Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Александр Тарасов

Неспособность создания или реновации теоретической системы тем или иным общественным течением является признаком его обреченности. «Исторические лидеры» КАС — А. Исаев и А. Шубин — пытались создать (пусть неудачно) собственную теоретическую систему («общинный социализм»). Спустя менее чем 10 лет «последний теоретик» КАС П. Рябов принципиально отказывается от создания целостной теоретической системы, вводя в основание своих построений произвол, абсолютизируя субъективизм, отказываясь дефинировать базовые термины своих построений («должное», «человеческое», «свобода» и т. п.): «Альфа и омега анархического мировоззрения — личность, субъективность, свобода, творчество, бунт против существующего и бесчеловечного во имя должного и человечного… Как можно все это доказать, уловить в общие, безличные и объективные сети науки?!…Мы можем сказать — что есть зло, отчуждение, несвобода, но никогда не можем сказать — что есть свобода и что есть личность… теоретически нельзя ни доказать, ни опровергнуть того, что человек достоин быть свободным и свободен освободиться от насильственной опеки (прежде всего — со стороны государства)… Анархия невозможна, анархизм вечен!»[502]

Если теоретическая мысль российского анархизма и дальше будет развиваться в том направлении, которое продемонстрировал П. Рябов, нетрудно предвидеть, что наиболее активные анархисты в обозримом будущем будут поглощены родственным течением леворадикалов — «новыми левыми» (даже если персонально эти анархисты будут сами себя продолжать называть «анархистами»). Собственно, это происходит местами в провинции уже сегодня.

С другой стороны, в анархистских кругах усиливается понимание необходимости создания структурированных и дисциплинированных организаций. С призывом к созданию таких структур выступил С. Фомичев.[503] С аналогичным призывом («создание революционной организации… насущное требование жизни…») выступил и П. Рябов.[504]

Однако создание такой организации не представляется возможным.[505] Между сторонниками анархии в России отсутствует необходимый для этого уровень взаимного доверия, отсутствует необходимая степень самопожертвования (в отличие, например, от народовольцев), отсутствуют организаторские таланты и привычка к дисциплине, отсутствует, наконец, единая, приемлемая для всех (хотя бы в общих чертах) жизнеспособная теория. Присущий анархистам индивидуализм (к тому же нарастающий, как видно из теоретических построений П. Рябова, в касовский период очень дисциплинированного и исполнительного члена Конфедерации) также препятствует организации. Это осознает и часть самих анархистов: «… анархисты никак не могут прийти к необходимости элементарной самоорганизации, самодисциплины и самоограничения. То есть такие слова они употребляют, но только как атрибут будущего… они тут же раскалываются на мелкие фракции и начинают между собой собачиться».[506]

П. Рябов в качестве стратегической задачи поставил (еще весной 1996 г.) перед анархистским сообществом создание «мозгового центра, координирующего теоретико-просветительно-пропагандистскую работу, не дающего догматических рецептов и не суживающего себя каким-то одним «партийным» направлением и занятого широким поиском, создающего некое идейно-культурное «поле», в котором найдется место и философии, и истории, и современности, и экологии, и феминизму, и пацифизму, и синдикализму, и анархизму, и народникам, и «зеленым»…» — и наметил следующие направления практической деятельности: «а) библиотека… б) лекторий для широких кругов населения… и кружок для особо интересующихся… в) регулярное периодическое издание и систематическая издательская деятельность… г) организация уличных акций».[507] Никакого «мозгового центра» анархистам, разумеется, создать не удалось, тем более что на предложенных П. Рябовым принципах никакой «мозговой центр» функционировать и не может. Но вот все практические направления осуществляются. 1 Мая 1997 г. состоялось открытие левацкой библиотеки «им. Виктора Сержа». Что это даст анархистам — говорить еще рано, тем более что библиотека — общелевацкая, с преобладанием, насколько можно судить, неанархистской литературы. «Лекторий» функционирует в Москве в виде «Анархошколы», но успех его деятельности сомнителен. «Кружок» давно действует в Москве («Муравинские четверги») и за несколько лет своего существования уже доказал полную свою бесперспективность. «Издательская деятельность» не помогла анархистам в решении каких-либо задач, стоящих перед движением. «Уличные акции» все более превращаются в ритуальные действия или в «акции отчаянья».

