Великие адмиралы - Д. Свитмэн

В любом случае, Франция не могла выставить более 60 или 70 линейных кораблей. Ей просто не хватало сил для ведения активных действий на двух удаленных театрах. Стратегические приоритеты правильно были отданы Атлантике, и кабинет в Версале не мог выделить более 15 или 20 % сил для отправки в Индийский океан.

Как тогда объяснить громкую известность, которую приобрела эта не слишком важная кампания как во Франции, так и в Англии? Прежде всего, не следует забывать о таком факторе, как общественное мнение. Сюффрен это понимал. В его письмах и рапортах преувеличивались успехи, что постепенно превращало его операции в настоящий эпос. Он сумел заставить и правительственные учреждения, и общественное мнение трепетать от восторга. Сразу после неудачи у Тринкомали Сюффрен написал в Версаль:

«С момента моего появления в Индии мне удалось добиться некоторых результатов. Я господствую на море. Я захватил 5 кораблей, принадлежащих королю Англии, и 3, принадлежащих Ост-Индской компании, не считая более чем 60 частных судов. Я поддерживаю нашу армию. Я обеспечиваю ее провиантом и деньгами…»

Но имелись и другие соображения. Сюффрен добился некоторых успехов в ходе ужасно дорогой и неудачной войны. Несмотря на 2 тщательно подготовленные попытки Франция и Испания не сумели сломить Англию. Они не сумели захватить Гибралтар. В Атлантике кампании д’Эстэна и де Гишена завершились вялыми нерешительными боями. Конечно, флот де Граса и экспедиционный корпус Рошамбо сыграли важнейшую роль в масштабной стратегической операции, которая привела к капитуляции армии Корнуоллиса в Йорктауне и позволила американцам добиться независимости. Однако для непостоянной публики все затмило унизительное поражение в битве у островов Всех Святых.

В Сюффрене Франция нашла командира, способного к импровизации, полного отваги, который стал в один ряд с великими адмиралами XVII века — Турвиллем, Дюкеном, Жаном Баром, Дюгэ-Труэном. Французам казалось, что они взяли верх над британским флотом. Вспоминая фразу Людовика XIV, которую он сказал Турвиллю после боя у ла Хога в 1692 году, Сюффрен знал, как принести славу флоту, королевству и королю. Его успехи смотрелись отмщением за неудачи Войны за австрийское наследство, Семилетней войны и, разумеется, за несчастный день боя у островов Всех Святых.

Такое отношение объясняет триумф, устроенный Сюффрену после возвращения. На Иль-де-Франсе его встретили как завоевателя. На мысе Доброй Надежды был организован дорогостоящий прием. В награду за спасение колонии голландцы преподнесли ему великолепную шпагу. Ее лезвие было инкрустировано золотом, а эфес украшен алмазами. Более того, присутствовавшие при этом британские офицеры не скрывали своего восхищения и просили аудиенции у адмирала на «Эросе», который тоже стал легендой.

В Тулоне прибытие Сюффрена превратилось в новый триумф, но все затмил прием через несколько недель в Париже и Версале. В течение месяца шли пиры. Людовик XVI устроил ему торжественный прием. После Куддалора Сюффрен получил звание лейтенант-генерала,[22] а теперь получил орден Святого Духа — высшую награду королевства. Специальным декретом для Сюффрена была учреждена четвертая должность вице-адмирала. Прованс ликовал. Поэты слагали стихи в его честь. Рядом с бассейном в Берре один из почитателей установил изображение его флагманского корабля длиной 30 метров, вырезанное на каменной плите, украсив его надписью:

«Большой неподвижный корабль,Который стоил мне так дорого…»

Корма этого чудовищного изваяния цела и по сей день.

Сюффрен был удовлетворен лишь частично. Он полагал, что встретил тот прием, на который мог твердо рассчитывать. Он даже высказал некоторое неудовольствие. Сюффрен хотел стать маршалом Франции, как Турвилль в 1693 году. Де Кастри поддержал его. Рапорт министра королю был буквально нашпигован лестью и похвалами.

«Его величеству известно, что общественное мнение в Европе, в Англии и в королевстве ставит этого офицера в ряды величайших флотоводцев… Именно благодаря ему, французский флот восстановил свое превосходство и завоевал уважение всей Европы».

И все-таки последовал отказ, его причина была проста. Если учитывать старшинство в чине и выслугу, следовало дать звание маршала и д’Эстэну, который этого совсем не заслужил. Министр выполнил изящный пируэт, пытаясь подсластить пилюлю: «Принципы просвещенного правления налагают обязательства, которые вынуждают оставить любому человеку нечто, чего он мог бы желать. Это подвигнет его на новые свершения».

