Матерый и скокарь - Евгений Сухов

– Ты его достойна больше, чем кто-либо, – хмурясь, ответил Валерий Нестерович, – но кто же знал, что ты сойдешься именно с тем человеком, который нам интересен… И хочу тебе сказать, он нам интересен гораздо больше тех мужчин, что были у тебя прежде. Тебя устраивает такой ответ? А теперь ты действительно свободна и можешь идти куда хочешь. Я тебя больше не потревожу.

Разговор принял неприятный оборот, и это Валерию Нестеровичу не нравилось. Неужели она до сих пор не поняла, что он из тех людей, кто очень ревностно стоит на страже своей империи и никогда не потерпит посягательств на свои границы! Все, что находится в пределах его империи – машины, яхты, люди, – принадлежит исключительно ему, и делиться он ни с кем не собирается. Тем более женщинами. Даже если его отношения с ними остались в далеком прошлом.

Положив копье на бархатную подушку, Валерий Нестерович произнес:

– Можешь уходить.

– Спасибо, – заторопилась девушка к выходу.

– Куда ты сейчас поедешь?

– На Павелецкий вокзал. А оттуда к родителям.

– Обещаю тебя не навещать.

Проводив девушку взглядом, Валерий Нестерович некоторое время смотрел на закрытую дверь, потом поднял со стола папку и перевернул лист. С первой страницы на него смотрела Анастасия. Сорвав фотографию, он яростно скомкал ее в ладони и бросил в корзину для бумаг.

Получай!

Раздался телефонный звонок. Глянув на трубку, Валерий Нестерович невольно насторожился. Что бы это могло значить? Рабочий день закончился, в это время его обычно никто не беспокоит, оно всецело принадлежит ему. Наверняка хотят подпортить настроение.

Этого еще не хватало!

– Слушаю, – произнес он, не скрывая неудовольствия.

– Он ушел, – проговорил в трубку глухой голос.

Вот это новость! Этот домушник доставляет серьезные неприятности.

– Как это произошло?

– Все продвигалось так, как и планировалось. Его там ждали, но каким-то образом он сумел ускользнуть, хотя все выходы из дома были блокированы.

– Что с Лешим?

– Его больше нет.

Беспокойство усилилось.

– Однако… – вымолвил Валерий Нестерович. – Вы должны убрать его, и немедленно! Тебе все понятно?

– Да.

– Тогда приступай. И следующий твой звонок должен меня побеспокоить, только когда его не станет.

Отключив телефон, Валерий Нестерович раздраженно сунул его в накладной карман рубашки. Еще одна неприятность, требующая незамедлительного разрешения. Самое подходящее время хлебнуть коньяку, авось полегчает. Достав из шкафа початую бутылку коньяка и небольшую рюмку, он, любуясь переливами темно-коричневой жидкости, налил ровно на два пальца. Чуть разболтав, вдохнул в себя едко-пряный аромат, чувствуя, как запах хмельным угаром расползается по альвеолам, после чего выпил коньяк одним махом. Заткнув бутылку пробкой, он поставил ее вместе со стаканом на свободную полку. Пусть постоят, им вдвоем веселее.

Раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь. Не самое подходящее время для каких-то серьезных переговоров. Но, видно, ничего не поделать, сегодня против него ополчился весь мир.

– Прошу, – без особой почтительности произнес Валерий Нестерович.

Дверь бесшумно распахнулась, и в кабинет вошел высокий блондин лет тридцати с непроницаемым лицом, заметно расширяющимся книзу.

– Он уже подошел. Его вызвать?

Взгляд блондина скользнул по бархатной подушке, на которой лежало копье, закованное в тонкую пластину из золота. На лице блондина не вспыхнуло даже банального любопытства – по его мнению, в жизни есть куда более интересные вещи, а потому возня вокруг старинного копья его только забавляла. Но приходилось соответствовать, делать понимающее лицо и старательно притворяться, что происходящее действо крайне увлекательно.

– Хорошо, зови, – воодушевился шеф.

Через минуту в комнату вошел немолодой мужчина. Его можно было бы даже назвать старым, если бы не прямая осанка, какая нередко встречается у людей военных, закаленных смолоду строевыми упражнениями. Крупный нос делал его лицо слегка хищным, а невероятная худоба выдавала в нем человека, склонного к строгому аскетизму и не переносящего всяких излишеств. Пожалуй, истинный возраст выдавала только кожа, одрябшая и покрывшаяся пигментными пятнами, какая бывает у людей лишь в весьма преклонном возрасте. Лицо ссохлось, отчего глаза казались провалившимися в глубину черепа.

– Я по адресу? – спросил он.

Голос прозвучал невероятно молодо, разве что чуть треснув на самой высокой ноте. Такой звонкий тембр можно было бы отнести к подростковому периоду во время ломки голоса.

