Тангейзер - Юрий Никитин

На него смотрели сперва обеспокоенно и с недоумением, кто-то морщился обиженно, только ландграф сказал понимающе:

– Да-да, в Святой земле уж точно нет сырости!.. И вино там, какое ни возьми, всегда сладкое и крепкое… Хотя тамошние олени, их зовут сернами и антилопами, тоже худые и жилистые… Или вы, дорогой наш крестоносец, где-то отведали более сочного мяса?.. Ха-ха-ха…

Охотники за столом расхохотались тоже, Тангейзер смущенно заулыбался, лучше показаться лжецом и хвастуном, чем признаться, где он провел семь лет, все охотники привирают насчет добычи, а мужчины – все охотники.

Глава 3

Вольфрам долго настраивал лютню, Тангейзер видел, что старый друг волнуется. Последний раз, в день их расставания, Тангейзера уже знали как молодого миннезингера, пусть даже совсем слабого, но говорили, что он очень быстро набирается опыта, в то время как Вольфрам только слушал его с раскрытым ртом и восторженно блестевшими глазами.

– Сейчас, – приговаривал он, – сейчас вот только подтяну…

Тангейзер полуразвалился в кресле, одна рука на поясе, в другой кубок с вином, сказал подбадривающе:

– Не спеши, нигде не горит… Мы никуда не торопимся.

Вольфрам наконец вдохнул и выдохнул шумно, щеки его раскраснелись, он сказал чуточку вздрагивающим голосом:

– Песнь о любви рыцаря к принцессе в высокой башне…

– Хорошо-хорошо, – сказал Тангейзер одобрительно, хотя эти песни о рыцаре, который страдает по даме в высокой башне, а она роняет ему платочек, уже осточертели одинаковостью и повторяемостью. – Давай, только не торопись…

Вольфрам начал перебирать струны и запел чистым звонким голосом, что сохранился у него с той поры, когда они бегали подростками. Правда, чувствуется, что голос мужчины, однако настолько светлый, что команды на поле боя раздавать точно не смог бы…

Тангейзер слушал рассеянно, стараясь не показывать снисходительной усмешки, однако к середине ощутил, что слова и мелодия, в которых вроде бы нет ничего особенного, начали постепенно проникать в сердце.

Он встрепенулся, начал вслушиваться. Да, все верно, ничего особенного, если не считать предельной искренности, что чувствуется в каждой ноте, каждом звуке, отточенности интонации, и той возвышенности, по которой так часто томится и страдает душа.

Вольфрам пел с чистым просветленным лицом, словно видел перед собой светлого ангела, даже подался вперед, будто и сам готов взлететь, голос подрагивает под напором чувств, благостных и до предела возвышенных, что довольно странно, ведь поет о женщине…

Тангейзер тряхнул головой и сосредоточился, видя, как жадно внимают Вольфраму гости, уже никто не разговаривает и даже не ест, только слушают, пожирая его глазами.

Вольфрам допел и некоторое время стоял в недвижимости, подняв лицо к своду. Охотники бурно зааплодировали, кто-то закричал ему славу, остальные вскинули кубки за великого миннезингера рыцаря Вольфрама.

Тангейзер дождался, когда Вольфрам повернется к нему, поднялся, обнял и сказал в ухо шепотом:

– Ты меня поразил…

Щеки Вольфрама зарделись, как у девушки.

– Правда?

– Святая правда, – подтвердил Тангейзер. – Во-первых, я не думал, что ты станешь именитым миннезингером, а во-вторых… во-вторых, ты сумел откопать алмазы там, где уже порылись все на свете.

Вольфрам посмотрел на него с опаской.

– Ты говоришь вежливо, что я не создаю ничего нового?

– Наоборот! – воскликнул Тангейзер. – Лучшее – вовсе не обязательно новое. Лучшее – это… лучшее. Что нового можно сказать о любви, что стара как век?.. Господь придумал совокупление, а человек придумал любовь. Еще во времена Адама придумал и с тех пор только о ней и говорит. Потому сказать что-то новое, гм, это не просто трудно, это почти невозможно!

Вольфрам затаил дыхание, в глазах мольба.

– Мне… не удалось?

– Еще как удалось, – заверил Тангейзер.

– Господи… Спасибо, спасибо!

– Я бы не поверил, – добавил Тангейзер, – если бы мне такое сказали… но вот услышал тебя, теперь вижу, что да, можно.

Вольфрам, окрыленный, бросился к нему на шею, обнял с такой страстью, что Тангейзер вынужденно задержал дыхание, а то растроганный друг, очень повзрослевший за эти годы, переломает ему все кости.

– Я помню, – сказал Вольфрам пылко, – ты говорил, что надо придумывать новые темы для песен…

Тангейзер отмахнулся.

