Маленький человек из Опера де Пари - Клод Изнер

Через несколько минут вбежал Жозеф и уставился на коллегу круглыми от удивления глазами:

— Мне почудилось или это действительно Кэндзи сейчас промчался мимо, бормоча под нос проклятия?!

— Он подозревает, что мы опять ведем расследование, — вздохнул Виктор. — Кстати, пока не нагрянули клиенты, я должен поведать вам о моих сегодняшних приключениях.

Он вкратце рассказал о паломничестве с Ламбером Паже к минеральным источникам в Пасси и о нападении, которому они оба подверглись.

— Мне не дает покоя эта цепочка нелогичных поступков. Кто-то пытается убить Ламбера Паже, послав ему отравленную пряничную свинку. Затем мы с ним попадаем в ловушку, а свинка исчезает. Может, это был безобидный пряник, такой же, как тот, что чуть не съела Таша? При том Паже все же здорово досталось — ему порезали шею. Вероятно, вот этим. — Виктор достал из кармана упакованное лезвие и развернул бумагу. — Что это, по-вашему?

— Очень похоже на то, что я видел в рекламном проспекте, который мне показал племянник Анисэ Бруссара, владельца скобяной лавки. Я бы сказал, что это лезвие для бритвы «Кинг Кэмп Джиллетт», новомодного американского изобретения.

— Сегодня же надо убедиться наверняка. Отправляйтесь на улицу Вут, я подежурю в лавке.

— А если этот питекантроп, племянник Бруссара, и меня порежет?

— Вас? Ни в коем случае, вы же мастер выпутываться из опасных ситуаций, вас этому учили Эмиль Габорио и Конан Дойл!

— Но на их героев никто не нападал с лезвиями и смертоносными пряничными свинками!

— Зато вы превосходите своих наставников силой воображения. А я, как только отделаюсь от графини де Салиньяк, грозившейся нас сегодня посетить, закрою лавку и отправлюсь спать — жутко болит голова. Не телефонируйте мне сегодня — завтра увидимся.

Мельхиор Шалюмо как раз собирался прошмыгнуть мимо владений вахтеров, когда на его плечо легла чья-то рука. Человечек вздрогнул, будто его укусили, и обернулся. Вот оно что, его напугала эта русская кукла. И какого же черта? Жаль, что она всего лишь упала тогда на сцене в первом акте «Коппелии»…

— Малютка Мельхиор, можно вас на минутку? Я хотела попросить об одной услуге… — Балерина увлекла его в коридор и присела на корточки, чтобы разговаривать лицом к лицу.

«Жеманница! Плутовка!» — мысленно вознегодовал Мельхиор.

— Дело касается Амедэ Розеля. Он у меня ужасно ревнивый и вечно выдумывает невесть что. Вбил себе в голову, что я дарю своей благосклонностью множество мужчин. С Тони Аркуэ, дескать, любезничала, с Жоашеном Бланденом, земля им пухом, а теперь вот с Анисэ Бруссаром.

— А я-то здесь при чем? — буркнул Мельхиор.

— Было бы очень любезно с вашей стороны заверить Розеля в том, что я живу только искусством, мечтаю лишь танцевать — а это есть чистейшая правда, — что я сама добродетель и никогда-никогда не ступала на путь порока… В общем, вы меня понимаете.

— Ничего я не понимаю.

Ольга Вологда выпрямилась, слащавый тон ее изменился:

— Не делайте вид, что вы глупее, чем есть на самом деле. Я давно за вами наблюдаю и пришла к выводу, что истинный хранитель Опера — это вы, а не какой-нибудь остолоп Марсо. Стало быть, если вы, человек, пребывающий в курсе всех амурных делишек балерин, засвидетельствуете Розелю мое безупречное поведение, он вам поверит и будет по-прежнему отстаивать мои интересы перед дирекцией театра. В противном случае…

— Это что, ультиматум? Мне? Как вы смеете!

— В противном случае, — продолжила Ольга, не обращая внимания на возмущение человечка, — я вынуждена буду открыть руководству глаза на некоторые ваши поступки. Ваше поведение, в отличие от моего, не так уж безупречно. Посему в наших с вами общих интересах договориться.

Мельхиор смерил балерину злобным взглядом, но, поразмыслив, кивнул, не сказав ни слова. Ольга торжествующе улыбнулась, тоже кивнула — в знак благодарности, — но Мельхиор уже демонстративно отвернулся.

К своему убежищу на седьмом этаже он прискакал с проворством зайца, преследуемого сворой собак, убедился, что его там никто не подстерегает, и лишь тогда отворил дверь.

— Дорогой Адонис, молчок, рот на крючок — сейчас я пополню свою коллекцию еще одной бесценной вещицей.

Открыв ларец «Саламбо», Мельхиор положил туда пряничную свинку, на которой розовой глазурью было написано имя, полюбовался и с довольным видом захлопнул крышку. Затем еще раз оглядел результат «лечения» Адониса — сегодня он починил манекен, и тот снова мог озирать окрестности, выпрямившись во весь рост.