Сюффрен кончил свою жизнь в почете и одиночестве. С ним не советовались при подготовке ордонанса от 1786 года, который определил пути реорганизации флота. Он не участвовал в поездке короля на закладку большого мола в Шербуре. Однако во время англо-французского кризиса 1787 года Сюффрен был назначен командиром Брестской эскадры.

Сюффрен умер в Париже 8 декабря 1788 года. Много лет держалась легенда, будто он был убит на дуэли. Кое-кто верил, что он стал жертвой уличной ссоры, покинув публичный дом, который этот сластолюбец привык посещать. Другие утверждали, что имела место дуэль для сведения старых счетов, и Сюффрен стал жертвой бывшего капитана «Северэ» Циллара, которого он сместил после боя у Проведиена. Но в действительности все обстояло много прозаичнее. Сюффрен просто умер от болезни, которая была сочетанием простуды, подагры и «гнилостного абсцесса». Лечили адмирала кровопусканием, что было универсальным медицинским средством в те дни. Увы…

Место Сюффрена в первой шеренге французских адмиралов нельзя оспаривать. Но кто именно занимает первое место в этой шеренге — остается вопросом. Разумеется, нельзя отрицать его исключительных талантов — энергии, настойчивости, способности импровизировать, стратегического гения. Он стоит много выше д’Эстэна или де Гишена. Сюффрен достиг уровня Турвилля, Дюкена и де Грасса. При этом он продемонстрировал более крупный стратегический талант, чем Турвилль, который не смог использовать господство на море, которое он захватил после боя у Бичи-Хед. Однако Сюффрен никогда не командовал на главном театре военных действий, что серьезно облегчало его задачу. Вдобавок, под его командованием никогда не находилось более 15 линейных кораблей.

Более важно то, что Сюффрену не хватало определенных качеств, которые могли бы поставить его в ряды самых великих моряков. Он знал, как заставить уважать себя, мог заставить подчиняться себе. Однако он никогда не мог внушить любовь к себе и сплотить своих капитанов в единую команду. Поэтому он стоит много ниже таких адмиралов, как де Рейтер, Нельсон и Хэлси. Как написал в своих «Memorial de Sainte-Helene» лас Кассас, сам бывший моряк: «Месье Сюффрен обладал гением, оригинальностью, огромным рвением, большими амбициями и железной волей… Очень тяжелый, очень странный, исключительно эгоистичный человек, с которым было трудно служить, плохой товарищ, которого никто не любил, но уважали и восхищались все».

8. Горацио Нельсон

Человек, которого нужно любить

(1758–1805)

1 августа 1798 года, незадолго до заката, при свежем бризе с норд-норд-веста, 14 британских линейных кораблей под командой контр-адмирала сэра Горацио Нельсона вошли в Абукирскую бухту, находящуюся в нескольких милях от Александрии. В ходе ожесточенного 3,5-часового боя они уничтожили французский флот вице-адмирала Франсуа-Поля Брюэса, состоявший из 13 линейных кораблей, включая 120-пушечный «Ориан», и 4 фрегатов. Спаслись только 2 французских линейных корабля и 2 фрегата. Англичане не потеряли ни одного корабля. Нильская битва завершила кампанию, в ходе которой в первый раз все составляющие нельсоновского гения проявились одновременно, что дало в результате потрясающую победу. Ее результаты имели далеко идущие последствия. Прежде всего, англичане установили прочное господство на Средиземном море. Французская армия под командованием Бонапарта оказалась закупоренной в Египте. Не имея связи с Францией и лишенная всякого подвоза по морю, она уже не могла угрожать англичанам, а о походе в Индию не стоило и мечтать. Дома весть о победе во многом помогла правительству в борьбе с волнениями в армии и на флоте, смирила республиканские помышления и даже подтолкнула некоторых радикалов сплотиться вокруг государственного флага в борьбе против Франции. К утру Нельсон стал олицетворением британского патриотизма и морской мощи.

С того дня прошло три столетия, но имя Нельсона по-прежнему остается в Англии одним из самых уважаемых. Рассказы о его отчаянной храбрости и гуманности стали частью национальной мифологии, и в них очень часто правду уже не отличить от вымысла. Об этом человеке написано больше книг, чем о любом другом флотоводце, и новые работы продолжают появляться чуть ли не каждый год. Британский национальный морской музей превратился в храм, посвященный Нельсону. Со дня его смерти 21 октября 1805 года у бою в Трафальгара поиски преемника Нельсона стали для Королевского Флота сродни поискам Священного Грааля.