Видимо, прав лидер «Хранителей Радуги» Сергей Фомичев, утверждающий, что в сегодняшних российских условиях созданию «Движения» должна предшествовать выработка стратегии.[508] Но выработка стратегии возможна лишь на основе уже имеющейся теории. А то, что «теории нет», признает и П. Рябов.[509]

Подобно уходу анархистов с политической арены России легко прогнозируется и уход с политической арены троцкистов — течения куда менее массового и куда более слабого. Неясно, способны ли вообще существовать в России троцкистские организации без финансовой, теоретической и организационной помощи с Запада. Укорениться в рабочей среде им не удалось, найти ярких лидеров — тоже. Кроме того, идеи троцкизма могли быть привлекательны в России в советский период — как «правильный вариант» советской идеологии, противостоящей «неправильному» — сталинистскому и постстапинистскому. В связи со сменой общественного строя в России этот козырь троцкисты утратили. Рядовому противнику капитализма, приверженцу коммунистических взглядов невозможно вразумительно объяснить, чем критика Троцким капитализма «лучше» и «правильнее» аналогичной критики со стороны Маркса или Ленина.

Что касается «пролетаристов», то судьба этого направления леворадикального движения практически полностью зависит от экономической ситуации в России. Если деиндустриализация в провинции (в первую очередь в Уральском регионе) будет нарастать, ОПОР неизбежно будет терять перспективы, вырождаться в микроскопическую секту и — если не хочет исчезнуть — искать союзников среди ортодоксальных коммунистических организаций (с угрозой поглощения ими) либо среди западных троцкистских организаций (с угрозой потери своего лица и превращения в троцкистскую группу). При сохранении определенной экономической стабильности (и тем более при экономическом росте, который, однако, маловероятен) «пролетаристы» имеют шанс сохранить и даже укрепить себя как организацию. Однако недавняя переориентация на «создание партии рабочего класса» будет их толкать из мира леворадикалов в мир «нормальной», «большой» политики, то есть к социал-демократизации, лейборизму, тред-юнионизму.[510]

Перспективы такого же выхода за пределы мира леваков стоят и перед частью анархистского сообщества (особенно в Москве, что хорошо видно на примере «исторических лидеров» КАС или лидеров и активистов агентства КАС — КОР), перед частью «новых левых» (многие отделения «Студенческой защиты» на местах уже сейчас дрейфуют в сторону обычной профсоюзной деятельности, никак не окрашенной в левацкие тона) и радикальных экологистов (переход в ряды нерадикальных экологистов, а затем и в официальные государственные природоохранные структуры — как в более богатые, надежные, обладающие готовой инфраструктурой и открывающие перспективы карьерного роста и роста личного благосостояния). Можно ожидать (особенно в Москве), что часть леворадикалов (тем более достаточно умеренных — по левацким, конечно, понятиям — например, из круга журнала «Наперекор») будет вынуждена служебными и бытовыми обстоятельствами умерить свой радикализм и стать своего рода «левым крылом либерализма» (чем-то вроде «легальных анархистов», «легальных троцкистов», «легальных экологистов» — подобно «легальным марксистам» в начале века в России), то есть, строго говоря, покинуть леворадикальный лагерь.

Такое развитие событий тем более вероятно, что многие традиционные интересы современных леваков — охрана окружающей среды, борьба за равноправие женщин и сексуальных меньшинств, пропаганда вегетарианства и т. п. — лежат, строго говоря, в сфере либеральной, а не революционной традиции (как это справедливо заметил Д. Костенко),[511] и могут быть успешно решаемы (хотя бы локально) в рамках системы буржуазной демократии и рыночного хозяйства.

Неясны и перспективы «новых левых». С одной стороны, «новые левые» в сегодняшней России вроде бы неуместны. Движения «новых левых» возникли и расцвели в развитых западных странах в условиях экономического процветания, социальной стабильности, «общества потребления». Идеология «новых левых» является идеологией революционной борьбы именно в таких условиях, разработанной в основном представителями «среднего класса» для «среднего класса» — с учетом его особенностей. Россия сегодня переживает глубочайший за последние полвека экономический кризис, страдает от социальной и политической нестабильности, население страны страдает от хронического недопотребления основных продуктов питания. В СССР действительно существовал своеобразный эрзац «среднего класса» — широкий слой интеллигенции массовых профессий, служащих и управленцев нижнего и среднего звена, высококвалифицированных рабочих с высшим образованием и т. п., — но этот советский «средний класс» был именно эрзацем — ни по своему экономическому положению (в системе общества и в процессе материального производства), ни по социальным, ни по психологическим характеристикам он со «средним классом» развитых стран не совпадал. Российские «новые левые», поголовно дети представителей этого эрзаца «среднего класса», судя по всему, не осознают кардинальной разницы между западным «средним классом» и его советским заменителем. Но дело не только в этом.! Даже и существовавший в СССР эрзац «среднего класса» в результате экономических реформ последних лет стремительно исчезает, если уже не исчез как массовое явление.