– Я был дурак, теперь признаю открыто.

Генрих Шрайбер, что ревниво прислушивался к разговору двух миннезингеров, словно сам жаждал обнять и поздравить Вольфрама, сказал с неприкрытой иронией:

– Это хвастовство, что теперь уже умный?

Тангейзер покачал головой.

– Умнее, чем был тогда. Вольфрам, никто никогда еще не писал о том, к примеру, как скот забивают и разделывают на бойне. Потоки крови, вывалившиеся кишки, нечистоты… Но это будет отвратительная песня, слушать ее не станут, а певца забросают чем-то тяжелым и больше принимать не будут. Потому новое – это не…

Вольфрам ответил со счастливым вздохом:

– Спасибо… А то я постоянно пытался найти это самое новое.

– Господи, – сказал Тангейзер пораженно, – неужели я на тебя так подействовал?

– Еще как, – признался Вольфрам. – Ты же был вообще единственным в окрестностях миннезингером, кто мог складывать песни и очаровывать ими сердца! Я на тебя смотрел, как на чудо. И старался подражать…

– …мне не показывая, – добавил Тангейзер.

– Верно, – сказал Вольфрам.

Рыцари окружили, а Шрайбер сказал с ревнивой гордостью:

– Думаю, дорогой фрайхерр, ваш друг Вольфрам догнал и обогнал вас весьма так… Пока вы искали приключения и тупили свой меч о головы сарацин, Вольфрам стал именитейшим миннезингером. Он вам не говорит, чтоб вас не расстраивать, что в последние два года он побеждал на всех поэтических турнирах?

Тангейзер изумился:

– Правда? Здесь, в замке?

Шрайбер довольно хохотнул.

– Что-что?.. А всю Тюрингию не хотите?

Тангейзер охнул и оглянулся на Вольфрама. Он зарделся, как юная девушка, даже кончики ушей побагровели, в смущении опустил взор.

– Вольфрам, – выдохнул Тангейзер жарко, – какой же ты молодец! Как много ты сумел за это время!.. И не опускай глазки, завоевывать сердца людей гораздо важнее, чем их земли.

Рыцари довольно заорали и подняли кубки за здравие Вольфрама и за его песни. Ландграф наблюдал за всеми с улыбкой, помалкивал, наконец чуточку наклонился в сторону Тангейзера.

– Вы сейчас, – поинтересовался он деловито, – направляетесь в какие земли?

– У меня где-то дальше к северу поместье, – объяснил Тангейзер. – Правда, я его еще не видел…

Ландграф вскинул брови, да и все заинтересовались, прислушались со всех сторон.

– Как это? – спросил ландграф.

– Его светлость Фридрих Воинственный, – сказал Тангейзер, – пожаловал его мне там, в Святой земле.

Ландграф спросил с интересом:

– Вот так взял и пожаловал?

– Да, ваша светлость.

– Гм, – сказал ландграф, он испытующе всматривался в спокойное лицо Тангейзера. – Обычно жалуют за что-то, как я понимаю. И все тут со мной, как вижу, согласны. Не так ли?

Рыцари зашумели:

– Еще бы!

– Просто так можно получить только трепку!

– В кости выиграл?

– За что-то же дали…

Тангейзер ответил неохотно:

– Я оказал герцогу небольшую услугу…

– Небольшую? – переспросил ландграф. – Совсем крохотную? Пустячок прямо?

Тангейзер кивнул.

– Верно.

– Какую же? – спросил ландграф, все вокруг затихли. – Признавайтесь, фрайхерр! Все тут хотят получать имения за пустячки!

Рыцари захохотали, послышались возгласы:

– Я точно хочу!

– И я не откажусь!

– Тангейзер, поделись секретом!

– Был бой, – ответил Тангейзер совсем нехотя. – Я спас герцогу жизнь. Его сбили с коня, убили оруженосца, он один сражался против целого отряда, его уже ранили… Я подоспел в последнюю минуту.

Рыцари довольно зашумели, ландграф воскликнул:

– Так это же подвиг!

Тангейзер покачал головой.

– Это нормальное поведение рыцарей, когда бросаешься помогать попавшему в беду собрату, даже когда ты один, а против тебя целый отряд.

Вольфрам сказал с гордостью:

– Тангейзер всегда побеждал в турнирах! Как с копьем, так и с мечом.

Тангейзер кивнул.

– Нам просто повезло. Сарацин было много, но воинами оказались никудышными. Мы с оруженосцем порубили половину, остальные ускакали. Рыцарь, которого я спас, снял шлем и сказал, что он – герцог Фридрих Воинственный, только что прибыл из Германии. На другой день он подарил мне поместье… теперь вот хочу посмотреть, за восемь лет не перебежало ли в Брабант или Саксонию?