— Чертов книготорговец хотел тебя убить, Адонис. Проныра! Влез в мой дом! О Всемогущий, не обойди меня Своей милостью, защити от злоумышленников, норовящих изгнать меня из этой тихой гавани!

Мельхиор перекрестился и, поднявшись на цыпочки, чмокнул Адониса в щеку.

Осторожно заглянув в недра скобяной лавки из-за траурного полога, по-прежнему висевшего на входе, Жозеф помялся на пороге, но все же осмелился ступить в логово людоеда, поджидавшего его там. И с облегчением обнаружил, что торговый зал пуст. Вот и славно, лучше зайти в другой раз. Он собрался уже развернуться, но из глубины помещения его окликнули:

— Чего изволите?

За прилавком стоял вовсе не бородатый лицемер, а незнакомец лет пятидесяти, широкоплечий и приземистый. Красный нос выдавал склонность своего владельца к крепким напиткам, которую опровергал ровный, поставленный голос.

— Вы месье Анисэ Бруссар?

— Он самый, и пусть кто-нибудь попытается оспорить мое право носить это имя.

— Мои соболезнования, — поспешно сказал Жозеф, чтобы Бруссар не заподозрил его в намерении оспорить право.

— По поводу? — удивился хозяин заведения. — Я вроде жив-здоров. Правда, так понервничал нынче утром из-за мадам Марут, что чуть удар меня не хватил.

— Мадам Марут? Дама с тростью? — вспомнил Жозеф.

— Вы ее родственник?

— Нет, просто видел ее здесь, когда вы были в Гавре.

— Ох уж она нам сегодня устроила! Представьте себе: впервые за все мои годы работы у покупательницы случился сердечный приступ прямо в нашем торговом зале! Я тотчас отправил Антельма звать пожарных, чтобы отвезли ее в больницу — старуха-то уже посинела, так что спас я ее, считайте, она мне теперь жизнью обязана! Ну вот, пожарные приехали и вовремя доставили ее к врачу, а я потерял полдня, отвечая на вопросы полицейских. С мадам Марут теперь все в порядке, но мне-то каково пришлось! И что за причуда в ее-то возрасте спускаться по лестнице на шесть этажей из-за жирного кота, который, видите ли, завел привычку дрыхнуть на ее швейной машинке!.. Так, собственно, почему вы мне соболезнуете?

— Но ведь… ваша супруга…

— Ах да, бедняжка Берта, — спохватился Бруссар. — Верно, верно. Прошу прощения, я совсем закрутился, вымотался ужасно — этот съезд владельцев скобяных лавок, путешествие туда-обратно, мадам Марут вот сегодня… Голова кругом идет. Вы были знакомы с моей покойной женой?

— Не имел чести. Я знаком только с вашим племянником Антельмом. Он здесь?

— Пошел кормить Гару, кота мадам Марут. Этого зверя на ярмарках нужно показывать за деньги — он весит килограммов десять, не меньше. Так что Антельм вернется нескоро — поди накорми такого проглота.

«Нескоро, и отлично», — подумал Жозеф. За время разговора он подошел к прилавку в глубине помещения; на прилавке в скудном свете поблескивали несколько кастрюль.

— Ваш адрес дал мне один из моих клиентов, когда я обмолвился, что собираюсь обзавестись кухонной утварью. Ламбер Паже.

— Неужели? Пару дней назад он сюда заходил, но я был в отлучке. Да-да, как раз тринадцатого числа он наведался, а я тринадцатого ездил в Эрменонвиль. О, не для того чтобы полюбоваться сельскими красотами — нужно было провести испытания нового станка для бритья. Ламбера Паже принимал Антельм и совсем его заболтал, расхваливая наши товары, а Паже такие разговоры терпеть не может — его интересуют только биржевые котировки.

— Да уж, ваш племянник за словом в карман не полезет — я войти не успел, а он мне уже выложил все о достоинствах механического противня, универсальной газовой плиты, кофемолок и детских колясок, без которых я прекрасно обходился, а теперь вот задумался.

— Это он умеет. А Ламбер — славный парень. В последний раз мы с ним виделись при трагических обстоятельствах, когда утонул один наш общий знакомый. Дело на свадебном гулянье было. Потом я узнал, что жених, инспектор сцены в Опера по имени Аженор Фералес, упал в люк и разбился насмерть. Решительно, я…

— Так я, собственно, нигде не могу застать Ламбера, — перебил Жозеф. — Ничего не можете подсказать?

— Ну, кроме того, что он постоянно бывает на Больших бульварах, в «Островах удачи» или у себя дома в Пасси…

— В Пасси пусто. Что любопытно, соседка Ламбера рассказала мне, что видела порезы на его шее. Это мне сразу напомнило о новой бритве, устройство которой описал мне ваш племянник. Называется… э-э… какая-то американская модель.