нормального функционирования общества.

Форма тезиса Пинкера не нова в историографии, и она имеет отголоски в области японской истории. В 1960-е годы она была известна как "теория модернизации". Многие сторонники теории модернизации видели в японской истории такое же движение к капитализму и демократии, как и на Западе, отличающееся лишь формой и содержанием, но имеющее схожие результаты. Эти модернизационные мечты были ускорены реставрацией Мэйдзи (1868 г.), Конституцией Мэйдзи (1889 г.), бюрократизацией и ростом партийной политики в 1910-1920-х годах, а затем разрушены "иррациональностью" и "регрессией" - отголосок утверждения Пинкера о "децивилизации" - в Японии военного времени 1930-1940-х годов. Во главе с гарвардским историком Эдвином Рейсхауэром, который, не случайно, был послом Джона Кеннеди в Японии, эти ученые превратили Японию из бывшего врага в геополитического союзника в борьбе с наступлением коммунизма в Азии. Акцент на "светлой стороне" японской истории, как советовал один видный японский историк, лег в основу подхода к теории модернизации в Японии.

Тезис Пинкера лишь постепенно завоевывает внимание в дисциплинах, изучающих насилие в Восточной Азии. Например, Алекс Беллами, как и Пинкер, изучает тенденции в области насилия, отмечая, что в разгар холодной войны на Восточную Азию приходилось 80% массовых злодеяний в мире. Он согласен с Пинкером в том, что в Восточной Азии досовременного периода отражаются многие тенденции, которые Пинкер определил как причины насилия и его снижения в Европе досовременного периода. Как и Пинкер, он рассматривает навязывание "идеологий" как основную причину макронасилия в современный период, а экономическое развитие - как решающий фактор снижения насилия. Однако, в отличие от Пинкера, Беллами четко определяет фокус своего исследования: массовые злодеяния - это случаи преднамеренного и прямого насилия над некомбатантами численностью не менее 1000 человек. Одна из главных ангельских сущностей Пинкера - демократия - не привела к снижению уровня насилия, утверждает Беллами, а стала источником нестабильности во всей Азии, в частности в Восточном Тиморе и на Филиппинах; таким образом, опыт современной Азии не отражает всех глобальных тенденций, описанных в Better Angels. Более того, число людей, погибших в массовых зверствах, снизилось, несмотря на рост населения. Это отличается от статистики на Западе, где абсолютное число погибших в массовых зверствах росло на протяжении первой половины ХХ века, хотя относительное число, по мнению Пинкера, уменьшилось. В Азии это снижение произошло в более позднее время, чем это наблюдается в глобальных тенденциях.

Макронасилие в современной Японии

Как и в других исследованиях мира, предшествовавшего письменной истории, общие выводы о насилии неубедительны. В документальном фильме NOVA "Парадокс насилия", снятом по диссертации Пинкера, одна из говорящих голов утверждала следующее о находках скелетов по всему миру и высоком уровне насилия: "Палеолитическая летопись - это шоу ужасов". В ходе недавнего исследования находок скелетов в древней Японии археологи обнаружили относительно низкий уровень насилия. Более того, количество случаев насилия уменьшалось по мере увеличения числа археологических находок. Авторы также отметили, что, несмотря на наличие нескольких мест с высоким уровнем насилия, это могут быть редкие случаи резни, и их не следует воспринимать как репрезентативные, что противоречит предположению, высказанному в книге "Парадокс насилия" (The Paradox of Violence).