– Гурьян Макарович? – поинтересовался хозяин кабинета, шагнув навстречу старику.

– Все так. А вы, значит, Валерий Нестерович? – спросил старик, прищурившись.

Недоверчивый взгляд старика полоснул по лицу Валерия Нестеровича.

– Не похож? – хмыкнул хозяин кабинета.

– Отчего же, похож! Будто бы с газетных полос шагнул, – сдержанно ответил старик.

– Значит, не зря плачу фотографам, – улыбка выглядела невероятно радушной. – Взглянете?

– Ну что ж, показывайте, что у вас имеется.

– У меня к вам один вопрос… Только, прошу вас, не сочтите его бестактным.

Лицо старика не изменилось, лишь в глазах недобро полыхнула желтая искорка. Но в следующее мгновение его лицо вдруг обмякло, появилось доброжелательное выражение, и старик, раздвигая обесцветившиеся губы, проникновенно проговорил:

– За свою жизнь я выслушал столько тактичных и бестактных вопросов, что ваш меня вряд ли чем удивит.

– Вы в самом деле видели Копье Лонгина… тогда… в Нюрнберге?

– Аа-х, вот вас что интересует. Да, видел… Если я вам начну рассказывать детали…

– Мне достаточно вашего ответа, – быстро перебил Валерий Нестерович. – Детали меня не интересуют.

– Даже если бы я вам начал рассказывать, при каких обстоятельствах мне удалось увидеть Копье Лонгина, так, думаю, вы бы мне просто не поверили. Признаюсь вам откровенно, по истечении времени я сам уже в это верю с трудом. Для меня даже является большой загадкой, как вам удалось меня разыскать. Об этом знало очень мало людей, скажу так, только самые посвященные. Я думал, что они все уже покоятся в другом мире… Оказывается, не все. Но можете не сомневаться, как выглядит настоящее копье, я не забыл. Даже если бы мне пришлось прожить еще сто лет, то, поверьте, я вспомнил бы копье до малейшей щербинки. Тогда я даже не мог представить, насколько оно ценное, но когда я держал его в руках, то понимал, что держу нечто необыкновенное. После этого со мной в жизни случилась масса самых разных событий, но то чувство ни с чем не сравнимо. Ну-с, – потер он ладони, – показывайте, не терпится взглянуть.

Прежде чем считать себя обладателем Копья Лонгина, предстояло пройти тест, возможно, самый главный – показать реликвию человеку, однажды уже видевшему святыню в подвале крепости, вход в который был тщательно замурован немцами. Они до самого последнего дня не теряли надежды вывезти ее из окруженного города. Только по чистой случайности им не удалось этого сделать.

А вот дальше следует строгая закономерность, которая отмечается на протяжении последних двух тысячелетий, то есть за время существования копья: Гитлер расстается с жизнью в тот самый момент, когда Копье судьбы отыскало другого хозяина. Трудно было поверить, что этот старик, будучи тогда совсем молодым человеком, был одним из хозяев знаменитого Копья Лонгина.

Скинув полотенце, скрывающее бархатку с копьем, Валерий Нестерович бережно отцепил крючки, стягивающие копье, будто оковы, после чего бережно поднял его и с превеликой осторожностью протянул святыню старику.

Нужно было прожить долгую жизнь, полную потрясений, чтобы бесстрастно взирать на великую вещь. Едва кивнув, как бы тем самым давая понять, что он знает, как следует обращаться со столь необыкновенной ношей, старик взял в обе руки копье и принялся его внимательно рассматривать. Валерий Нестерович, затаив дыхание, пристально наблюдал за губами старика, наиболее подвижной частью лица. Вот подбородок дрогнул, собрав крохотные продольные морщинки, а правый уголок рта чуть сместился в вялой улыбке.

Что бы это могло значить?

Старик был непростой, на это следовало сделать поправку. Такие, как он, могут думать одно, а скажут прямо противоположное. И никогда не пройдут мимо собственного интереса.

Но главное его достоинство заключается в том, что он умеет молчать. Через него прошли такие невиданные тайны, которые многим высоким чинам (окажись эти секреты достоянием гласности) стоили бы не только кресла, но и жизни. Однако это их совершенно не беспокоило, поскольку они знали, под каким крепким замком находится компрометирующий секрет.

Подобное обстоятельство устраивало Валерия Нестеровича.

Некогда Гурьян Макарович возглавлял отдел искусств, являлся одним из крупнейших специалистов и мог бы рассказать немало презабавных историй о том, как возвращались ценности, доставшиеся Советскому Союзу в качестве трофеев. Мог сказать, в каких именно кабинетах находятся полотна мастеров эпохи Возрождения, разыскиваемые по всему миру.